— Какую подружку? — затребовала с меня подробностей Марго, как будто не она мне про пастушку с ландышами рассказывала. Память девичья, что ли?
Пришлось ей напомнить:
— Да все о том же. Ты что, про Лизину тезку из русской классики забыла? Ну, ту, что в пруду утопла!
И ничего, казалось бы, принципиально нового с восемнадцатого века я ей не сообщила, а Марго чуть удар не хватил.
— Как? — зашлась она в истерике. — Ты и про это ему рассказала? Но зачем, зачем?
— Да просто так! К слову! — нет. и правда, чего я такого сделала?
— К слову? — запричитала Марго. — Да ты же ему, можно сказать, орудие преступления вручила!
— Да ничего я ему не вручала! Чего ты выдумываешь? — я судорожно соображала, к чему клонит эта Марго, у которой, по моим прикидкам, тараканов не меньше, чем у Дениса. — Да у меня тогда, если на то пошло, и сумки-то с собой не было!
Хорошо еще, быстро выяснилось, что Марго опять же в переносном смысле насчет этого орудия выразилась. А в прямом, знаете, что, подразумевала? Сядьте, а то упадете. Дескать, рассказом о литературной утопленнице я подала Денису идею, как ему с нашей настоящей Лизой расправиться!
Только я, хоть убейте, никакой вины за собой не чувствовала, о чем так прямо в лицо Марго и заявила:
— Ни фига! Я за всякую там литературу отвечать не собираюсь. А то мало ли кто чего напишет! А потом какой-нибудь козел пример из классики возьмет, а Люба отдувайся!.. Да если на то пошло, то я тебе еще больше скажу. Насчет ведра, через которое Макс себе шею свернул и за которое Косоротов с меня подписку о невыезде взял! Это что ж получается, опять Люба крайняя? А промышленность, преступно штампующая эти убийственные ведра, где? Как всегда, в стороне?!
В общем, так разошлась, что Марго еще долго остановить меня не могла. Хотя и на откровенную лесть в этих целях пошла. Даже стала нахваливать мой какой-то там особый дар смотреть на вещи под пара… парадоксальным углом. Ну я-то, конечно, поняла, что это не более, чем уловки, но мало-помалу остыла. Затаив при этом обиду на душе.
Так и заснула, можно сказать, вся в невидимых миру слезах. А во сне увидела Лизу. В бронзе. На высоком гранитном постаменте посреди нашей центральной площади, передом к гостинице «Кондратов», а задом к барахолке. Мне даже голову запрокинуть пришлось, чтоб в лицо ей заглянуть. А оно у нее было грустное-прегрустное.
— Ну, и чего пригорюнилась? — подмигнула я ей дружески. — Ты же теперь не кто-нибудь, а гордая княжна!
— Ну и чего хорошего? — буркнула в ответ Лиза. — Когда эти голуби уже хуже хазар достали!
Тут я смотрю, и, правда, пернатые Лизу с ног до головы обсидели. А некоторые, самые нахальные, так еще и обгадить норовят.
— Кыш! Кыш! Кыш, хазарское отродье! — замахала я на них руками… И проснулась.
Открыла глаза — вокруг темнотища, а из кухни — зловещий скрежет доносится. Точь-в-точь такой же, какой был, когда мы с Марго решили, что Лиза на люстре повесилась, а она всего лишь кастрюли чистила. Так неужели ж, подумала я холодея, она опять к нам явилась, чтобы начатое продолжить? Только теперь уже в виде бесплотного духа, естественно.
— Марго!.. — позвала я шепотом. — Марго, ты слышишь?
И когда Марго мне не отозвалась, меня обуял такой ужас, что я даже вроде бы какие-то ледяные пальчики на своей шее почувствовала.
— А-ай!.. — взвизгнула я нырнула с головой под одеяло.
Но эти жуткие звуки пробивались даже через ватин! Поэтому я не выдержала и, подумав «будь, что будет», вылезла из-под одеяла и, трепеща как былинка на ветру двинулась в направлении их таинственного источника.
До сих пор не помню, как я пересекла гостиную и миновала прихожую. Единственное, что врезалось в память, это мертвенно-голубая лунная дорожка в кухне на полу и нарастающий мерный скрежет откуда-то со стороны мойки. А еще та безрассудная отвага, с которой я щелкнула выключателем и, зажмурившись от яркого света, выкрикнула:
— Сгинь, нечистая сила!
И уже для крестного знамения руку занесла, когда из-за холодильника показалась Марго в кухонном фартуке, надетом поверх длинной, до пят ночной рубахи, и с кастрюлей руках.
— …Т-ты? — застучала я зубами. — Что ты тут делаешь?
— Да вот, — пожала плечами Марго, — решила последнюю кастрюлю почистить. Ту, что Лиза не успела.
— А что, до утра подождать нельзя было? — гневно воззрилась я на эту верную продолжательницу Лизиного дела, по милости которой я чуть не поседела.
— Видишь ли, мне все равно не спалось, — ответствовала Марго извиняющимся тоном. — А кроме того, я в связи с этим одно удивительное открытие сделала. Представляешь, чистка кастрюль, оказывается, очень мыслительной деятельности способствует.
— Чего-чего? — прищурилась я, лихорадочно соображая, давно ли Марго с дубу рухнула. Этой ночью или еще накануне. Потому что, сколько я ее помню, ее мыслительной деятельности ничего, окромя дремотного возлежания в «вольтеровском» кресле, не способствовало.
