— Что за мужчины?
— Я не знаю. Не наши. Какие-то страшноватые. Дали мне доллар и сказали, чтоб вы пришли живой или мертвой.
«Ничего себе приказики!» — подумала Даша, и легкий холодок безотчетного страха пробежал по спине.
Она выбралась из толпы зрителей и поспешно пошла в город. Кто мог ею заинтересоваться, она и ума приложить не могла. Когда подошла к дому, увидела запыленный черный джип. А на крыльце сидели двое мужчин — курили. Рядом с ними суетилась растерянная тетка Антонина, предлагала попить молока из глиняного кувшина. Они небрежно отмахивались. И поднялись, когда Даша остановилась напротив них.
Около полуминуты прошло в молчаливом разглядывании друг друга. Младшему было чуть за двадцать — плотный, кряжистый увалень. Второй постарше, лет около тридцати, на голову выше Даши, жилистый, резкий даже в спокойном состоянии, светлоглазый, с ястребиным сухим лицом. Он и спросил, четко выговаривая каждое слово:
— Дарья Дмитриевна Муратова?
— Правильно.
«Ястреб» посмотрел на часы:
— У нас мало времени. Нам нужно успеть на самолет. За пять минут соберите походную сумку. Смену нижнего белья, зубную щетку, расческу и паспорт.,
— У вас ордер есть? — ляпнула Даша, а Антонина смотрела на происходящее с нескрываемым страхом.
— Какой ордер? — сдержанно спросил «ястреб».
— Я не знаю, — растерялась Даша. — Но если вы меня забираете…
Мы не забираем, а приглашаем. Настойчиво приглашаем, ради вашей пользы. Не тяните резину, пожалуйста. Собирайтесь, и поедем.
Сказано это было с такой жесткой непререкаемостью, что Даша против воли своей подчинилась. Вошла в дом, схватила сумку, покидала в нее что под руку попалось, а Антонина прошептала:
— Давай, Даша, обнимемся, простимся. Может, и не увидимся больше.
Они коротко обнялись, Даша вышла на крыльцо, сказала звонко:
— Если вы не скажете, куда меня повезете, я сейчас возьму ружье, запрусь и никуда не поеду!
— В Москву, — хрипло бросил коренастый. — У вас там дела, связанные с исчезновением вашего брата.
Они отвернулись, прошли в машину и сели в салон, оставив правую заднюю дверцу открытой. И опять эта непререкаемая сила мужчин подчинила Дашу, и она покорно влезла в машину, которая тут же рванула вдоль улицы.
— Послушайте, — произнесла Даша, — объясните хоть что-нибудь! Нельзя же так!
«Ястреб» повернулся к ней с переднего кресла:
— Дарья Дмитриевна, мы простые и тупые исполнители приказа. Все ваши вопросы — пустое. Мы ничего не знаем. Нам велено доставить вас в столицу, мы доставляем. И это все.
— Все?
«Ястреб» улыбнулся как оскалился:
Ну могу лишь сказать, что ничто плохое вас там не ждет. Скорее наоборот. Обратно мы вернем вас дня через три.
— Или не вернетесь никогда, — прохрипел от руля коренастый.
Час от часу не легче. Уж если не возвращаться никогда, так хоть зимние вещички надо было с собой захватить.
Машина летела по тракту на сумасшедшей скорости, на которую ее спутники вовсе не обращали внимания. На ухабах джип так подкидывало, что Даша билась головой о крышу. До Бийска они домчались минут за сорок, хотя обычно на эту дорогу уходило полтора часа. Остановились около здания аэропорта, «Ястреб» взял у Даши паспорт, исчез и вернулся через десять минут — с авиабилетом.
— Регистрация уже началась. Поторопимся.
В повышенном темпе они прошли в конец очереди к стойке регистрации. Даша лишь отметила, что машина осталась беспризорной на стоянке, но это никого не волновало.
Когда вышли на взлетное поле, Даша взмолилась:
— Скажите хотя бы, как вас обоих зовут, а то и разговаривать как-то неудобно.
— А мы не будем разговаривать, поскольку не о чем, — ответил «Ястреб» и объявил: — Валентин Греф.
— Андрей Малашенко, — нехотя представился коренастый.
В самолете они прошли в голову салона, а Даша со своим билетом оказалась в хвосте.
Через десяток минут самолет завизжал турбинами, вырулил на взлетную полосу, постоял, а потом, словно его кнутом хлестнули, рванулся вперед. Даша летела первый раз в жизни. Ее парализовал страх, когда машина разбежалась и, как показалось Даше, мучительно тяжело оторвалась от земли.
И за весь этот долгий полет через добрую половину страны ни один из сопровождающих Дашу к ней не подошел. Через полчаса она успокоилась, приняла минеральной воды из рук стюардессы и неожиданно для себя заснула. Проснулась, сходила в туалет и снова провалилась в сон. Безвольная, покорно подчинившаяся приказам незнакомых людей, она даже не пыталась понять, куда конкретно и зачем ее везут. Вспомнилось, что все это связано с братом Владимиром, но и эта мысль быстро ее оставила.
За иллюминатором уже сгустились сумерки, когда самолет пошел на посадку и всем велели пристегнуть ремни.
Приземлились и вышли из самолета под мелкий и противный дождь.
Автобус довез до здания аэропорта, и Даша успела заметить светящуюся надпись «Внуково».
