у хозяина (грузина московского происхождения) ничего не вымогали.
Днем ресторан посещала самая разнокалиберная, порой простецкая публика, но всех обслуживали по первому разряду. Подавали в «Русском охотнике» исключительно импортную дичь, включая куропаток, индюшек, мясо диких кабанов (из Литвы) и цыплят. Только лосятина и изредка медвежатина была своей. Интерьер заведения представлял собой эклектическую смесь из альпийского шале и охотничьего домика (большого размера) где-нибудь в тайге. В одном углу стояло чучело медведя, на стенах висели рога оленей и две головы кабанов.
Предупредительный мэтр удобно усадил дам за стол под ослепительной белой скатертью, а Греф отскочил к стойке бара, но так, что издалека видел и своих подопечных, и вход в ресторан.
Официант, в красивой обычной униформе, но в охотничье шляпе с перышком на голове, подал меню.
Но Даша сказала:
— На ваше усмотрение, что повкуснее. У нас нет опыта в охотничьей еде.
— А касательно выпить опыт есть? — деликатно улыбнулся тот.
— Катя? — спросила Даша.
— Наверное, здесь подается водка «Охотничья»?
— Конечно, имеется, — заверил официант.
— Ну рискнем, — сказала Даша.
— Подаем, извините, в бутылке, так положено. Не допьете, я заверну в салфетку, и возьмете с собой.
— Прекрасно.
Официант исчез, успев открыть бутылку минеральной воды, которая уже стояла на столе. Даша сосредоточилась и начала не торопясь, боясь какого-нибудь не-' осторожного слова.
— Екатерина, уясни твердо. Все свои силы я намерена направить на то, чтобы максимально точно и до конца выполнить посмертную волю твоего отца, моего брата… Не буду скрывать от тебя, что работаю я сейчас в холдинге из-под палки. Если палкой можно назвать завещание Владимира.
— Я догадывалась об этом. Точнее, Дорохов намекнул.
— Очень хорошо. Но если можешь, выскажи свою точку зрения на эту проблему.
Катя ответила сразу:
— У меня основное воспитание — английское. И я считаю: отцовская воля — непреложный закон. Папа меня готовил к работе в холдинге. И тебя назначил опекуном. Я не намерена подводить его. Когда он вернется, мы с тобой сдадим ему холдинг в полном порядке.
— Вернется? — не скрыла удивления Даша.
— Наверняка. Почти наверняка.
— Катя… Это интуитивная, отчаянная надежда? Я не хочу, конечно, лишать тебя этой надежды. Но все же нельзя строить ее на пустом месте. Самообман в конечном счете ни к чему хорошему не приводит.
— Согласна, — помолчав, ответила Катя. — Ты никому не скажешь, даже Юрию Васильевичу, о том, что я тебе расскажу?
— Конечно, не скажу, если это твоя тайна.
Не тайна, строго говоря. Но это — мое. Теперь будет наше.
Она примолкла, официант принес водку, холодные закуски, мастерски и быстро украсил ими стол, сказал, что горячее будет через двадцать минут, и исчез.
— Вот в чем дело, тетя. В конце зимы, а потом в мае, ко мне на сотовый телефон прошли два странных звонка. Какая-то женщина, судя по голосу молодая, с сильным немецким акцентом спросила, как я живу. Она себя не называла, а я отвечала автоматически. Она задала всего три-четыре вопроса. Откуда я разговариваю? Как здоровье? Есть ли у меня деньги? Как учеба?
Когда я опомнилась и спросила, с кем разговариваю, она оборвала связь.
— Подожди, Екатерина, — прервала ее Даша и напрягла память. — Пожалуй, у меня, точнее, у моей секретарши тоже было нечто подобное. Да! Конечно! Был анонимный звонок, женщина говорила с секретаршей с акцентом и задавала вопросы обо мне и холдинге! Правильно, себя не называла, разговор оборвала на полуслове!
— Это папа, — тихо сказала Катя.
— Давай, Екатерина, выпьем и подумаем.
— Мне нравится, что ты называешь меня Екатериной.
— Мне самой так больше нравится.
Умный официант принес самые крохотные рюмки, которые разыскал в баре.
— Теперь я тебе еще кое-что расскажу, Екатерина. Но только не делай скоропалительных выводов. Мы искали следы брата в Испании и на Канарах.
— Знаю. Дорохов рассказал.
— Так вот, тот Зариковский, который не поплыл с братом в Барселону, сказал, что Владимир закрутил на островах любовный роман. С немецкой девушкой. Ты твердо уверена, что акцент той женщины был немецкий?
— Я в этом разбираюсь. Жесткий немецкий акцент.
— Не знаю, что и думать, Екатерина. Я растеряна.
— А я не думаю, я верю, что папа жив.
— Но ты пойми, это совершенно не в характере твоего отца! В Семенове его соблазняла роскошная, яркая женщина! Директор моей школы Анфиса. А папа твой смотрел на нее как вот на это чучело медведя! Ну можно было бы допустить, что он наделал долгов, холдинг стоял бы на грани краха, намечалось судебное преследование. Но этого же нет!
— «Любовь напала на нас, как разбойник из-за угла». Так, кажется, сказано у Булгакова в «Мастере и Маргарите»?