— А что? Почему бы и нет? — Марго даже не улыбнулась. — У каждого сыщика свои приемы. Шерлок Холмс, например, на скрипке играл.
— А ты на кастрюле. За неимением скрипки, — прокомментировала я ситуацию. А потом, мысленно взвесив все «за» и «против», нашла, что, может, оно и к лучшему, что на кастрюле. А то еще, не дай Боже, пришлось бы на скрипку разоряться. Или, того хуже, на какую-нибудь там виолончель!
А Марго все не унималась, продолжала меня поражать.
— И знаешь, до чего я с помощью этой кастрюли додумалась? — объявила. — До очень и очень важного обстоятельства. Вот скажи мне, Люба, с чего Косоротов взял, что из Беглянки Лизу выловили, если при ней не нашли никаких документов, а по лицу ее узнать нельзя?
— Ну, как… — я замялась, — так по фигуре и по одежде…
— Правильно, правильно, — Марго осторожно, как хрустальную вазу, водрузила вычищенную ею кастрюлю на полку. — Только это ты ее по фигуре и одежде опознала, когда он специально для этого доставил тебя в морг. Но ведь к тому времени сам Косоротов уже знал, что это Лиза. Вопрос: откуда?
— А действительно… — протянула я и на свой табурет между столом и холодильником опустилась.
Вот то-то и оно! — многозначительно подняла вверх указательный палец Марго.
— И… И что теперь? — пролепетала я, до глубины души потрясенная ее прозорливостью.
— А то, что ты завтра же пойдешь к Косорото-ву! — Марго уперлась руками в столешницу. — Расскажешь о том, что произошло на вокзале. Ну, о кошельке… Об этом человеке-собаке… А заодно потихоньку у него выведаешь, с чего он все-таки взял, что утопленница — Лиза.
— Ага, ага, — я даже возражений не нашла, как ни старалась.
А Марго еще тихо пробормотала, как бы сама с собой разговаривая:
— Конечно, у Косоротова, если его сильно припрет, будет большой соблазн упечь этого Полсосиски. Но, с другой стороны, лучшего повода его разговорить у нас может и не быть.
Стоит ли уточнять, что назавтра ровно в девять я уже топталась в местном околотке под дверью кабинета Мишки Косоротова, нервно поглядывая на часы. А Мишка, как обычно, задерживался. Явление для меня это было не новое, но никогда прежде я еще не ждала его с таким нетерпением. Ну где, где его черти носят? Да уж, конечно, не опасного рецидивиста выслеживает!
Потому-то, завидев Мишкиного помощника Ермакова, с которым он, по-моему, ни днем ни ночью не расстается, я бросилась на него с распростертыми объятиями. Только ничем он меня не порадовал. А даже наоборот огорчил, сообщив, что Мишка на больничном.
— Как на больничном? — ахнула я, заподозрив, что без бандитской пули здесь не обошлось. — Он же вчера меня в морг возил?
— Так то вчера, — уныло прогнусавил Ермаков, — а сегодня скоропостижно с радикулитом слег. А вы-то чего хотели? Он что, вас по повестке вызывал?
Нет-нет, — замотала я головой. — Я это… По собственной инициативе. У… У меня очень важные сведения.
— Очень? — уточнил Ермаков с тяжким вздохом. — А то у нас подотдела болеет…
— Очень-очень, — заверила я его, хотя и сильно сомневалась, что от него можно будет чего-нибудь добиться. И не потому что он такой уж кремень, а потому что олух олухом. Даже на Мишкином фоне. Только и умеет, что картошку чистить. По крайней мере, когда он у нас в засаде сидел, Марго на него за это нахвалиться не могла.[9]
— Ну, тогда заходите, — Ермаков ключом открыл косоротовский кабинет, в котором мы и расположились в отсутствие его неустрашимого хозяина, главного кондратовского «знатока».
— Ну, и какие у вас сведения? — проканючил Ермаков, усаживаясь на Мишкин стул.
Я, естественно, такие-то и такие-то. Как меня Марго учила. И про Полсосиски, и про кошелек. А Ермаков сидит такой скучный-прескучный. Чувствуется, мой рассказ его не увлекает. Даже ничего уточнять не стал, только и спросил, когда я уже замолчала:
— Это все?
— Все, — подтвердила я, не скрывая своего разочарования.
— Тогда спасибо вам за информацию, — поблагодарил он меня и задумчиво на дверь посмотрел.
— Значит, я могу идти? — осведомилась я.
— Можете, — тупо подтвердил Ермаков.
Ну, и что мне было делать? Встала я со стула и к двери потопала. И уже за ручку взялась, а потом порывисто вернулась обратно к столу, чем вызвала явное неудовольствие Ермакова.
— Вы что-нибудь забыли? — нахохлился он.
— Да кое-что узнать, — ломанулась я напролом: — Когда вы прошлой ночью эту утопленницу из Беглянки выловили, почему сразу на Лизу подумали? У нее ж ведь документов с собой не было.
— Ах, это, — Ермакова мой вопрос не только врасплох не застал, но даже не насторожил, — телефонный звонок был. В дежурную часть. Звонивший назвал ее имя. Сам, правда, не представился.
ГЛАВА 18
— Ничего себе! — присвистнула Марго. — Это что ж получается, Лизиным делом в данный момент никто не занимается? Кроме нас, конечно.