– Хотите еще немного шерри? – спросил он, отправляясь на своем кресле назад в библиотеку. – Послушайте, если вы хотите покопаться во всем этом, почему бы вам не остаться здесь на какое-то время? Вы сможете работать допоздна – самостоятельно. Ведь вы, писатели, обожаете делать это. И вы сможете задавать мне вопросы – в любое время, когда захотите.
– Это было бы замечательно, – ответил Майк, едва веря такой удаче. Но когда он пожимал руку Хильярду, что-то во взгляде старика заставила Майка почувствовать себя немного неуютно.
Ничто не нарушало тишину старого дома, только часы негромко тикали в холле. Майк отодвинул от стола старомодное кожаное кресло. Он нахмурился, когда колесики взвизгнули от ржавчины и долгого бездействия. Было уже половина четвертого утра: он работал в библиотеке с восьми часов вечера – с тех пор, как Хильярд Констант пошел спать. Большой дубовый стол был завален книгами и бумагами – в основном, это было что-то вроде старых книг записей актов гражданского состояния и документы, относящиеся к хозяйственным делам на ранчо, но все это было не то, что Майк искал.
Он ходил туда-сюда по узорному ковру, слишком возбужденный, чтобы лечь спать. Библиотека была тридцать футов в длину и шириной в двадцать пять футов, и ее стены были сплошь заставлены книгами. Хильярд Констант не дал ему никаких указаний, с чего начать поиски, он просто сказал: «Это должно быть где-то здесь, молодой человек. Поищите сами». Иногда Майк ловил на себе насмешливый взгляд глаз Хильярда – словно он забавлялся тем, что знает некий секрет. Майк думал – знает ли хозяин больше, чем говорит, ну, хотя бы, где именно искать на этих бесконечных книжных полках.
Удрученный, Майк побрел через холл в гостиную, которая тянулась во всю длину дома. Он словно прикоснулся к прошлому. Стены комнаты были до сих пор обиты той же самой выцветшей голубой тканью, которую, как сказал Хильярд, Розалия Констант сама выбрала больше восьмидесяти лет назад, тогда как обивка стульев и диванов была со временем заменена на новую ткань с ярким цветочным узором. Майк стал внимательно разглядывать портреты мальчика и девочки, висевшие над камином. Это были дети Розалии и Ника Константов – Грегориус, которого обычно звали Грэгом, и его сестра Энджел, девочка, которая родилась на две недели раньше Поппи. Майк знал, что Грэг был отцом Хильярда, об Энджел же старик не рассказывал Майку почти ничего – только то, что она была очень красива.
Да, уже в возрасте девяти лет Энджел была красавицей. Она была небольшого роста, с тонкой костью, огромными отцовскими бледно-голубыми глазами и водопадом мягких белокурых вьющихся волос. Девочка была одета в розовое платье с кружевными гофрированными оборками и держала в руках маленькую черную собачку с хорошеньким розовым бантиком. Она мило, но с достоинством улыбалась художнику. Энджел и Тротти, 1889 – было написано на табличке, прикрепленной к резной позолоченной раме. Майк мог угадать, что Энджел выросла и превратилась в очаровательную девушку – портрет не оставлял в этом никаких сомнений, уверенную в своей красоте и положении в обществе, которое она занимала как дочь богатых землевладельцев Константов.
Шестнадцатилетний Грэг был высоким, темноволосым и красивым, со смеющимися карими глазами матери. Это был крепкий юноша, который, наверно, захотел, чтобы его портрет написали на свежем воздухе вместе с его любимым конем. Он облокотился на забор загона, зажав в одной руке широкополую мексиканскую шляпу, тогда как пальцы другой руки изящно держали кожаный хлыст с серебряным, покрытым гравировкой наконечником, которым он явно гордился. Позади него, в загоне, стоял красивый гнедой мерин. Грэг с Вэссили – гласила подпись на раме.
У Грэга была веселая усмешка и прямой взгляд Константов. Майк смотрел на портреты брата и сестры и думал – оправдала ли жизнь те надежды, которые он прочел в их взглядах.
Он прошелся по довольно скромной столовой в поисках холодного пива. Потом оказался в той части дома, которая была построена еще индейцами двести лет назад. Теперь это была слабоосвещенная, уютная кухня, но старый открытый очаг, на котором слуги-индейцы готовили еду для Ника Константа, еще сохранился в углу.
Майк поворошил кочергой последние тлеющие угольки и сел в старое кресло-качалку с высокой спинкой, держа банку Миллера в руках. Несмотря на современные удобства, комната, казалось, дышала прошлым. Сидя здесь и глядя на тлеющие огоньки, он словно очутился в прошлом столетии… рядом с Ником и Розалией, Грэгом и Энджел. И с Поппи Мэллори!
Майку показалось, что он задремал, когда к нему неожиданно пришел ответ на мучивший его вопрос. Господи, как это не пришло ему в голову раньше! Он искал не там, где надо. То, что ему требовалось, никогда не находилось в библиотеке. Где же еще хранить фамильные реликвии и секреты, как не в мансарде!
