Упрятано капище было на совесть. Без проводницы им пришлось бы поплутать. Хотя нашли бы всё равно. С Витмидом – точно. У него на такие места нюх прям-таки фантастический. Ведунью, вон, углядел раньше, чем она – его. Интересно, а будь на ее месте такой, как Рёрех? Вычислил бы его Витмид? Ой, вряд ли.
Давненько Духарев здесь не бывал. Сколько прошло с тех пор, когда они с Рёрехом сюда заявились? Лет тридцать с хвостиком. Но изменилось с тех пор Волохово капище незначительно. Частокол подправили местами. Новые колья по цвету нетрудно отличить. Часть звериных черепов на частоколе заменили свежими. А вот человечьих на нем больше нет. Хотя, может, и раньше не было? Волох, он погуманней того же Сварога.
Духарев уже знал, что каждое такое капище делится на две части: запретную для людей и запретную для духов.
Первой, внешней границей был вот этот частокол. Внутрь пускали только своих. Но внутри была еще одна граница, внутренний круг. Там царил сам Волох и призванные его служителями духи, которым был заказан путь наружу так же, как чужим был запрещен доступ за внешний частокол. Там, во внутреннем кругу, была уже не Явь, но еще не Навь. Что-то вроде запретной полосы вдоль Кромки. Там находилось физическое тело Волоха, емкость, так сказать, для нисхождения божественной силы, обращавшей этот мир в момент принесения жертвы.
Ворота «внешнего доступа» были закрыты. Но открылись, когда Развай разок-другой стукнул в створ древком копья.
Духарев с гридью въехали внутрь. Ага. Вместо давешней бабки – здоровенный кудлатый смерд с дубиной, а вместо мишки – свора не менее кудлатых псов. Последние, надо полагать, с воинами уже встречались, потому что лаяли яростно, но с приличной дистанции.
– Старшего позови, – велел смерду Развай. – Мухой!
– Помню тебя.
Медогар. Старый знакомый. Надо же, жив еще. Седой, морщинистый, но держится прямо. Сколько ж лет ему?
Сергей Иванович кивнул Разваю, и тот вручил главному волоху кожаный мешочек.
Тот принял небрежно… И удивился. Мешочек оказался тяжелей, чем ожидалось.
– Ты развяжи, – посоветовал Духарев, улыбаясь.
В кошеле было не серебро – золото. Киевское. Владимировой чеканки.
– За что же? – осторожно спросил волох.
– За прошлое, – ответил Духарев.
Первоначально деньги должны были стать платой за помощь, если у волохов получится то, что не вышло у ведуньи. Однако Медогар Духареву здорово помог в свое время. Не поколдуй он с Сергеем Ивановичем, тот бы и не узнал, что его будущую жену увели в полон. За такое дюжина золотых монет – пустяки.
Медогар глянул снизу вверх – Духареву в глаза… Что он увидел? Что-то наверняка. Но вслух сказал только:
– Что за помощь тебе нужна?
– Я присяду, – сказал Сергей Иванович, опускаясь на лавку. – Витмид, Плёс, Илью сюда.
– …Вот такие дела, – закончил Духарев. – Что скажешь, Медогар?
Волох усмехнулся:
– Скажу: хорошо, что сын твой Морене не полюбился. Не то забрала бы его к себе.
Теперь усмехнулся уже Сергей Иванович:
– Это вряд ли.
Илья – крещеный, а значит, ни одна закромочная тварь не может уволочь против воли.
Медогар спорить не стал, спросил:
– Помнишь, как тебя здесь привечали с пестуном твоим?
– Помню.
– Мудрый он был, Рёрех-ведун, сын князя беловодского. На сыне твоем знак его вижу.
– Что еще за знак? – насторожился Сергей Иванович.
– Ведовской. Да ты не тревожься, воин. Ведовоство воину не помеха. Тебе ж не мешает, верно?
Духарев смолчал, а Медогар перевел взгляд на Явнею:
– Что, женщина, не знала?
Та быстро-быстро замотала головой.
– То-то. Ну ничего. – И Духареву: – Помнишь, какую плату с тебя тогда взял?
– Помню.
Может, сейчас, после десятилетий жизни здесь, Духарев отнесся бы к своеобразному жертвоприношению иначе, но тогда он был готов прибить и Медогара, и Рёреха, и всех, кто навязал ему роль «жертвоприносителя».
– Сын твой так же заплатит.
Духарев глянул на Илью. Парень был спокоен. Сидел, помалкивал, в разговор старших не лез. А еще ему по барабану, что там за испытание определил жрец. Отцу подошло, значит, и ему подходяще.
– Как зовут, малый?
– Малый? – Илья удивился.
– Для Волоха вы все – малые, – уточнил Медогар. – Зовут как?
– Ильей.
– Что ж, и Рёрех тебя так звал? – усомнился волох.
– Нет, – качнул головой Илья. – Гошкой кликал. Годуном.
– Годун – это добро, – похвалил Медогар. – Забираю я тебя, Годун. Будешь Волоху служить. Три дня и три ночи.
– Так, бать? – Илья глянул на Сергея Ивановича.
– Так, – неохотно отозвался Духарев. – Поставишь сына на ноги, Медогар…
– Не говори ничего! – перебил старец. – То не мне решать, потому обещать не буду. И тебе не надо. Придешь за ним через три дня, здесь вас не оставлю, не положено вам.
– Как скажешь, – согласился Духарев. Хотел пригрозить: если с Ильей что случится… Но не стал. Не поверь он Медогару, не доверил бы ему сына.
