Оставив свою верную задрипанную «пятеру» на стоянке у вечно запертого по причине борьбы с терроризмом входа, я зашла в вокзал со стороны перрона и прикинула, насколько тамошний контингент в свидетели годится.
А контингента, как я уже успела вам сообщить, было раз, два и обчелся. Ну, кассирши, само собой, которые, сидя в своих окошках, вряд ли могли что-нибудь видеть, так же как аптекарша в своем киоске в углу. Что до пассажиров — а Лиза пропала незадолго до поезда, только не «Кондратов — Москва», а проходящего — те, разумеется, давно уже уехали. А посему самыми перспективными из потенциальных свидетелей мне показались продавщица газет и буфетчица. Был еще, правда, и милиционер, скучающий у камер хранения, но его я из общего списка вычеркнула сразу и недрогнувшей рукой. Чтобы самой в свидетельницы не загреметь, а то хватит мне уже и Мишки Косоротова.
Потом, сравнив внешние данные буфетчицы и продавщицы газет, неторопливо направилась к первой. Кстати, выбор в ее пользу я сделала, потому что она была упитанной и, хотя и крашенной, но блондинкой, и смотрела на мир жизнерадостными сильно подведенными глазами, а продавщица газет — худой, почти что мумифицированной брюнеткой и вообще головы не поднимала.
И все равно, чтобы не вызывать лишних подозрений, пришлось на определенные жертвы пойти. А конкретно купить в буфете самое дешевое, что там было: твердый, как точильный камень, пирожок с капустой. За целых шесть рублей.
С этого-то все и началось. Потому что, хоть я этот пирожок и в порядке конспирации приобретала, вынести такого откровенного свинства все — равно не смогла и, забраковав качество продукта, сделала попытку всучить его жизнерадостной буфетчице обратно.
Однако та принимать его отказалась. Причем, в самой что ни на есть категорической форме:
Еще чего! Сначала облапала, а теперь возвращает!
— Но он же черствый! — резонно возразила я на это.
— А брать не надо было, никто не заставлял, — не задержалась с ответом труженица прилавка.
— Так вы же меня не предупредили! — я уже вовсю права качала.
— А вы меня, между прочим, и не спрашивали! — пригвоздила меня убийственной логикой крашеная буфетчица, похоже, готовая за свой черствый пирожок до последнего биться.
— Ах, та-ак!.. — со всей дури треснула я пирожком по прилавку, от чего выставленные на нем сверху бутылки с пивом нестройно зазвенели. — Тогда жалобную книгу давайте!
— Щас! Разбежалась! — эта крыса буфетная широко расставила ноги и засучила рукава.
Само собой, у меня возникло острое и почти непреодолимое желание этим самым пирожком в ей-ную ряшку запустить, но я вспомнила, зачем пришла, и буквально в последний момент удержалась. Поэтому разошлись мы с ней вполне интеллигентно. Со словами: «на, подавись!» я швырнула засохший пирожок на прилавок и гордо удалилась, с досадой осознавая, что никакого разговора с этой мымрой у меня уже не получится.
Впрочем, с продавщицей газет у меня тоже ничего не вышло. Как я и предполагала заранее. И это несмотря на то, что я у нее вчерашнюю «Кондрашку» купила. Она, даже не посмотрев на меня, молча сунула мне ее руки и отсчитала сдачу самыми мелкими монетами. Вне всякого сомнения после инцидента с пирожком, я в ее глазах была распоследней скандалисткой, а потому на доверительную беседу не стоило даже и рассчитывать.
Пришлось обратить свой взор на аптекаршу. Может, она все же чего-нибудь и заметила из-за своих пузырьков и облаток. Ладно, так уж и быть разорюсь на аспирин, подумала я и уже сделала было шаг в сторону аптечного киоска, когда у буфета интересная сценка разыгралась.
Сначала откуда-то со стороны туалета появился босой тип в одних трениках. А чуть ли не одновременно с ним с противоположного конца вокзала шикарно одетый, с точки зрения кондра-товской барахолки, толстяк подтянулся. Их встреча состоялась в районе буфета, из которого оскорбленная продавщица засохших пирожков все еще метала в меня разъяренные взгляды. И только завидев толстого пижона, подобрала свой бюст с прилавка и завиляла задом, как дворняга хвостом.
Что касается толстого пижона, то он, притормозив у прилавка, задал буфетчице несколько вопросов. А эта всучившая мне окаменевший пирожок зараза подобострастно перед ним отчиталась. И хотя о чем они говорили, я, к сожалению, не расслышала, нетрудно было догадаться, что он не ассортиментом интересовался. Скорее уж выручкой.
Ну а уже после этого толстяк на босого типа в трениках внимание обратил.
— А, Полсосиски! — заржал он на весь вокзал. Ну-ка, топай сюда!
И босяк безропотно ему подчинился. Подошел на полусогнутых и застыл в ожидании очередных приказаний. И они незамедлительно последовали.
— А ну показывай, что там у тебя! — гаркнул на него шикарный толстяк.
Не говоря ни слова, босяк вывернул карманы треников, из которых на вокзальный пол вывалились мужские часы и… И маленький серебряный кошелек, точно такой же, какой я в видела у Лизы, когда она, доказывая, что не крала денег, вывалила из сумки свои сиротские манатки.
— А ну давай сюда! — скомандовал толстяк.
