— И как ты собираешься жить на три тысячи баксов?
— Если прижмет, продам машину. Кроме того, у меня есть трастовый фонд, в который тоже можно залезть. Не хотелось бы, но приятно знать, что есть куда опустить голову.
В один из редких дождливых дней в начале августа 1946 года Эш впервые всерьез поругался с женой. Он метался по спальне, стуча ногами и исторгая ругательства.
— Черт возьми, что же это такое?! У тебя дома столько прислуги, а ты заявляешь, что не можешь пойти со мной на обед. Ты просто не хочешь идти! Тебе лучше сидеть здесь и болтать по телефону с твоей подружкой Билли в Техасе. Ты хоть знаешь, какие приходят счета? А если не треплешься с ней, то всегда под рукой эта Бесс, и вы часами чешете языки.
— Да потому что тебя здесь нет, Эш. Никогда нет! Ты уходишь в три пополудни и не приходишь домой раньше трех утра. До половины второго спишь, потом все повторяется. Ты ведешь себя… недостойно.
— Недостойно? Я знаю, откуда у тебя такое мнение обо мне. Ты слишком много времени проводишь с моей матерью.
— Чего ты хочешь от меня, Эш? Бэрч простудился. А у Саджа болит ухо, и Санни тоже лежит в постели. Я не могу оставить детей, когда им плохо. Это не какое-то важное мероприятие, а просто обед. Хочешь знать, что я думаю? Ты просто ненавидишь эту жизнь, ты постоянно сравниваешь ее с той, когда тебя все хвалили, считали асом. Жизнь на гражданке тебе скучна, бизнес тебя утомляет. Как, впрочем, и я, и дети.
— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Эш.
— Город у нас небольшой, Эш. Я знаю, что ты с кем-то встречаешься. Я чувствую ее запах на твоей одежде… — Он даже не отрицает? — Я не заслужила этого, Эш.
— Ты за мной шпионишь?
— Нет, Эш, не шпионю. Ты и сам все прекрасно понимаешь. Наш брак начинает разваливаться.
— Я одно понимаю, что ты, Фанни, зануда. Одно и то же каждый день! Когда ты в последний раз приводила себя в порядок? Приходила в «Серебряный доллар»? Да я и не помню! Посмотри на себя, какая ты кругленькая. А чего еще ждать, ты же только и знаешь, что просиживать задницу.
— Это не так, Эш. С тремя детьми особенно не посидишь. И я не позволю тебе ко мне так относиться. Я вижу тебя насквозь: ты сделал ночью непростительное и теперь добиваешься, чтобы я чувствовала себя виноватой. Я отказываюсь жить так дальше.
— Ну так беги к моей мамочке! Она купит тебе новый дом, новую машину, новых служанок, пожалеет, и вы вместе обсудите, какие у вас никуда не годные мужья.
— Это только доказывает, Эш, что ты совсем меня не знаешь. У меня и в мыслях не было идти к твоей матери. Я вернусь в Пенсильванию. Папа будет только рад.
— Фанни, подожди. Все не так! Мы оба чересчур упрямы. О'кей, сегодня вечером я останусь дома. Мы поговорим. Но, Фанни, и тебе нужно кое-что сделать. Нельзя сидеть в доме, как в консервной банке! Иногда я думаю, что ты не та девушка, на которой я женился. Что с ней произошло, Фанни?
— Она исчезла, когда ее муж потерял к ней интерес. Скажи, Эш, когда в последний раз ты занимался со мной любовью?
— Не так давно, — бросил он.
— Шесть недель назад.
— Потому что ты всегда спишь, когда я возвращаюсь, а будить тебя мне не хочется.
— Да? А разве не было такого, что я пыталась разбудить тебя? И что?!. Как ты это объяснишь?
— Наверное, я был очень уставшим. Ты же знаешь, Фанни, иногда мне хочется влезть в кабину самолета и улететь куда-нибудь, где нет проблем. Бывают дни, когда меня тошнит от этого казино. Меня выворачивает от дыма, запаха спиртного, от всего. Даже спать мне приходится днем. Я ненавижу эту жизнь без солнечного света!
— Ты сам всегда хотел этого. Или не ты говорил, что думал об этом с самого детства, и даже там, на войне? Теперь ты говоришь, что не хочешь этим заниматься. Не уверена, что ты вообще знаешь, что тебе нужно для счастья.
Оба услышали, как захныкала дочка.
— Подожди, Фанни, мы разговариваем. Пусть о ней позаботится Мун.
— Нет, Эш, Санни больна. Маленькие, когда болеют, хотят быть со своими мамами.
— Ты слишком с ними нянчишься. Тебе надо бы потолковать об этом с моей мамой. Уж я-то точно знаю, что она… она во всю эту чушь не верила.
Чуть позже Фанни сообщила:
— У Санни температура, Саджа тоже что-то беспокоит. Мы с Мун попытаемся сделать ингаляцию.
— И как долго это будет продолжаться? — раздраженно спросил Эш.
— Возможно, всю ночь. Эш, тебе никогда не приходило в голову, что ты мог бы помочь мне? Ты же их отец. Или тебя это не волнует?
— Ради Бога, Фанни, не создавай проблем! У малышей болят животы, уши, текут носы, у них постоянно что-нибудь не так. Ничего страшного! Просто им надо больше играть на воздухе, больше есть фруктов и овощей. Ты же выводишь их не больше чем на час и даешь ореховое масло, потому что обычной пищи они не принимают. Мы оба знаем, Фанни, что мать из тебя получилась никудышняя. — Эш так хлопнул дверью, выходя из комнаты, что задрожали стекла.
