Когда она въезжала на окраину городка, бросила взгляд в зеркало заднего обзора и, понятно, увидела то, что и ожидала. Метрах в пятидесяти катили желтые «Жигули» Малашенко, но кто сидел за рулем, Даша не разглядела. Да, от своих телохранителей можно теперь отделаться, только нырнув в могилу. Видать, этот крест придется нести всю жизнь.
Она остановила машину у ворот больницы, с тоской подумала, что сейчас придется погружаться в удушающую атмосферу непроветриваемой палаты, но оказалось, что сегодня повезло.
Она увидела Максима возле беседки под молодыми березами. Он сидел в инвалидной коляске, неловко задрав ногу в гипсе, сидел в компании, которая если еще не выпивала, то явно была готова к этому. Во всяком случае, закуска уже была на газетке — лук, соленые огурцы и нарезанная дешевая колбаса.
— Максим! — окликнула Даша.
Он оглянулся, круто и ловко развернул коляску и подкатил к ней:
— Это действительно ты, Дарья?
— Привет. Книги тебе привезла.
— А я считал, что больше тебя не увижу.
— Почему это?
— Так ведь ты свой формальный долг уже выполнила! Пострадавшего навестила, бутылкой его одарила, на кой ляд с ним еще возиться?
— Ты получаешь удовольствие, когда говоришь гадости? — обидчиво спросила Даша.
— Нет, извини. Это я от неожиданности ерничаю. Но действительно, не ожидал тебя снова увидеть, хотя и ждал каждый день.
— От скуки, надо понимать?
Улыбка соскользнула с его лица, проговорил, словно сам еще не знал точного ответа и сейчас пытался определить его:
— Да как тебе сказать, здесь в общем-то не так уж и скучно. И компания бодрая, и каждому есть что рассказать. — Он широко улыбнулся. — Правильно будет так: я и сам не знаю, почему тебя ждал. Ждал — и все тут.
Даша протянула ему книги и сумку с продуктами:
— Держи. Развивайся интеллектуально и принимай витамины.
Книги он осмотрел и от удовольствия почмокал губами, потом заглянул в сумку и спросил изумленно:
— А бутылец?
— Ты думаешь, я каждый день тебя буду спаивать?!
— Так ты же не каждый день приходишь!
Даша оглянулась. Греф стоял и курил возле желтых «Жигулей», шагах в сорока от ворот. Даша быстро дошла до него, спросила раздраженно:
— У тебя в машине бутылка есть?
— Машина всегда укомплектована.
— Дай мне, дома верну.
— Инвалидов спаиваешь? — хмыкнул Греф, но полез в машину и выбрался с бутылкой, завернутой в газету.
С этим сомнительным подарком Даша вернулась к Максиму и сказала недовольно:
— Но это в последний раз, обижайся не обижайся.
— Так ты еще придешь?
— Возможно.
— Ну тогда и я тебе сделаю подарок.
Он повернулся к беседке и крикнул:
— Мишка, принеси гитару!
Мишка, парень с рукой в гипсе, принес гитару и с интересом посмотрел в лицо Даше. Максим взялся за гитару, пробежал несколько аккордов, лукаво подмигнул Даше и неожиданно запел на простенький мотив:
Ох, не мне, не мне поутру в весне
По тропинке к тебе бежать.
Ох, не мне, не мне по ранней заре
С тобой рядом в траве лежать.
И встречать не мне, обнимать не мне,
Провожать не мне. Ни по чьей вине.
Закончил свой сольный номер и спросил ревниво: — Ну как тебе мой уникальный тенор?
— Не Басков. Но слушать можно.
— Ты тоже любишь говорить гадости людям.
— Иногда это расслабляет.
— А я что говорю? — Он посмотрел из-под руки Даши на Грефа и спросил: — А этот верный рыцарь у желтых «Жигулей» не тебя ждет?
— Это моя охрана.
— Вот даже как?
— Так, — ответила Даша и подала ему свою визитку. — Я не знаю, Максим, когда смогу еще к тебе подъехать. Сейчас у меня такой период, что приходится работать, не глядя на часы. Ты звони мне по обоим телефонам. Если есть возможность.
— Есть. Мне главный врач свой мобильник доверяет. Мы с ним в институте на одной скамейке в аудитории сидели. — Он скользнул взглядом по визитке и присвистнул. — Ишь, ты! Президент! А что такое холдинг?
— Да так. Шарашкина контора.
— Лапшу небось на уши вешаешь?
— Не без этого. Ну выздоравливай.
— Сама не кашляй! — И уже в спину ей прокричал: — Так я обязательно тебе позвоню!
И когда Даша села к рулю машины, то вдруг почувствовала, что будет ждать этого звонка. Мало того, прокатившись с километр, она вдруг обнаружила, что непроизвольно напевает песенку Максима. Глупую, как все подобные сентиментальные творения доморощенных поэтов, но по этой же причине искреннюю и, так сказать, душевную.
Греф на «Жигулях» катил за ней следом, и Даша вознамерилась было помучить его — вылететь на кольцевую дорогу и разогнаться до ста пятидесяти. Что же он будет делать, если из своей колымаги, как ни старайся, больше ста тридцати не выжмет? И она уже нажала на педаль, но вспомнила, что к понедельнику нужно ознакомиться с горой документов, чтобы не оконфузиться перед брокерами, которые вознамерились сделать визит к ней в полном составе своей фирмы «К вашим услугам, господа». Чаще они укорачивали свое название — «Услуги брокера».
