— Здравствуйте, господин фон Зандов, — повторила она. — Что же вы меня не приглашаете войти?
— Простите, я в таком виде, — пробормотал Дирк.
— Ничего страшного, — сказала Лена. — Не голый, и слава богу. А хоть бы и голый. Мы взрослые люди.
Дирк вспыхнул:
— Что вы имеете в виду?
— Да ничего особенного, — сказала она, входя в прихожую.
Оглядевшись, сняла с крючка около выключателя длинную пластмассовую штучку с надписью «Не беспокоить». Открыв дверь, накинула ее на дверную ручку снаружи и прищелкнула замок.
— Вот так оно лучше будет.
Дирк почти испугался, но как-то справился с собой, показал рукой на диван, на тот самый диван, на котором Лена сидела прошлым днем, сам уселся в кресло в трех шагах от нее и спросил:
— Ну-с, чем порадуете?
— Скоро завтрак, — сообщила Лена. — Он включен в стоимость проживания.
— Спасибо, знаю, — кивнул Дирк. — Вы за этим пришли? Вы думаете, старичок совсем в маразме и забудет поесть? И поедет домой бедный и голодный?
— Мне уже, собственно, все равно, я с семи утра не отвечаю за комфорт и самочувствие клиентов, я отработала смену, — сказала Лена. — Следующий раз послезавтра. Мы так работаем — сутки через двое. По-моему, очень удобно, и деньги неплохие. Я не так уж плохо зарабатываю, господин фон Зандов… Вы знаете, ночью я прочитала вот этот буклет про ваш фильм, у нас там их полно в ящике, просто на столике не оказалось, ну не важно. Прочитала весь этот буклет, потом залезла в интернет и посмотрела про вас все, что смогла найти.
— Ну и что же вы мне скажете?
— Две вещи. Как полагается, одну хорошую и одну плохую. С чего начнем?
— Если как полагается, тогда начинайте с плохой, — предложил Дирк.
— Я прочитала про вас все, что могла прочитать, и обдумала все, что можно было обдумать. Это ужасно, господин фон Зандов. У вас ужасная жизнь. И сейчас, и всегда была. Вам скоро семьдесят пять лет, а вспомнить нечего, кроме случайного подарка судьбы, этого невероятного фильма. Вам тоскливо, вам пусто, вам бессмысленно жить. Вы бы хотели вообразить себя кем-то: актером, любовником, разочарованным мудрецом. Не получается. Да хоть несчастным одиноким стариком! Но даже это у вас не получается. Вы ничего не помните, кроме клочков и отрывков. Например, вы не помните своего отца.
— Отец погиб, когда мне было шесть лет, — сказал Дирк покраснев. — А ушел на войну, когда мне было четыре. Как я могу его помнить?
— А мать? Что мать об отце рассказывала?
— Ничего. Послушайте, Лена, почему это я отвечаю на ваши странные вопросы?
— Не хотите, не отвечайте, — пожала плечами Лена. — Но это будет еще одна гирька на ту же чашу. Тогда расскажите хотя бы о вашей матери.
— Что о ней рассказывать? Заботливая, добрая, несчастная немецкая женщина. Военная вдова с ребенком. Трудилась изо всех сил, чтобы поднять сына. Умерла, когда мне было шестнадцать.
— Как она умерла? — спросила Лена.
— Обыкновенно, — сказал Дирк. — Как все любящие матери. Благословила меня и умерла.
— Дома или в больнице?
— Какая разница? — сказал Дирк.
— Вы не помните?
— Я все прекрасно помню, я не обязан отчитываться! — закричал он. — Я вообще не понимаю, что происходит. Вы пришли, чтобы наговорить мне кучу гадостей. Зачем? За что? Что я вам плохого сделал? Да, предположим, у меня была не слишком счастливая жизнь, но я этого и не скрываю. Я сам жаловался вам, когда вы сидели вот здесь, на этом самом месте. Я даже говорил какие-то глупости: «Русская девочка, у русских такая душа, помоги мне, спаси меня от тоски и пустоты». Конечно, это был приступ сам не знаю чего. Прошу прощения. Не знаю, почему это меня так вдруг накрыло и понесло. Можете списать это на старческие мозговые явления. Глупости, глупости, все, забыли! Но в любом случае — я же не скрывал, что у меня плохая, тяжелая жизнь. Зачем же вы мне это говорите еще раз? Как это грубо, как это немилосердно. Человек искренне пожаловался вам на свои тяготы, на свою тоску — и потом его в эту же тоску, в эти же тяготы тыкать носом! Зачем? Я никак не могу понять.
Он перевел дыхание, пошел в ванную, налил в стакан воды из-под крана, выпил, откашлялся, вернулся.
Лена все так же неподвижно и прямо сидела на диване.
— Ну что ж, — сказал Дирк, — простите, что я и сейчас был не сдержан, но я действительно не понял вас и несколько был возмущен. Но все, пустяки, оставим. Вы сказали, что у вас есть для меня две новости — хорошая и плохая. Мы начали с плохой. Она, как я понял, заключается в том, что я — человек пустой, ничтожный и несчастный. Спасибо, вы очень любезны. Ну а теперь давайте хорошую.
— Давайте, — согласилась Лена. — Хорошая новость такая. Вы, когда я сидела вот здесь, — она постучала кулаком по дивану, — примерно восемнадцать часов назад, вы говорили мне: «Русская девочка, помоги мне, спаси меня». Говорили?
— Ну говорил, — сказал Дирк.
Лена посмотрела ему в глаза.
— Я принимаю ваше предложение.
— Что? — вздрогнул Дирк.