– Мне было любопытно, сколько пройдет времени, прежде чем вы подумаете о мансарде, – сказал Хильярд, усмехнувшись какой-то значительной, немного злобной ухмылкой. – Никто не заходил туда уже много лет, но как бы там ни было вы найдете лишь старую рухлядь. Если и было там когда-то что-либо ценное, то наверняка уже давно продано одним из Константов!
– Я не ищу ценности, сэр, – возразил Майк. – Я ищу информацию.
– Информацию? Гм… Вы не найдете ничего, кроме старых театральных программок, и танцевальных карточек, и кучи изъеденной молью одежды.
– Впрочем, если хотите… – Хильярд внезапно смягчился.
Он ошибался. Одежда не была изъедена молью. Но ее было действительно много. Она была аккуратно сложена и хранилась в старых сундуках и дорожных чемоданах, на которых были наклейки с названиями давно исчезнувших атлантических лайнеров и различных отелей. Он увидел там изящные туалеты для коктейля и блестящие шелковые послеобеденные платья. Майк начал чихать, когда встряхнул накидку из золотисто-коричневой выдры, которая когда-то была мягкой и податливой, а теперь высохла и покоробилась, хотя подкладка из тафты сохранила свой праздничный алый цвет. Здесь также были вечерние платья, украшенные сверкающим бисером и превосходным жемчугом, и роскошное платье, сшитое из голубого шелка и шифона с этикеткой Верс, Париж, пришитой изнутри.
После нескольких часов поиска Майк не нашел ничего полезного для себя и устало закрыл последний сундук. Конечно, это была коллекция, достойная музея, но она не имела никакого отношения к делу. Она ни на шаг не приблизила его в поисках следов Поппи Мэллори.
Смахнув толстый слой пыли со старого школьного письменного стола и проведя пальцами по инициалам Э. К., Майк представил себе, как прелестная Энджел, уставшая от уроков, шпилькой процарапала их на мягкой поверхности соснового дерева. Внутри стола лежали девичьи сокровища – пачка старых театральных и концертных программок, охапка танцевальных карточек с маленькими пометками карандашом, полуискрошенные букетики засушенных цветов. Наконец, он нашел несколько пачек писем, перевязанных лентой. Под ними лежали голубые кожаные книжечки с надписями: Розалия Констант – ее дневник, часть 1, 1863, затем части II и III. Потом он увидел тонкую розовую книжечку в бархатной обложке – дневник Энджел Констант, 12–18 лет. На самом дне одного из ящиков Майк наткнулся на коричневую книгу с надписью дневник Маргарэт Мэллори, 1873.
Маргарэт Мэллори! Мороз пробежал по коже Майка, когда он провел по запылившейся обложке своей ладонью.
Бросившись вниз из мансарды, он наклонился над столом в библиотеке, раскладывая танцевальные карточки по маленьким стопкам, затем положил перед собой пачки писем и, наконец, драгоценные дневники. Удовлетворенно вздохнув, он сел и начал читать.
Двумя днями позже он дочитал последнее письмо, аккуратно перевязал пачку красной лентой и откинулся в кресле, глядя озадаченно в окно.
– Бокал превосходнейшей мандзаниллы в обмен на ваши мысли? – услышал он голос Хильярда из дверей.
Оглянувшись, Майк улыбнулся.
– Извините, я сейчас за много миль отсюда… или лет!
– В самом деле? – Хильярд пересек комнату в своем кресле, подъехал к столику с напитками и налил шерри в два бокала. – Так вам удалось покончить с тайной Поппи Мэллори?
Майк пробежал в задумчивости пальцами по волосам, затем нахмурился.
– Нет еще… но начало положено…
Самое забавное состояло в том, что они столько много писали о Поппи, что Майк почувствовал, словно он был хорошо знаком с нею, по крайней мере, с молодой Поппи. Потом она совершенно неожиданно исчезла со страниц дневников, будто никогда и не существовала вовсе.
Майку стало казаться, что Хильярд никогда не отправится спать, но как только стемнело, Констант, наконец, пожелал ему доброй ночи.
Развернувшись в кресле по направлению к выходу из библиотеки, Констант сардонически улыбнулся.
– Думаю, вы покончили со своей работой здесь, – сказал он с ноткой горечи в голосе. – В жизни все не так просто, как кажется, – я знаю это из своего опыта.
С этими словами Хильярд поехал из библиотеки в свою комнату.
Майк озадаченно смотрел ему вслед. Потом он взглянул на письма и дневники, лежавшие на столе.
– О'кей, Поппи Мэллори, – сказал он решительно. – Ты разожгла мое любопытство. Я собираюсь узнать, как все было на самом деле. И когда я это сделаю, то расскажу об этом всему миру!
Он знал, что ему понадобится помощь его воображения, чтобы заполнить пробелы в истории, которую он узнал из дневников, но, по крайней мере, он теперь знаком с ее персонажами. Вставив чистый лист в пишущую машинку, Майк написал: «Все началось с Николая Константинова и Джэба Мэллори…»
ГЛАВА 4
1856, Калифорния
Джэб Мэллори праздновал день своего тридцатилетия в одиночестве в салуне Клэнси'з на Кэрни-стрит в Сан-Франциско. Он пил уже свою третью порцию ирландского виски, перемеживая его с пивом, и окликнул бармена, чтобы заказать еще. Воспоминания о его бурном пути сквозь время – от нескладного четырнадцатилетнего парня в юг