Послушный босяк поднял с полу свое барахлишко и, согнувшись в три погибели, вручил толстяку. На глазах у дежурившего у камер милиционера, между прочим, присутствие которого никого из участников этой душераздирающей сцены ни ка-.пельки его не смущало!
Ну а толстяк с брезгливым видом осмотрел вещички босяка. При этом часы забрал себе, а в кошелек только заглянул и тут же вернул его типу по кличке Полсосиски. А тот снова засунул его в карман треников, но с места не двинулся. Видимо, в ожидании новых повелений. И дождался на свою голову!
— Гавкай! — распорядился толстяк.
И что бы вы думали, муштрованный Полсосиски со всего размаху на четвереньки брякнулся и удивительно правдоподобно собаку изобразил. А как профессионально залаял! Убедительнее нашего щенка. Да уж, видели б его окрестные бездомные псы, наверняка бы, в массовое помешательство впали!
— Ладно, свободен, — наконец дал ему вольную толстяк, вдоволь насладившись диковинным зрелищем.
А Полсосиски, еще разочек тявкнув на прощанье, как был на четвереньках, так и побежал прочь. Причем с такой скоростью, что я его только у выхода на перрон и нагнала.
— Стой! — перегородила я ему дорогу. — И сейчас же гони кошелек!
А он вдруг ка-ак оскалится и ка-ак зарычит! Ни дать ни взять, собака Баскервилей!
Я от неожиданности отпрянула, а Пол сосиски, воспользовавшись моим замешательством, с собачьей трусцы перешел на лошадиный галоп и молниеносно ускакал вдаль.
Последнее, что я успела увидеть, так это какой фонтан брызг он поднял, на четвереньках форсируя лужи на асфальте.
ГЛАВА 17
— Но почему, почему ты его не задержала и не узнала, откуда у него Лизин кошелек? — долго убивалась Марго, выслушав мой сбивчивый рассказ про Полсосиски.
— Да, а ты бы хотела, чтобы этот четвероногий друг меня искусал? — оправдывалась я. — II чтобы мне потом сорок уколов от бешенства вкатили?
— Ну, ладно-ладно, — сдала назад Марго, — главное, мы теперь доподлинно знаем, что Лиза на вокзале все-таки была. Иначе, как бы этот бродяга Полколбаски у нее кошелек свистнул!
— Не Полколбаски, а Полсосиски, — механически поправила я ее, все еще под сильным впечатлением от случившегося на вокзале находясь. — Нет, но видела бы ты, как он на четвереньках!.. По лужам, по лужам!..
— Значит, знает собака, чье мясо съела. — сделала убийственный вывод Марго.
— Что, думаешь, он и загрызть может? — покрылась я испариной.
— Да я в переносном смысле, — успокоила меня Марго и нервно забарабанила пальцами по подлокотникам «вольтеровского» кресла. — Выходит, Денис нас не обманул. Он действительно отвез Лизу на вокзал, откуда она сбежала. По крайней мере, по словам все того же Дениса. Что было потом, тайна, покрытая мраком. М-да… А до Дениса, к сожалению, не доберешься. Руки у нас для этого коротки. Как, впрочем, и у Косоротова.
— Тем более, как говорит твой Магомет, Денис еще ночью в Москву отбыл, — добавила я со вздохом. — А Москва от Кондратова далеко. К тому же у меня подписка о невыезде…
— Ну, насчет того, что он уехал, это еще бабушка надвое сказала, — качнула своим навороченным «вавило-ном» Марго. — Хотя им-то, конечно, выгодно дело в таком свете представить. Как будто Дениса в ночь, когда утонула Лиза, в Кондратове уже не было: А в действительности они его только утром куда-нибудь отправили. В такое место, где его никто не найдет. К примеру, за границу. А еще вполне может статься, что он до сих пор в Кондратове, спокойно в доме у папаши отсиживается, но вряд ли нам удастся это выяснить.
— Это уж точно, потому что меня теперь к этому вражьему логову и на пушечный выстрел не подпустят, — целиком и полностью разделила я точку зрения Марго. А потом осторожно заглянула в детскую, где в своих кроватях мирно сопели носами Ян и Туська. А между ними, на раскладушке, Стас, который на вкрадчивый скрип двери ответил судорожным почесыванием левой пятки. Ну, в жизни не видела ничего умилительнее!
Если бы еще не Марго, которая немедленно вернула меня к суровой реальности:
— Рассуждаем дальше… Итак, Денис. Что он за птица? Ну, на маньяка вроде бы не тянет, но с тараканами, как я успела заметить.
— Да еще с какими! — подхватила я, взгромоздившись на диван с ногами. — Взять хотя бы его поведение на вокзале, когда мы там Лизу искали. Сначала был вполне нормальный, реагировал адекватно и вдруг — бац — ни с того ни с сего дал тягу. Даже не попрощавшись! Я уже молчу про сто баксов, которые он зажилил! Тоже еще та сволочь, навроде Ореста! За копейку удавится!
— Да, действительно, странно он себя повел, — задумчиво протянула Марго, — а ведь сам просил, чтобы ты с ним поехала. Слушай, а ты ему ничего такого не говорила?
— Вот, интересно, а че б я ему сказала! — фыркнула я. — Сама подумай, какие у нас с ним темы для разговора могут быть? Кроме Лизы? Так что мы с ним все время только про нее, а больше ни про кого. Ну, еще про ее подружку по несчастью!…