— Чего? — насторожилась Даша.
— По непонятным для меня причинам она заведомо плохо к вам относится, Дарья Дмитриевна. И даже подчеркивает эту неприязнь.
— Но почему?! Она же меня совсем не знает!
— Не пойму. Не нравитесь, и все тут. Но предполагаю, что плохую рекомендацию вам давала, может быть и непроизвольно, ее мать, Ирина Муратова.
— Ирина?
— Да. Она же всех не любила. И ревновала Владимира к вам. А потому по-женски, не стесняясь, скорее все-то, при любом удобном случае поливала вас грязью. При Кате.
— Вы думаете?
— Да. Однажды при мне Владимир Дмитриевич отправлял вам деньги. Так Ирина учинила такой скандал, что я попросту был вынужден уйти.
— А Катя при этом присутствовала?
Совершенно точно.
— Ирина меня не любила. В этом вся причина.
— Наверное, так. Ну что еще? Катя активно занимается спортом. По утрам вместе с Дорис катаются в парке на велосипедах. Играют с мальчиками в футбол. Врач колледжа взял ее медицинскую карточку и заверил, что здоровье ее в идеальном состоянии. Зимой вывихнула ногу, но это пустяки. В церковь не ходит, но там это никого не волнует. Получила постоянный пропуск, нечто вроде членского билета, в Национальную библиотеку. По-английски говорит свободно, по-русски — с акцентом. Одевается как все студентки. Своевольна. Порой капризна. Но самое главное и положительное — она всерьез связывает свое будущее только с нашим холдингом.
— Отлично, Николай Александрович, большего мне и не надо. Во что обошелся вам сбор информации?
— Я уже предъявил счет Чмонину и получил по нему причитающиеся деньги.
Даша помолчала.
— Главбух восстановил черную кассу?
— Попробовал бы не восстановить. Ситуация же изменилась, Дарья Дмитриевна. Безвластие кончилось, временщики ушли в тень, на свои положенные места. У холдинга есть хозяйка, и теперь они подожмут хвост и будут работать с остервенением и честно, как негры на плантации.
— Негры работали из-под кнута.
— А вы полагаете, что не держите в руке кнут? Вы его держите по определению. Даже если и не подозреваете об этом.
В обеденный перерыв все те же официанты принесли свои сумки с судками и сервировкой, накрыли стол на три персоны, поскольку за минувшие дни усвоили, что Даша одна обедать не будет. И ушли не без неизбежного вопроса: «Немного вина, Дарья Дмитриевна?»
— Вечером принесите этого кьянти, если не трудно. Две бутылки, я домой возьму.
— Нет проблем.
Закрыли офис, отключили телефоны, что вошло уже в привычку, и уселись втроем к столу.
— Дарья Дмитриевна, — сказала Света, — часа два назад был какой-то странный телефонный звонок.
— Чем странный?
— Мне показалось, что он международный. Какая-то женщина говорила с очень сильным акцентом и с трудом подбирала русские, слова. Ну словно у нее эти слова были на бумажке написаны, а она их читала.
— И что сказала?
— Она спросила, кто теперь руководит холдингов. Я ответила, что вы. А потом спросила, оформлено ли опекунство над Катей, вашей племянницей. Я ответила, что оформляется. И она тут же вышла из связи.
— Все правильно, ну и что тут такого? — спросила Даша.
— Да так, мне показалось это странным.
— Ничего странного. Кто-то из наших деловых партнеров за рубежом пытается определиться в новой ситуации. Вот и все.
— Да, наверное, — Неуверенно ответила секретарша.
Около семи часов вечера Даша собралась покинуть офис и уже отключила компьютер, когда просигналил сотовый телефон. Она выругалась про себя и включила аппарат. Почти сразу зазвучал насмешливый голос:
— Даша, а я уже прочитал первый том «Войны и мира»!
Она почувствовала, что сердце у нее оборвалось в груди и застучало в затылке.
— Прочел? Поздравляю.
— А мне обещали на той неделе гипс снять!
— Так рано?
— Да у меня же всего лишь трещина пустяковая! Твой водитель меня очень аккуратно на асфальт уложил. Так что через полторы недели буду прыгать, как козлик! Куда попрыгаем, Даша?
Подобного рода бесцеремонность обычно раздражала Дашу, но на этого балагура невозможно было обижаться, и она ответила:
В дальние дали попрыгаем.
— Под сень дубрав?
— Можно и под сень дубрав.
— Когда ты ко мне заскочишь?
— В субботу, может быть. — Она осознала, что ответила автоматически, не думая.
— Так я буду ждать!
— Жди. У моря погоды.
Связь оборвалась, а Малашенко уже стоял в дверях и спрашивал:
— Едем, Дарья Дмитриевна?
— Едем. За руль мне можно?
— Нет. Сейчас час пик. Сплошные пробки и заторы на улицах. А что будет за кольцевой, посмотрим.
Он оказался прав. До кольцевой дороги они трижды попадал в глухие пробки длиной до километра. Когда едва ползли в последнем заторе, Малашенко нерешительно проговорил:
— Не знаю, уж как вам доложить про некоторые дела, но доложить обязан по долгу службы.
— В чем проблема?
— Дня три или два назад мне неожиданно позвонила из Лондона ваша племянница, Катя.
— Вот как? — удивилась Даша. — А ты с ней знаком?