На автомобильной стоянке полавировали между машинами, сбившимися тесным стадом, и Малашенко сел в темную «Волгу», а Греф позвал Дашу за собой и усадил в кресло какой-то иномарки, Даша плохо разбиралась в автомобилях, хотя права на управление умудрилась получить у себя дома. За три бутылки водки — пусть лежат, каши не просят, а может быть, когда и потребуются.
Греф сел к рулю, сунул в зубы сигарету, вытащил из кармана сотовый телефон. Набрал номер и через несколько секунд произнес:
— Мы прибыли, Юрий Васильевич. Куда ее везти? На ее квартиру или к вам?… Понял, едем.
Даша напрягла память и спросила:
— Юрий Васильевич — это Дорохов?
— Да.
Ну хоть что-то прояснилось. Именно Дорохов сообщил зимой Даше о пропаже Владимира.
Греф тронул машину с места и криво усмехнулся:
— Не дергайся. Может быть, так карта ляжет, что ты об меня и Малашенко еще ноги вытрешь.
— Да уж постараюсь! — вовсе осмелела Даша.
Они снова замолчали, под шелест колес промчались по ярко освещенной трассе и неожиданно влетели на широкую улицу, вдоль которой стояли высокий дома.
— Москва? — спросила Даша.
— Она, Первопрестольная.
По городу они ехали около получаса, потом остановились в тусклом переулке, застроенном не слишком высокими кирпичными домами — не выше пяти-шести этажей. Греф выключил мотор, закурил, нахмурился и заговорил:
— Теперь слушай меня внимательно. Я тебе скажу то, что в принципе не имею права говорить. Но ты такая глупая, жаль будет, если на тебя наедут. Как бы карта ни легла, но при любом раскладе ты миллионерша.
— Что-о?! — сморщилась Даша.
— Миллионерша, — твердо повторил Греф. — А если не будешь дурой, то вскоре станешь миллиардершей.
— Да с какой стати?
Через непродолжительное время твой брат Владимир Дмитриевич будет официально признан… погибшим. К тебе и его дочери Кате в соответствующих долях перейдет его наследство. Счета в банке, акции нашего фармацевтического холдинга «Гиппократ». Вы с Катериной единственные наследники. Но она несовершеннолетняя, и тут могут быть варианты.
— Сказки какие-то.
— Это тебе от неожиданности так кажется.
— Да нет, ты просто сказочник. Или врешь, из какой-то собственной выгоды.
— Нет. Я и Малашенко были телохранителями твоего брата Владимира Дмитриевича. Пять лет. Слушай дальше. Сейчас ты встретишься с человеком, который создавал наш холдинг с Владимиром Дмитриевичем с самого начала, с нуля.
— Дорохов? Я знаю.
— Тем лучше. Ты должна ему верить, какие бы неожиданные вещи он тебе ни сказал. Ничего, кроме добра, ни тебе, ни Кате Дорохов не сделает. Вот пока и все. Переночуешь здесь, у него, а утром я за тобой приеду и отвезу на твою квартиру. Владимир Дмитриевич купил ее для тебя и оплатил за год вперед. Идем.
Следом за Грефом Даша вышла из машины, прошла сквозь парадные двери, и они поднялись по широкой лестнице на третий этаж. Греф нажал на кнопку звонка. Дверь почти тут же распахнулась, и седенькая старушка сказала приветливо:
— А! Явились! Проходите.
— Нет, — возразил Греф. — Я покачу к себе.
— И чайку не попьешь?
— Спасибо. Грязный с дороги, в ванну хочу.
— Ну до завтра.
Греф развернулся и исчез. Старушка сказала, улыбаясь:
— Идем, Даша. Юрий Васильевич у нас хворает, так что извини, что он примет тебя лежа на диване.
— Ничего.
Они прошли длинным коридором, старушка открыла полированные двери и неожиданно очень бодро объявила:
— Дарья Дмитриевна Муратова собственной персоной!
В большой, заставленной старинной мебелью комнате на широком диване поверх одеял лежал седой мужчина в теплом халате. Лицо у него было вытянутым, что называется лошадиным, а глаза мутные, болезненные.
— Привет, Дарья! — грубовато сказал он.
— Здравствуйте.
— Садись в самое удобное кресло. Разговор у нас будет длинный, да еще в сопровождении фильма. Сейчас Мария Афанасьевна тебе чаю или кофе с бутербродами принесет, подкрепишься и развешивай уши веером. Повторять ничего не буду. Чай или кофе?.
— Лучше кофе.
Мария Афанасьевна бесшумно исчезла из комнаты.
— Даю вводную. Более тяжелого удара, чем исчезновение Владимира, я не переживал за всю мою жизнь. Но оставим эту тему, здесь мы уже ничего не можем изменить. Я полагаю, что болтун Греф уже ввел тебя в курс, событий?
— Да. Рассказывал какие-то сказки.
— Отнюдь. Ты и Катенька вступаете в права наследования большого состояния. Очень большого. Это состояние мы с Володей сколачивали десять лет. У него пай побольше моего, но и мне хватает для безбедной жизни. Какое у тебя образование?
— Высшее. Педагогический институт в Новокузнецке. — Жалко, что не экономическое или техническое, ну да это дело поправимое. Какой-нибудь иностранный язык знаешь?
— Французский. Немного английский.
— Хорошо.
Мария Афанасьевна вошла в кабинет и поставила на столик, под руку Даше, поднос с кофе, а на большой тарелке высилась гора бутербродов со всякими вкусностями.