— Екатерина! Честно говоря, твой папа сторонился высоких и глубоких чувств. А еще правдивей — он на это был просто неспособен. К сожалению, такое у нас в роду. Все мы, по линии твоего деда, прохладны в чувственных отношениях.
— Ты тоже?
— Пока еще как следует не определила, — смутилась Даша.
— Не допускаешь, что это происходило с папой, пока не нарвался на свою женщину?
Даша надолго задумалась:
— Приходится допустить. Но все же давай не будем делать ставку на его возвращение. Если скрывается, то скрывается, и не будем ему мешать.
— Я, тетя, предлагаю пойти дальше.
— Куда?
— Пусть этот разговор о холдинге, о завещании, о нашем будущем будет первым и последним. Мы с тобой обязаны выполнить волю отца, жив он или утонул. Вот и все. Не будем трепать себе нервы в пустопорожних разговорах. Я не намерена до сентября целыми днями скакать на лошади. Было бы неплохо, если бы ты пристроила меня возле себя на работу в холдинге. Часов на шесть работы. Договорились?
— Конечно.
Катя лукаво улыбнулась:
— Чтобы окончательно похоронить эту неприятную тему, позовем за стол мистера Грефа? Он мне нравится, стопроцентный мужчина.
— Почему бы и нет? — Даша привстала.
— Я сама его приглашу. А тебе Греф нравится?
Даша растерялась:
— Да я с ним каждый день цапаюсь! И воспринимаю его как существо бесполое. К тому же он любитель борделей!
— Не похоже, — кивнула Катя и пошла за Грефом.
Вернулась вместе с ним к столу, и обед затянулся чуть ли не до вечера, когда зал ресторана начал наполняться вальяжными завсегдатаями, чувствующими себя здесь по-хозяйски.
Через день, ближе к вечеру, Даша крутилась возле калитки, делая вид, что там у нее было дело, — скажем, грибы искала. И пару поганок нашла к тому моменту, когда у калитки появился Максим. Роль свою он разыграл как по нотам. На нос водрузил очки, в руках держал деловой кейс, одет был строго на чиновничий манер. Обмануть он мог всех, кроме Грефа, который стоял у машины с каменным выражением на своем ястребином лице.
Однако час свидания оказался назначенным неудачно. За этот день Даша поскандалила с парой директоров дочерних фирм и вдребезги разругалась с Демидовым. Нервы были натянуты, и единственное, чего ей хотелось, эго поскорее завершить свидание, остаться одной, искупаться в бассейне и в постели подумать о том, как провести общее собрание акционеров.
По этим соображениям, едва закрыв двери кабинета за Максимом, она тут же принялась раздеваться. Максим принял эту торопливость за порыв страсти и быстро занялся тем же.
«Большая любовь» прошла для Даши как отработка обязанностей. Чтобы побыстрей завершить этот процесс, она поохала, попищала, подергалась, и Максим быстро выдохся.
Уже через час она проводила его до калитки, простилась, и он поплелся в лес, где, наверное, упрятал свой драндулет.
Глава 6
За два часа до начала общего собрания акционеров холдинга «Гиппократ» в кабинет Даши вошел Шемякин и сказал непривычно грубовато:
— Дрянь дело, Дарья Дмитриевна. В рядах акционеров сформировалась оппозиция, назовем ее так.
— Чего они хотят?
— Изменения в учредительном уставе.
Даша усмехнулась:
— Политики квалифицируют такую ситуацию как государственный переворот.
— Не знаю, но вы должны быть готовы ко всему.
— Я готова.
— За спиной оппозиции стоят…
— Слушать не хочу кто стоит за спиной! — ожесточенно выкрикнула Даша. — Знать не желаю имен!
— Как будет угодно.
Шемякин ушел, накренившись, как корабль, получивший пробоину.
Без десяти одиннадцать Даша начала нервничать. Договорились с Катей вполне определенно, что она придет к общему собранию. Появление Кати на этом собрании было важно.
Без пяти одиннадцать Катя вошла в кабинет, и Даша едва ее узнала. В строгом темном костюме, со взрослой прической она выглядела много старше. Спросила игриво, но тревожно:
— Как я вам в образе бизнес-вумен? Не переборщила?
— Отлично, Екатерина! Если сочтешь нужным сказать пару слов на собрании, не стесняйся.
Она пожала плечами.
— Какие могут быть стеснения в бизнесе? Нас учили правильно держаться перед взбесившимися партнерами. Правило простое: чем громче кричат оппоненты, тем тише говори сама. Они начинают захлебываться, а ты разговаривай темпом в два раза реже.
— Разумно. Иди к Шемякину, он тебя представит собранию.
— А почему не ты?
— Потому что мы родственники и я твой опекун. Объяснять или ты уже поняла?
— Поняла, — фыркнула Катя и вышла из кабинета.
Без двух минут одиннадцать Даша покинула кабинет и двинулась по коридорам к лестнице, но по дороге ее перехватил Аркадий Седых, который зашептал то ли нервно, то ли испуганно:
— Дарья Дмитриевна, две крайне неприятные новости!
— Ну?
— Первая — Сотоцкая и бухгалтер Чмонин настроили против вас…
— Замолчи. Вторая новость?
— Зашатался в своем кресле мой отец. Кажется, его выпроводят на пенсию. И я уже ничем не смогу вам помочь!
— А ты намеревался помогать?