Ворота на территорию особняка так и оставались открытыми. Но никакой опасности этот факт не представлял. Возле ворот лежал Джем, и Даша весьма сомневалась, чтоб какой-нибудь злоумышленник рискнул перешагнуть через эту зверюгу. Джем с неторопливым достоинством отодвинулся в сторону, и Даша подогнала машину к гаражу, въезжать в который не рискнула.
— А у нас гостья! — с повышенной радостью сообщил Малашенко, сменяя Дашу у руля.
— Кто? — Она подавила раздражение: поработать сегодня явно не удастся, коль скоро объявились незваные гости.
— Очаровательная дама, игривая, как бабочка.
— Кто, я тебя спрашиваю?! — выкрикнула Даша, и Малашенко даже испугался.
— Муза Кораблева. Из рекламы.
— Понятно.
Понятно для Даши было одно: если Муза Кораблева, то она до вечера, если не до полуночи. Но выпроводить эту действительно очаровательную женщину было бы пределом грубости и хамства. И пока Даша шла к особняку, ей на ум вдруг пришла мысль, что за девять месяцев жизни в Москве у нее не появилось ни одной подруги! Не с кем было поделиться сокровенным, посплетничать, отвести душу. Она жила в окружении мужчин — Дорохов, Шемякин и Греф с Малашенко. Этим «булыжникам» душу не изольешь.
Сияющая Муза уже летела с крыльца ей навстречу. Ослепительно белая футболка туго обтягивала ее небольшую, крепкую грудь, короткая черная юбка едва прикрывала колени. Она с размаха кинулась Даше на шею и завизжала от восторга:
— Ну как же я рада тебя видеть! Хоть кто-то в нашей конторе ходит с человеческим лицом!
— Ты уж скажешь, — смутилась Даша.
— Точно тебе говорю. Ну вот хоть у меня, разве человеческое лицо?
— А какое?
— Лицо прощелыги и проныры! Я, знаешь, Дарья, в любую дырку влезу, через любые заборы переберусь, если надо для дела. Профессиональная деформация. Я имела честь окончить факультет журналистики в МГУ.
— Оставь, ты очень красивая и без печати порока на лице, — с улыбкой заверила Даша.
— Сойдемся на том, что я симпатичная. Этого достаточно. — Она слегка сменила тон. — Ты думаешь, я к тебе только отдыхать и водку кушать приехала?
— Без этого не обойдемся.
— Правильно. У тебя в охране красивые парубки. Но сначала о делах. Меня обижают, Даша.
— Кто?
— Обижают твои мерзкие подчиненные.
— Кто конкретно?
— Подлец Артемьев.
Даша улыбнулась:
— Так уж и подлец?
— А я докажу свои обвинения!
— Подожди минутку. — Даша оглянулась и позвала: — Андрей, я тебя очень прошу. В доме очень жарко. Блесни сегодня своим кулинарным искусством. Организуй, пожалуйста, стол на воздухе! Что-нибудь оригинальное получится?
— Оскорбляете, президент, будет такое оригинальное, что в рот не возьмете. — При этом он глядел на Музу. Ну а та строила глазки, что было делом механическим, как уже отмечалось.
Они поднялись на крыльцо, и Даша пригласила:
— Пойдем в библиотеку, Муза. Это у нас самая прохладная комната.
Они прошли в библиотеку, Даша заметила, как изменилось лицо, а более того — настроение Музы. Улыбки уже не было, скулы окаменели, а глаза прищурились, будто она прицеливалась в невидимого врага.
— Красиво, — сдержанно оценила интерьер библиотеки и села на жесткий диван. — Владимир меня сюда не приглашал. Ну, Даша, я с места в карьер, чтоб не терять времени, начну тебе жаловаться.
— Подожди, тебе чаю, кофе, пепси?
— Ничего. Слушай меня внимательно.
— Конечно.
— Так вот. Вчера приполз ко мне Артемьев. Долго вешал мне лапшу на уши, но меня же на кривой не обойдешь. В конечном счете я выдавила из него под большим секретом информацию. Он собирается выбросить на рынок новый препарат.
— Для похудения?
— Правильно.
— «Афро»?
— Еще точней.
— Но решения о производстве «Афро» еще нет.
— Продам подлеца Артемьева! Сейчас же продам на корню! — жестко заявила Муза. — Так вот. Он без всяких намеков заявил, что эту «Афро» он выбросит на рынок в любых случаях. Не через ваш холдинг, так через другую фирму. Вплоть до того, что перекинет «Афро» за границу.
— Это и я от него слышала.
— Тем лучше. И по моим ощущениям, Артемьев возлагает на препарат большие надежды. Настолько большие, что собирается всю рекламу взять на себя.
— Вот как?
— Вот именно! Но рекламу продукции холдинга «Гиппократ» уже семь лет выполняет моя фирма, Даша! Это же просто неприлично! Он отнимает у меня работу, и теперь по милости Артемьева мы останемся без выгодного и хорошего дела. По миру пойдем.
— Не увлекайся, не пойдешь.
— Да как же не пойду, если он своими силами уже сделал рекламный клип! А я ему нужна только затем, чтобы протолкнуть этот бездарный клип на телевидение! По учредительному уставу холдинга он имеет право выкидывать такой фортель?
— Нет. Пожалуй, нет. И холдинг такой работы не оплачивал, однако твое дело плохо.