В полночь Санни стало хуже, и Фанни поняла, что это не просто простуда. Передав девочку Мун, она набрала номер Бесс.
— Понимаешь, Бесс, она вся горит. Мы натираем ее спиртом, но это не помогает. Она… она совсем вялая. Пожалуйста, пусть Джон посмотрит ее. И пусть поторопится.
Джону Ноблу достаточно было одного взгляда на потемневшее личико девочки. Он тут же позвонил в Медицинский центр и попросил зарезервировать отдельную палату в педиатрическом отделении. Фанни слышала, как он сказал «Нам будет нужен кислород. Да, я привезу ее сам».
— Давно это у нее, Фанни?
— Она капризничала весь день, ничего не ела, но температура резко пошла вверх примерно час назад. Что с ней, Джон?
— Похоже, пневмония.
— Она поправится?
— Конечно, поправится! Здоровая, крепкая девочка. Укутайте ее получше. Ночной воздух прохладный, не надо ей дышать им.
По дороге в Медицинский центр Фанни, прижимая дочку к груди, спросила:
— Джон, на твой взгляд, я хорошая мать?
— Такая же, как и Бесс. Это комплимент, Фанни. А почему ты об этом спрашиваешь?
— Мы с Эшем поругались сегодня вечером. Он сказал, что в роли матери я потерпела полный провал. По его мнению, я неправильно их кормлю, мало бываю с ними на свежем воздухе. Были и другие упреки… Удивительно, человек говорит тебе всего несколько слов, но жизнь твоя вдруг меняется коренным образом. Я иногда думаю, что, может быть, он прав.
— Нет, не прав. Фанни, тебе давно пора поднять голову и посмотреть чуть дальше кончика собственного носа.
— Это не все, Джон. Я знаю о других его женщинах. Мне было так плохо, что хотелось умереть. Боже, у меня больной ребенок, а я говорю о такой ерунде… Объясни, Джон, что со мной происходит?
— Нервная реакция. Если хочешь, позвони Бесс; она могла бы посидеть с тобой.
— Нет, все в порядке. Спасибо тебе, что приехал так поздно.
— Я бы огорчился, если бы ты позвонила кому-то другому. Для чего же тогда друзья? Ну вот, мы и приехали. Я возьму Санни. После того как закончишь оформление бумаг, поднимайся в педиатрическое отделение. И не волнуйся, она в надежных руках.
Фанни клевала носом, сидя у кровати дочери, когда в палату вошла Салли.
— Фанни, почему ты мне не позвонила? Тебе не следует быть здесь самой. Где Эш?
— Вчера вечером мы немного поругались, и он ушел. Может, даже не знает, что мы здесь. Час назад у Санни спала температура. Салли, я так испугалась. А как вы узнали, что мы здесь?
— Мне позвонила Бесс. Я успела еще заехать к тебе домой. Мальчики чувствуют себя хорошо. Мун сказала, что они проспали всю ночь. Эша не было. Шесть часов утра, а «Серебряный доллар» закрывается в три. И прошлой ночью его там не видели. Так где же он, Фанни?
— Он хотел, чтобы я пошла с ним на обед в Торговую палату, но я отказалась. Присутствовал ли Эш на этом обеде, я не знаю.
— Все эти обеды заканчиваются самое позднее в десять. И давно это у вас, Фанни?
— Пока Санни спит, я хочу съездить домой и принять душ. Вернусь скоро, — как бы не расслышав вопроса, сказала Фанни.
— Я отвезу тебя. О Санни не беспокойся. Посмотри на меня. — Салли коснулась ладонью ее щеки. — Ты ни в чем не виновата. Дети все время чем-то болеют. Конечно, такая температура — явление ненормальное, но и такое бывает. Ты правильно сделала, что позвонила Джону и приехала сюда.
— Знаю, — вздохнула Фанни.
— Ты чудесная мать, я не была такой.
Они почти дошли до дверей фойе, когда Фанни заметила длинную тень на полу из теннессийского мрамора. Она отшатнулась, но Салли удержала ее за руку. Фанни закусила нижнюю губу, чтобы не вскрикнуть.
— Вот как, да это же обе миссис Торнтон, старшая и младшая, — сказал Эш.
Небритый, с налитыми кровью глазами, галстук сбит набок, рубашка вылезла из-под брюк. Фанни опустила взгляд и тут же подняла голову.
— Эш, а где твои носки?
Обе женщины ждали, что же он скажет. Эш взглянул на искаженное гримасой недовольства лицо матери и скрестил руки на груди. От его ухмылки Фанни замутило.
— Я нагоню вас на улице, — пробормотала она. Впору сгореть со стыда! Лучше бы провалиться под землю! Чего она только не делала, лишь бы не вовлекать Салли. И вот Эш разом все перечеркнул…
— Я очень устала, Эш. Мне все равно, где ты был прошлой ночью и что делал. Только, черт возьми, уберись с дороги! Дай мне пройти!
Оттолкнув мужа плечом, Фанни выскочила из двери и побежала к стоянке, где Салли ждала ее в машине. Ехали молча. Только уже у подъезда Фанни наклонилась к свекрови и поцеловала в щеку.
— Знаю, выглядит все это ужасно… Спасибо, что… Спасибо, что заехали в больницу!
— Если будет нужно, Фанни, звони мне в любое время дня и ночи. Дай знать, как дела у Санни. До свидания.
Фанни направилась к дому, глотая по пути слезы. Чтоб тебе провалиться, Эш! Лучше бы я тебя никогда не встречала.
Эш зашел в мужской туалет, чтобы привести себя в порядок. В палате Санни он опустился в кресло-качалку. Мысли неслись, как табун лошадей!