— Я же вам говорил, я ей деньги отвозил в Лондон. Иногда с Сергеевым ездили, а несколько раз я один.
— Правильно. Я забыла. Ну так и что?
— Разговор у нас нелепый получился. Словно допрос с ее стороны. Она меня пытала, что вы собой представляете, какая вы в жизни и как мне с вами работается.
Даша засмеялась:
— Андрей, я не вижу в этом ничего криминального. Мы плохо знаем друг друга, и каждая через третьих лиц пытается понять, с кем в будущем придется жить и работать. Я ведь тоже расспрашиваю о ней всех, кто ее знает.
— Мне показалось, что она была напугана.
— И это понятно. Напугал ее Сергеев. Так он кого хочешь напугает. Что тебя так взволновало? Тебе нравится Катя?
— Да о чем вы говорите? Она же вовсе девчонка, а я уже стареть начал.
— Стареть? А сколько тебе?
— Двадцать третий пошел.
— Ого! До старости тебе еще пахать да пахать. Затор рассосался, через десять минут они прокатились над кольцевой дорогой, и Даша пересела к рулю. Без затруднений и даже с удовольствием довела машину до своей территории, и кто-то услужливо включил мотор, открывший ворота. Даша подкатила машину к крыльцу, подхватила кейс и тут же прошла в бассейн.
Вода оказалась прохладной, освежила Дашу, она вылезла из бассейна, закуталась в теплый халат и опустилась в шезлонг. В своем кейсе она нашла три письма просителей, которые ей передал Шемякин.
Все трое просили денег. Все трое были уверены, что такие деньги у нее есть. Один обращался к ней: «Господин президент!» А двое уже знали о переменах: «Уважаемая Дарья Дмитриевна» и «Дорогая Дарья Дмитриевна!».
Тот, кто величал Дашу «президентом», не просил помощи, а требовал ее. Но он и прокололся по неосторожности. Рассматривая письмо и шрифт пишущей машинки, Даша обнаружила, что это копия, отбитая под копирку. Буквы были нечеткие, так что даже не второй лист в закладке, а третий, уже несколько тусклый и размытый по печати.
Остальные письма были написаны от руки. Мужчина — герой Чернобыля — бедствовал. Просил денег на лекарства. Но готов был получить лекарства и напрямую. Этот внушал к себе доверие, нужно спасать жизнь, а пропивать выпрошенные деньги он не собирался. Третье письмо от матери, у которой тяжело заболел сын, было уж больно жалостливым. Сыну требовалась операция за границей, а для операции требовалось шесть тысяч долларов. Письмо слезливое, но очень грамотно и логически правильно построенное. Какая-то очевидная фальшь в нем была, и Даша решила, что просьба требует проверки, благо адресат жил в Москве.
Бесшумно вошла Тамара, спросила предупредительно:
— Дарья Дмитриевна, вы сегодня здесь хотите вечером поработать?
— Может быть, а что?
— Тогда я вам сюда ужин принесу.
— Зачем уж так? Я дойду до кухни.
— Нет. Я ведь понимаю, что у вас каждая минута на счету. И мой Валентин так же говорит. Мы ваше время ценить должны.
— Да ладно, Тамара! Ну хочешь, я с вами на три года договор подпишу, печатями у нотариуса заверим, что я гарантирую тебе три или пять лет работы и проживания здесь. Хочешь?
Тамара ответила без раздумий:
— Нет, Даша» Такой договор и нас оскорбит, и тебя. Получится, что мы друг другу не верим. А ты уже и мальчики твои нам просто как родные стали. Не надо никаких договоров. Так я принесу тебе перекусить?
— Уж если тебе не терпится, неси.
— Не терпится, несу.
Пропел свою мелодию сотовый телефон. И Шемякин сказал удивленно:
— Дарья Дмитриевна, что это наш немец Штраус вытворяет?! Я его вариант соглашения сейчас прочел и изучил. Он нас что, фашист недобитый, за круглых дураков принимает?
— Не точно. Нас он за дураков не принимает. Он принимает за круглую дуру только меня. С его точки зрения, он имеет на это право.
— Проверяет на вшивость?
— На профессионализм точнее.
— Накажем его за наглость?
— Непременно. Придумайте как.
— За мной не заржавеет. Спокойной ночи.
— Подождите! — остановила Даша. — Я прочла три письма, которые вы мне передали.
— Очень хорошо. Выносите свой вердикт, Дарья Дмитриевна.
— Одно письмо, совершенно очевидно, от профессионального попрошайки и вымогателя. Он рассылает свои просьбы скопом, всем и пачками. Гонит текст на пишущей машинке под копирку и отправляет его во все места, где, по его разумению, пахнет деньгами.
— Угадали, — хохотнул Шемякин. — Я такого же мнения.
— Так зачем дали мне это письмо? — удивилась Даша.
— Честно скажу, хотел проверить, заметите вы это или нет?
— Вы что же, Алексей Иванович, экзамен мне устраиваете?!
— Извините, Дарья Дмитриевна, у нас с вашим братом такие мелкие подколки были в системе. И он мне чепуху для проверки бдительности подсовывал, и я ему.
— Забудьте про эту систему, — сердито сказала Даша — Письмо несчастной матери с больным ребенком требует проверки. Ну а герою Чернобыля поможем сразу и безоговорочно. Он ведь даже не денег просит, а медикаментов. Но вы приложите к лекарств