— Я принимаю ваше предложение, — сказала она. — Я согласна помочь вам. Спасти вас! Быть с вами. Не отпускать вас от себя ни на шаг, чтобы вы не наделали каких-нибудь новых глупостей. Сидеть с вами рядом, вспоминать о вашей жизни. Точнее говоря, заставлять вас, а еще точнее, слегка подталкивать вас к воспоминаниям. Чтобы вы вспомнили своего отца, пусть совсем туманно, по-детски, но все-таки. Чтобы вы заново пережили расставание с матерью, чтобы увидели хоть какой-то свет и смысл во всех ситуациях, которые вы считаете для себя оскорбительными, несчастными или пустыми. И еще я готова создать вам уют и покой. Разве плохо?
— Вы сошли с ума, — проговорил Дирк.
— Возможно, — сказала она. — Возможно, кому-то мое решение покажется безумным, но это мое решение. Вы предложили, и я согласна. Дайте руку, господин фон Зандов, и дайте мне свой адрес. Мы встретимся не сегодня. Это было бы слишком пошло, если бы я сейчас поехала вместе с вами к вам домой. Чего доброго, вы будете пытаться обнимать меня или даже попробуете залезть ко мне под блузку. Но я вас уверяю: все будет. У нас с вами все будет, но не сразу, не сейчас. Дайте мне освоиться с собственным решением. Это ведь не банку пива купить, откупорить и выпить. Это очень серьезно — взять на себя ответственность за мужчину семидесяти пяти лет. Поэтому дайте мне свой адрес и телефон. Мы сделаем так. Я поеду домой, вы позавтракаете и поедете к себе, послезавтра я приеду сюда, отработаю свои сутки, а после явлюсь к вам. А в эти два дня займусь разборкой своих вещичек. У меня там много лишнего накопилось за эти годы, почему-то было жалко выкидывать, а теперь — не жалко. Договорились?
Он протянул ей руку, почувствовал ее теплую ладонь и сильные пальцы.
— А когда вы собираетесь ехать домой? — вдруг спросил Дирк фон Зандов, отнимая руку.
— Не знаю точно, но думаю, не позже девяти часов утра. Сейчас восемь. У меня тут еще есть кое-какие дела. В половине десятого, вероятно, буду уже подъезжать к городу.
— Отлично, — сказал Дирк. — Главное, не задерживайтесь здесь слишком долго.
— Да зачем мне задерживаться?
— Ну мало ли! Захотите подольше поболтать с какой-нибудь подругой-коллегой, или кто-нибудь из приехавших господ вдруг заговорит с вами и пригласит на чашечку кофе.
— И что? — со смешком спросила Лена.
— Не соглашайтесь.
— Ого, — усмехнулась Лена. — Мужчины всегда одинаковы, что в двадцать пять лет, что в семьдесят пять. Я сказала, что принимаю ваше предложение, и вы сразу начали распоряжаться мною. Давать указания.
— Бог с вами, — огорчился Дирк. — Я совершенно не о том.
— Да? — Лена подняла брови. — О чем же?
— Пустяки, не важно, — сказал Дирк. — Я вот что еще хотел узнать. Вы сказали, что неплохо здесь зарабатываете.
— Да, это так. И очень ценю эту работу. Думаю, что дослужусь до старшего менеджера. Или даже до управляющей! Я буду стараться. Так что бросать работу я не намерена, предупреждаю.
— А вы не боитесь эту работу внезапно потерять? — загадочно спросил Дирк.
— То есть как?
— Да очень просто, — усмехнулся Дирк. — Вот представьте себе, послезавтра вы приезжаете на работу, а работы нет.
— Меня внезапно увольняют? — Лена подняла брови еще выше.
— Ну, предположим, так. Или еще проще: вы приезжаете, а никакой работы больше нет. Вообще нет. Тютю! — И он развел руками.
Лена пододвинула к себе сумочку, поставила ее на колени.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала она. — Прости, учитывая наши будущие отношения, я буду на «ты». Можешь на «ты» называть и меня.
— Брудершафт? — Дирк привстал и протянул руки для объятия.
— Здесь нет шампанского. — Лена жестом руки вернула его в кресло. — Я прекрасно поняла, что ты имеешь в виду. Но не беспокойся. Все будет хорошо.
Она открыла сумочку и вытащила пять взрывпакетов.
— Что это такое? Что это за штучки? — попытался притвориться Дирк.
— Их засекла наша служба безопасности, — объяснила Лена. — В каждом из них, ты это сам знаешь, есть долгоживущая батарейка. Она раз в пятнадцать минут, даже в спящем состоянии, подает сигнал типа «я сплю, но готова проснуться», — засмеялась она. — Мы мониторим все мобильники и наблюдаем за помещениями. Служба безопасности, — спокойно продолжала Лена, — засекла писк из шести точек. Но потом шестая точка замолчала.
— При чем тут я? — спросил Дирк.
— Ни при чем. Но я видела, как ты что-то клал в фарфоровую вазу. Я спала, но все равно видела. И я — прости меня, пожалуйста, — подумала: ну безумный старик, мало ли зачем он туда засунул руку. Может, он туда дохлую мышь спрятал или послание потомкам… не знаю уж что! Ну а когда служба безопасности засекла этот поганый писк, пришлось с монитором пройти по всему зданию и вытащить их все. То есть почти все. Я знаю, что их было шесть, у меня пять. Не бойся, я уже вынула из них взрыватели и батарейки. Вот. — Она показала целлофановый пакет, где болтались какие-то малюсенькие медные цилиндрики. — Но шестая молчит, — добавила она. — Это мне не нравится.