– На капище они, боярин! Верный человек донес! – Тиун глядел подобострастно. Надеялся на похвалу, а может, и на награду. Что ж, будет и награда. Если не соврал.
– Людей с ним много?
– Дюжина вроде наберется. Все бронные, золотопоясные.
– Точно?
– Так мне сказали, боярин. Человек мой на капище-то был, да близко подходить опасался. Это ж варяги! Учуют – на куски порежут.
– На куски мы и сами можем, – пробормотал боярин, оглянувшись на своих спутников, рассевшихся вокруг стола и наливающихся свежесваренным пивом. – Да не бойся ты, не о тебе я. Калека с ними?
– Ага! Лечили его язычники бесовством своим.
– И что же?
– Не помогло бесовство-то! – злорадно сообщил тиун. – А Господь, думаю, от него теперь оступился.
– Думает он, ага… – пробормотал боярин. – Хайнарсон! – позвал он одного из пирующих. – Подойди!
Тот глянул недовольно, но подошел.
– Нашли их, Хайнарсон, – по-нурмански произнес боярин. – Большой десяток. Варяги. Управитесь?
Сван, сын Хайнара, огромный мощный муж мрачного вида, потер ладонью шрам поперек лба, оставленный мечом или саблей, подумал… И покачал головой:
– Вчетвером – против двенадцати варягов? Нет, не справимся.
– А если внезапно?
– Внезапно? На варягов? – Нурман хмыкнул. – Это ты славно пошутил, купец. Нет. Даже будь мы берсерки, как мой отец, не совладали бы. Хитрость нужна.
– Хитрость? Какая?
– А я почем знаю? – удивился нурман. – Расскажи мне всё, что знаешь ты. А я подумаю.
Глава 4
Илье понравилось. По роже видно. Сам процесс. О результате этого сказать было нельзя. Ноги остались мертвыми.
Главный волох тоже в печали не пребывал. Духареву очень хотелось приложить кулаком по довольной роже. Но вместо этого Сергей Иванович спросил вежливо:
– Что посоветуешь, Медогар?
– Здоровы ноги у сына твоего, – сообщил волох.
– Да ну? – недобро прищурился Духарев. – Шутить изволишь?
– Разве ж я посмел бы, славный воевода? – Волох глянул на Духарева из-под густющих седых бровей так, что трудно было усомниться в его серьезности. – Видал я такое. Не болезнь это.
– Ну да. Стрела в хребет – это не болезнь, согласен.
– Видал я и что бывает от стрелы в хребет, воевода. Бывает, и ноги отнимаются. Но разве седмицу назад в сына твоего кто-то стрелял?
Сергей Иванович покачал головой.
– Скажешь, Морена виновата?
– Скажу: судьба у твоего сына ох не простая. И Морена над ним не властна. И Волох – тож. Не то исцелился бы твой сын, потому что люб он богу моему. И Морене, думаю, люб, да не дался. А еще скажу: там, куда твоего сына судьба ведет, ноги ему нужны. Значит, будут.
– Утешил, – скептически проговорил Духарев. – Сейчас мне что делать?
– А что Рёрех, пестун ваш, завещал, то и делай. Я – волохов жрец, воевода. Что бог мой велит, то и делаю. А старый ведуном был, он – ведал. Что было и что будет. Что он сыну твоему наказал?
– На место его, Рёрехово, привести велел. Сказал: мол, знаю я это место.
– И ты привел?
– Привел. Только место это уже не его теперь. Там Явнея живет. Что дальше?
– А сам ты как думаешь, воевода?
– Ты со мной не крути, волох! – наливаясь гневом, процедил Сергей Иванович. – Прямо говори, не то…
– Не грози, – попросил Медогар. – Знаю, что в силах твоих капище мое с земли стереть и солью посыпать. Я знаю, кто ты, воевода. От Варяжского моря до Тмуторокани тебя все знают. Ты пойми: не мог ошибиться ведун. Тем более в час смертный. Если не помогла сыну твоему Явнея, значит, не то это место.
– А какое – то?
– Это не мне – тебе должно быть ведомо. Значит, не всё ты понял, воевода, или понял не так.
– Я его напутствия не слыхал, – буркнул Сергей Иванович. – А Илье он так сказал… – Духарев запнулся, вспоминая, потом произнес четко: – «Место мое твой отец знает. Попроси – покажет. Скажешь, что я велел. Сила твоя – земля есть. Слава твоя – огонь вещный». Что дальше? – И вдруг понял. Вернее, вспомнил.
По его лицу и Медогар догадался: есть!
– Ну?
– Знаю я это место, волох. Но найду ли – не уверен. Мы туда болотами шли. Долго.
– Найдешь! – заверил Медогар. – А нет, так Явнею спроси. Она хоть и послабже, чем Рёрех был, да и баба, однако тоже ведунья. Должна знать. А не знает, так пусть посмотрит. Или у Госпожи своей спросит. Не выйдет у нее, так я тебе зелье сварю, от которого прошлое как настоящее видится, сколько б лет с тех пор ни прошло. Но лучше, чтоб Явнея. Зелье это злое, а ты старый. Можешь там, за Кромкой, и остаться, а тогда уж точно гридь твоя капище по щепкам разберет.
Рисковать жизнью Духареву не пришлось.
– Знаю я это место, – сразу объявила Явнея. – И через болото к нему идти не обязательно, можно и речкой. Только… – Ведунья замялась.
– Говори! – потребовал Духарев.