Таньке, как сильно я любил эту женщину, с которой мы пробыли вместе очень трудный кусок жизни и написали вместе роман, но нам показалось, что он не получился, и мы написали еще один. А теперь она устала и ушла. У нас все время было очень мало денег. А пока мы писали книжку, даже на еду иногда не хватало. Она очень устала, поняла, что так будет всегда, и ушла. Теперь совсем непонятно было, как нам отсюда выбираться. Но здесь, на берегу, еще можно было жить. Неудобно, но можно. Все было в песке, даже зубы начинаешь чистить, и то все в песке - и море, и щетка. А ученые открыли какую-то песчаную болезнь, от которой умерли фараоны. Это писал один израильский журнал, в котором меня не печатали. Меня еще нигде не печатали. Уже платили по четыре доллара за страницу, но не напечатали пока ни одной строчки. Я был как неизвестный автор четырнадцатого века, который сочинял лютневую музыку. Какой удивительный продукт придумало человечество - эту водку "Элита". Доллар бутылка, и так хочется сразу жить, то есть не то что хочется жить, но не хочется не жить. Завтра я пошлю ей назад это письмо. Она знает, что если я возвращаю письмо, то это уже все, обратно я не принимаю. Танька бросала в огонь ветки очень крепкого дерева. Оно совсем не горело. Вероятно, это было базальтовое дерево. Я Таньку обратно тоже не принимал. Мы целовались с ней в машине, пока у нас еще была машина, и ходили, держась за руки, как муж и жена, но все было совсем не так, как раньше. - Откуда это дерево? - Дети притащили. Это богатый бедуин давал дрова для летчиков. - Я так и думал, что это летчики - до хрена еды, наверное, ящиков тридцать, и очень все заносчивые. "...ЛИДЕР АМУРСКОГО РЕЧНОГО ПАРОХОДСТВА ОСИП ПЯТНИЦКИЙ ОКОНЧИЛ ПЯТИЛЕТКУ ДОСРОЧНО... И ГРУЗОПЕРЕВОЗКИ". Осип Пятницкий уже никого не перевозит. Ложечники кончили пятилетку. Диктора звали Нонна. По-итальянски значит девятая. Танька отпросилась спать, а я сидел и домучивал бутылку. Чтобы распрощаться с Танькой, я однажды выпил водки на три доллара. Это очень много для меня. Это целый галлон водки. Я не люблю пить водку. Только если нужно. Компания или за дружбу. Я не люблю пить за дружбу. Эту женщину, которая жила в Риме, тоже тошнило от слова "работа". Но если по правде разобраться, то еще можно было жить. Меня много ругали за то, что я подражаю Хэмингуэю. У Хэмингуэя, действительно, очень заразный стиль, но я знал, что от этого избавлюсь. Когда-нибудь я со всеми размежуюсь и стиль у меня будет свой. Я разбудил Таньку, мы немного поцеловались. И заснули. Я не люблю, когда женщины во сне дотрагиваются до меня рукой. Могут дотрагиваться головой или коленом. Но если кто-нибудь дотрагивался до меня рукой, то мне было просто не заснуть. Только та женщина, которая жила в Риме, могла положить на меня во сне руку, и я от этого нисколько не уставал. В палатке было как-то особенно много комаров, но я их в эту ночь почти не замечал. А когда утром проснулся, то я уже выздоровел и мне было абсолютно все равно. Около костра сидели вороны и победно каркали. Три маленьких бедуина спали, прижавшись, сладким сном. В середине лежал Амар, из второй семьи бедуина, а по бокам - два мальчика из первой. Я забыл вечером закрыть пишущую машинку, и она была насквозь мокрой. За мокрую пишущую машинку было очень противно садиться. Я попытался развести костер, взял со стола синий конверт и лучинки, но конверт и лучинки сгорели, а ветки не загорались. Не знаю, чем их поливали летчики, а мне эти ветки было не зажечь. Я посмотрел на письмо, но не стал его трогать и пошел искать на пляже обрывки бумаги и толстые щепки. Через час машинка высохла, я сел работать и ни о чем плохом больше не вспоминал. Когда работа над рестораном уже подходила к концу и Амрам с бульдозеристами прокладывал к нему широкую дорогу, архитектор Ицхаки решил использовать бульдозеры и вырыть посреди пляжа красивую купальню. Израильтяне не любят плавать. Они около воды много едят и потом входят в воду, чтобы обмыться. Но то ли весь расчет Ицхаки был неверным, то ли это было еще какое-то явление природы, но не успели бульдозеры еще разровнять котлован для купальни, как из земли вдруг стали выползать скалы. Вся земля, которую купил кибуц "Ницаним", стала похожа на отроги гор. Изумительно красиво! Но купаться стало совершенно невозможно. Был крохотный участок без скал, на котором мы с Танькой, примостившись бочком, застирывали детские пеленочки, но в обе стороны от него, во всю длину кибуцного пляжа, из земли поднялся риф, неприветливый и скользкий. Это была какая-то большая незадача кибуца, потому что к северу следующий участок земли, на котором можно было найти камни, был только в семидесяти километрах от нас, а к югу, вплоть до самого Гибралтара, таких неудачных кусков уже не было. Ицхаки попробовал подкапывать скалы бульдозерами, но камней становилось только больше. Было что-то дон-кихотское в том, что Ицхаки проводил эту операцию, но он мог бы раскопать пляж до того места, где земля была еще в плазменном состоянии, и ничего бы не помогло -море уносило весь выкопанный песок, и пляж кибуца "Ницаним" превращался в Кордильеры. Я не помню точного момента, когда я понял, в чем дело, - ситуация была ясной как день. Кибуц "Ницаним ", как Кувейт, плавал на нефти! Свою догадку я обосновал и отнес Ицхаки, отдал ему лично в руки. Я уже и раньше обращался к ним с разными проектами. Мне казалось, что идея привлекать людей на этот платный пляж рыбным рестораном была ошибочной: летом, среди дня, есть за деньги жареную рыбу было слишком жарко, и все приезжающие горожане привозили с собой целые чувалы жратвы и прохладительных напитков, а зимой и осенью пляж заливало, и редкие рыбаки, которым здесь случалось бывать, все равно в рыбный ресторан не ходили. А я им предложил устроить еженедельный конкурс всеизраильской песни, с небольшими призами из входных денег! Но мне ничего не ответили. И когда я проснулся среди ночи, пропитанный насквозь тяжелой маслянистой жидкостью, а кругом плавали книги, черновики, матрасы, когда я понял, что я пропитан нефтью, то первой моей мыслью была даже не радость, а холодный страх, что кибуц "Ницаним " украдет мою идею. "Войной пахнет", - сказала Танька сквозь сон. Пахло не войной, пахло тем, что если кибуц со мной поделится, то считай, что мы поправили все свои материальные дела и никогда не будем больше голодать. Но у меня в руках даже не было никакой квитанции! Только это была не нефть. Это была солярка. Какая-то сволочь открутила ночью кран цистерны с соляркой, которую бульдозеристы водрузили на наш холм. Предстояла смена сторожей.
