ндрой. – она сделала паузу. – Наверное, это я виновата. Я всегда говорила ей, даже в детстве: "Уезжай, и сделай из себя что-нибудь". Ну, так она и сделала, верно?
– Полагаю, можно сказать и так. – Он помолчал. – Миссис Уолден, есть некоторые проблемы относительно законности завещания Артура Баннермэна. Как вы можете представить, семья не слишком довольна.
Похоже, он наступил на любимую мозоль.
– Ну и что из этого, в конце концов? Мы, может быть, не так богаты, как Баннермэны, но с гордостью оглядываемся назад. Семья моего отца, Брандо, первоначально жила в Пенсильвании, возле Уилкс-Бэрра. Мой пра-пра-прадед был гессенским солдатом, который дезертировал и присоединился к революционной армии. Предки моего мужа приехали из Швейцарии сразу после Гражданской войны, и практически о с н о в а л и молочную индустрию в этих краях. И все они вели честную жизнь, что вряд ли можно сказать о Баннермэнах.
Букер отмахнулся от этого потока генеалогии. Несмотря на отношение миссис Уолден к Баннермэнам, они бы с Элинор Баннермэн прекрасно нашли бы общий язык, если бы встретились.
– Вы меня неверно поняли. Дело не в том, будто Баннермэны считают, что Алекса для них недостаточно хороша – точнее, некоторые из них полагают, будто н и к т о не может быть достаточно хорош для Баннермэнов. Проблема в том, что она заявляет, будто Артур Баннермэн по завещанию передал ей контроль над Трестом… над состоянием.
Миссис Уолден проскочила мимо его замечания как бронепоезд на всех парах.
– А как они думают, я себя чувствую? Пресса изображает мою дочь содержанкой, если не хуже. Я ничего не имею против Баннермэнов, заметьте себе, кроме того, что они слишком богаты, чтоб это было им полезно, как я слышала, но, как вы думаете, каково мне узнавать о зяте, который старше меня? Я, конечно, не на такое надеялась, позвольте вас заверить! Я считаю отвратительным, когда мужчина в подобном возрасте женится на такой девушке, как Лиз, и вдобавок имеет столь мало вкуса, что умирает в ее квартире!
– Вы з н а л и, что они женаты?
– Конечно, знала! Она мне сказала. Позвонила утром, после того, как он умер, поэтому мне не пришлось узнавать обо всем из газет. У нее, знаете ли, тоже есть чувства, хоть мы и не слишком часто разговариваем. Она взяла с меня обещание хранить это в тайне. Я решила, что это глупо, я так прямо ей и сказала. И до сих пор так считаю. А теперь обо всем этом трубят все газеты и по телевидению. Ну, во всяком случае, они узнали об этом не от меня. Я предупреждала ее – чем скорее она расскажет правду, тем ей будет лучше, но она же упрямая, как мул, и никогда не обращает внимания на то, что я говорю, хотя стоило ее о т ц у что-нибудь сказать – а это бывало нечасто – тут уж была совсем другая история.
Букеру постепенно становилось ясно, почему Алекса Уолден редко звонит своей матери, если верить последней. Он устало подвинул кофейную чашку, чтобы отвлечь ее. Для того, чтобы вклиниться в ее речь, требовались стратегия и решительность.
– Правда,– мягко сказал он, – вот, что меня интересует. Я не говорю, что Алкса не правдива. Но она не рассказывала вам о своей связи с Артуром Баннермэном, пока он не умер у нее на квартире. И она, кажется, не рассказывала н и к о м у, что раньше была замужем.
– Замужем? Что вы имеете в виду?
– За Билли Цубером.
К облегчению Букера, на миг миссис Уолден умолкла. Наполнила его чашку и передвинула к нему.
– Это была просто детская шалость. И абсолютно ничего не значит.
– Все остальные, похоже, отнеслись к этому серьезно.
– Во всем виноват мой муж. Она бы вернулась домой через день другой, если б он не поднял в погоню за ней всю округу. Лиз слишком себя ценила, чтоб потратить жизнь на такого тупицу, как Билли Цубер. И у нее хватило бы ума найти работу самой, задолго до того, как они бы добрались до Калифорнии.
– Но они п о ж е н и л и с ь?
– Они нашли какого-то дурацкого мирового судью и Билли договорился с ним о какой-то церемонии, но назвать это браком я не могу. Не знаю, откуда у Билли взялась храбрость или энергия. С тех пор он их ни разу не выказывал. Когда мой муж узнал, что они сделали, он был в ярости. – Миссис Уолден сделала паузу, достаточно длинную, чтобы собраться с мыслями, или, по крайности, придать им другое направление. – Секс, – громко произнесла она, заставив Букера моргнуть. – Вы, наверное, думаете, что люди, которые живут на ферме, могли бы относится к этому спокойнее. Столько неприятностей! Вам не кажется, что мужчине в возрасте мистера Баннермэна пора было уже давно с этим покончить?
– Его мать придерживается той же точки зрения. Так же, как и его дети.
– Дети, мистер Букер, никогда не понимают родителей. – В ее голосе послышалась горечь. У Букера было чувство, будто болтовня миссис Уолден – это хрупкая ширма, призванная что-то скрыть, или убедить себя самое. Что-то в ней действовало ему на нервы – нет, поправился он, нервничала о н а. Если прислушаться к ее болтовне – то, как внезапно она меняла темы, неожиданные слабые попытки кокетства -все служило свидетельствами подспудного страха, которые юрист не мог не распознать.