ЭТО ВАМ ОТ МИШИ
Все мои попытки опубликоваться связаны с заграницей. В Союзе я один раз послал большой пакет чая со слонами на последнюю страницу "Литературной газеты", аккуратно подклеив к нему надпись "Чай грузинский, 2-ой сорт", и получил хамский ответ, что материалы подобного рода редакцию не интересуют. С тех пор я зарекся посылать свои материалы в редакции, где мне хоть один раз отказывали. "Напиши что-нибудь о Канаде, - сказала мне расчетливая Танька. Понимаешь, в чем твоя ошибка, ты пишешь только об Израиле. Ни один честный человек не может написать хорошо об Израиле. И ни один человек не станет публиковать об Израиле гадости: во-первых, никому не хочется прослыть антисемитом..." Когда я писал, что в Канаде сторожей проверяют по четыре раза за ночь, я не сказал ни одного слова о романтической фигуре офицера секьюрити, который, собственно, и выполняет эту работу. Все канадцы - немножечко канадцы, но офицеры секьюрити - это трижды канадцы. Как бы это объяснить? У меня есть приятель в Эдмонтоне, Мишка Морской, который дежурил на какой-то затхлой стройке на своем четвертом этаже, и когда его за одну ночь проверили три раза подряд, то он не лег спать, считая, что ни одному идиоту на свете не придет в голову приезжать с проверкой в четвертый раз. Нет. Мишка засел на четвертом этаже с доской, и, когда он увидел в темноте подкрадывающуюся патрульную машину, он подождал, пока офицер секьюрити пролезет в лаз в заборе, а потом бросил в него с четвертого этажа доской, целясь прямехонько в голову. И не попал. Так знаете, что сказал офицер секьюрити? Он сухо сказал: "Кто-то бросил в меня доской". И ни одного слова больше. Вот что такое - офицер секьюрити. Мишку уволили в другой раз - он дежурил в большой счетной конторе, человек на пятьсот, и по ночам со всех телефонов звонил в Союз и разговаривал по часу. "Тут работает пятьсот человек, - сказал Мишка, - они такие идиоты, что не догадаются". Но они догадались, и Мишку со звоном уволили. Мишка вовсе никакой не еврей, хоть он и выехал из Союза по израильской визе. Мишка Морской - белорус, о чем и так можно догадаться по его фамилии. Он совершенно бескорыстный человек. На пятый день моего пребывания в Канаде он явился ко мне в полночь очень взволнованный: "В машине есть девка, сказал он, - я чувствую, что ее можно трахнуть!" Мы были с ним очень мало знакомы. Виделись один раз в электричке, по дороге в Остию. Но он просто очень сердечный человек. И это была даже не его знакомая, а какая-то совершенно малознакомая эмигрантка, которую он тоже первый раз видел. "Ты сумасшедший! - воскликнул я. - Сколько ей лет?" - "Девятнадцать", - сказал Мишка. И я сказал: "Нет". Тогда он меня спросил разочарованно: "А сколько тебе нужно лет?" - "Мне вообще не нужно лет", - сказал я. А он мне говорит: "Подожди, зачем же ты тогда спрашивал, сколько ей лет?" После секьюрити он устроился уборщиком в железнодорожном депо, и его по ночам начал травить электрик-немец. Там есть два сорта немцев - есть немцы в черной пасторской одежде, которые торгуют на базаре твердыми курицами. Когда я говорю, что это твердые курицы - это твердые курицы. Эмигранты их едят в первые годы жизни. Этих кур варят не меньше шести часов, после чего курятину можно использовать в плове. Это поволжские немцы - при них лучше не говорить по-русски. Вообще лучше объясняться знаками, чтобы они не слышали акцента. На евреев им плевать. Но есть еще обыкновенные немчуры канадского происхождения. И вот один такой курфюрст в тот момент, когда Мишка протирал стекла электровоза, изладился включать электрические дворники. В электровозах очень увесистые дворники. Немец этот просто не знал, что Мишка - белорус. В общем, не так уж важно, чем это все закончилось. Я лучше расскажу про Мишку самую лучшую историю: у него очень терпимая жена Люся. То есть всем бы такую жену, если вы бабник. Мишка как вляпается в какую-нибудь историю, так новая пассия начинает гоня