До этого он не вглядывался в миссис Уолден пристально, но теперь он видел на ее лице мелкие признаки напряжения – натянувшиеся мышцы шеи, нервную дрожь в пальцах, когда она поднимала чашку с кофе. Серые глаза, так похожие на глаза Алексы, выдавали ее. В них читался страх.
Перед чем? Если верить ей, бегство Алексы с Билли было всего лишь детской эскападой, не представляющей никакой важности – но оно кончилось смертью ее мужа при самых жутких обстоятельствах.
Где-то здесь, в опрятном, уютном доме, возможно, даже в этой комнате, Томас Уолден, стоя на расстоянии вытянутой руки от дочери, приложил к своей груди винтовку и спустил курок.
– Миссис Уолден, – тихо спросил он, – почему Лиз убежала с Билли?
Миссис Уолден хихикнула – этот звук показался Букеру исключительно неуместным, но потом он осознал, что это просто нервная реакция на его вопрос.
– Ну, девочки нередко так делают, – сказала она, хлопая ресницами. – В этом возрасте они творят много глупостей.
– Конечно. Но почему с Билли? Мне он не кажется подходящим типом для вашей дочери, даже когда она была подростком. И почему в Калифорнию? Если вдуматься, не служил ли Билли единственным подспорьем, которое она могла придумать, чтобы убежать как можно дальше от дома? Я считаю, что бегство в Калифорнию было для Алексы… простите, Элизабет. – гораздо важнее, чем замужество с Билли. Возможно, ей не хватало храбрости сделать это в одиночку, но она решилась уехать. А вы х о т е л и, чтоб она уехала, правда? Вы сами это сказали. Почему?
– Я хотела, чтоб он добилась лучшего. Чтоб не торчала в маленьком городишке, как я.
– Я не верю, чтобы это было причиной. Точнее, единственной причиной.
Лицо миссис Уолден, казалось, постарело на сто лет. Он знал, что это лишь игра воображения, но на месте привлекательной, ухоженной дамы вдруг появилась перепуганная старуха.
– Вы говорили с шерифом Плассом! Или наслушались сплетен от Барта Гримма. Ведь так? Я не желаю, чтоб вы копались в наших делах!
– Послушайте, миссис Уолден. Ваша дочь предъявляет претензии на одно из крупнейших состояний Америки. Что бы вы ни скрывали, это так или иначе всплывет. Признаюсь, я представляю семью, но мне нравится Алекса, и я не хочу причинять ей вреда. Лучше для нее, с моей точки зрения заключить сделку. Худшее – бесконечные баталии в судах, особенно, если ей есть, что скрывать. Вам не нравится, что я задаю вопросы? Могу вас понять. Но вам понравится гораздо меньше, если начнется процесс, и здесь появится какая-нибудь судебная суперзвезда, вместе с компанией следователей, размахивающих повестками и требующих залога.
Миссис Уолден, казалось, уставилась в какую-то точку над головой и совсем его не видела. Может, она смотрит на место, где ее муж убил себя? – подумал Букер. Но он не мог напрямую коснуться этой темы – что, наверное, объясняло, почему он сам никогда не выступал в суде. Рой Грутман, или Эдвард Беннет Вильямс, или Барри Злотник спросили бы ее в лоб, и послали бы к черту ее чувства. Ему было стыдно за себя, но он должен был знать, что здесь случилось, не ради Роберта, но ради себя самого и Алексы, уверял он себя.
– Они были близки? – прошептал он. – Лиз и ее отец?
Она кивнула, закрыв глаза, словно боялась что-то увидеть.
– С л и ш к о м близки?
Она пожала плечами.
– Он не мог с этим справиться.
Не торопись, – сказал себе Букер, преисполняясь самоотвращения.
– Конечно, не мог, – мягко произнес он. – А вы не говорили с кем-нибудь, кто мог бы помочь? Не искали совета?
– Он был не из тех людей, с кем можно было поговорить о чем-то подобном.
– Поэтому она решила покончить с проблемой с помощью бегства? С Билли? А отец вернул ее назад?
– Я молилась, чтоб она достигла Калифорнии. О Билли я особо не задумывалась, но за это я молилась.
– И что случилось после того, как она вернулась, миссис Уолден?
Он задал вопрос мягко, и немедленно осознал, что это была ошибка. Рой Кон, например, выкрикнул бы его, тщательно рассчитав момент, когда из свидетеля можно выжать правду, но Букер этого сделать не сумел.
Она взглянула прямо ему в глаза. Ее голос снова был тверд.
– Мой несчастный муж покончил с собой. Как вы уже знаете. Он не понимал, что делает.
Ее сила, казалось, восстановилась. На миг она потеряла контроль над собой, но не более – это было видно по ее глазам.
– Теперь вам следует уйти, мистер Букер, – сказала она вполне любезно. Встала и проводила его к двери. – Приятно был познакомиться с вами, – произнесла она с механической вежливостью, обменявшись с ним рукопожатием. Затем, когда он уже шагнул на крыльцо, застегивая плащ под ветром, на мгновение задержалась в открытых дверях. Снежинки падали на ее светлые волосы. И сказала, громко и отчетливо: – Пожалуйста, не возвращайтесь.
За всю жизнь он не чувствовал себя отвратительней.