И двинулся к столбу.
Ему уступали дорогу, даже не зная, что он – княжич. Уж очень внушителен видом.
Илья подошел как раз, когда свалился очередной соискатель.
Илья оглядел столб. Когда-то он был щедро умащен салом, но теперь смазка кое-где стерлась. Илья запомнил где. На всякий случай.
«Штаны бы не замарать», – подумал он и, подпрыгнув, ухватился за столб.
Держаться оказалось не так уж трудно. Там, где сала побольше, наверное, не так. Ну, узнаем.
Илья обхватывать ногами столб не стал. Но и на одних руках влезать не рискнул. А ну как соскользнут. Сжал дерево руками и подошвами, толкнулся одновременно руками и ногами и перехватился уже выше, выиграв сразу пол-локтя.
Народ заорал.
Илья повторил. Раз и еще раз, и еще…
Труднее стало, когда добрался до верхней части, сало с которой еще не стерли другие соискатели.
Но удержался. Еще рывок – и он у котла. Скидывать его вниз Илья не стал. Ударил по нему сразу двумя руками, удерживаясь лишь на ногах. Толпа взревела в восторге.
Илья заскользил вниз, а локтях в пяти от земли оттолкнулся от столба и, перевернувшись в воздухе, четко и ровно приземлился на ноги. И захохотал.
Как все-таки здорово, когда ты силен, здоров и с двумя ногами!
Глава 2
На следующее утро Илья собрал у себя вождей: Свена и Кулибу. Никто из них больше не оспаривал его старшинства, и явились оба.
«Батя бы похвалил», – подумал Илья.
Хотя что говорить: Илье было у кого учиться. Насмотрелся, как они правят. Осталось лишь повторить. Жаль, конечно, что усы у него даже не пробились, но Илья от бати слыхал: князь Святослав с пятнадцати лет людей в бой водил. И сын его Владимир – тоже. Чем Илья хуже?
Вид у Кулибы с Неудачей был, прямо скажем, небодрый. Похмелье сказывалось.
– Свен, сколько у тебя людей? – первым делом спросил Илья.
– Тридцать два.
– Вчера я видел меньше.
– Одиннадцать в дозорах на тракте.
Илья бросил многозначительный взгляд на Кулибу, и тот покаянно склонил голову. Ну да, нурман о своей службе не забыл.
– Это хорошо. – Илья внимательно оглядел обоих. Да, глазки у соратников красные, морды опухшие…
– Юница! – гаркнул Илья.
В дверях появилась девка, выбранная им из предложенных Головешкой. Хорошая девка, румяная, сисястая, крепкая.
– Пива принеси!
– Мигом, мой господин!
Тусклые рожи кривича и нурмана просветлели.
Илья дождался, когда на столе появится кувшин, соратники опорожнят по кружке и в глазах у них прояснится.
– Сердечно благодарим, княжич! – Кулиба отер усы. – Слушаем тебя.
– Нет, это я вас слушаю, – возразил Илья. – Как так выходит, что тати вот уже пятую седьмицу на дорогах озоруют, а вы и в ус не дуете!
– Зря так сказал, княжич! – пробасил нурман. – Обидно сказал. Мы делаем, что можем!
– Это утешает, – кивнул Илья. – Особенно утешило бы купцов побитых, ежели б слышать могли.
– Что могли – делали! – проворчал Кулиба. – Дозоры по дорогам ходят, в селищах всех предупредили: о чужих людях, особо о людях подозрительных, немедленно мне весть слать.
– А отчего ты, Кулиба, решил, что тати селянам нашим чужие? – поинтересовался Илья. – Это ведь только здесь, в Морове, кривичи живут. А в прочих местах – те же радимичи. А если и тати их племени? Тогда это мы им чужие, а не они. И будут они не нас предупреждать, а их.
– Выпустить для острастки двум-трем кишки да в каждой деревне, – проворчал нурман. – Враз поймут, кого слушать надо.
– Не пойдет, – отмел Илья. – Это мои смерды. А потому карать буду только тех, чья вина доказана. Что еще делали, кроме дозоров?
– Обманки посылали, – сказал Кулиба. – Батюшка твой князь-воевода посоветовал.
– Что вышло?
– Да ничего. Покатались возы туда-обратно вот и всё.
– Они хитрые! – вмешался Свен. – Взятый караван на дороге никогда не бросят. Непременно в чащу уведут. Никто и не узнает, если случайно кто не наткнется, или те, к кому караван шел, не прибегут и не скажут, что потерялся. Людей – кого побьют, кого с собой уведут, телеги разгрузят, товар – на лошадей, телеги разломают, обломки спрячут, следы подчистят – и угадай поди, что здесь караван разбили. И так не менее одного в седьмицу. А может, и больше – мы ведь не о каждом знаем. Хитрые они.
– Значит, мы должны быть хитрее, – заявил Илья. – Что предлагаете?
– Пустить дозоры не по дорогам, а скрытно, – тут же предложил Кулиба. – А еще лучше – с наживкой. За обозом каким-нить.
– За обозами! – поправил Свен. – И пусть те обозы везде останавливаются, а торговцы по секрету рассказывают, какой у них груз дорогой.
– Рассказывать ничего не надо, – внес поправку Илья. – Не то догадаться можно, что приманка. А предложение хорошее. Сколько по вашим предположениям разбойников в ватажке?
– То, что мы смогли понять по следам… Десятка два, может, – ответил Кулиба и приложился к пиву.
– Ватага может быть не одна – несколько. – Свен тоже отхлебнул.
– Может, – согласился Илья. – Потому в дозорах чтоб не меньше десятка воев.
– У нас так и ходят, – ответил Кулиба.
– Хорошо. Еще вот что сделаем. Я возьму с собой два больших десятка гридней – из тех, кто хорошо леса знает, и схожу к капищу радимичскому, какое найдем.
– Зачем? – удивился Кулиба.
– Пограбить? – оживился Неудача.
– Поговорить.
– О чем с ними говорить, с бесопоклонниками? – насупился Кулиба. – Еще убьют тебя, княжич, а мне потом…
– Не убьют, – усмехнулся Илья. – Меня убить трудно. Да и не один я буду. Что до бесопоклонников… А сам-то ты кем был, сотник, до того как крест принял?
Кулиба промолчал.
– Решено, – завершил Илья. – Так и поступим. Делайте. Кулиба, людей мне сам подберешь.
– Моих тоже возьми, – предложил Свен. – У меня в одном десятке аж четверо вятичей.
– Надежные? – уточнил Илья.
– Верные. Еще из святославовой дани кровью.
Илья вспомнил рассказы отца о том, как примучивали вятичей и как взяли с них дань – лесной добычей и лучшими юнаками – в княжье войско. Вот это у нурманов и называлось данью крови, потому что род отдавал своих, свою кровь – чужим.
Но вятичи – это хорошо. Тоже лесовики.
– Годится. А скажи мне, хёвдинг, почему тебя Неудачей зовут? – спросил он уже по-нурмански. – Не везет тебе в чем?
– Не везет! – осклабился нурман. – Только не мне, а тем, кто со мной в бою повстречался. Вот для них я Неудача и есть.
– Он вернулся, Сновид, хозяин земли нашей. И снова здоров. Еще здоровше, чем ранее.
– Я знал, – пророкотал ведун. – Он – земли соль. Земля его и исцелит, и силой наделит. Я рад, что он вернулся.
– А как нам теперь быть? – спросил собеседник жреца, кряжистый бородатый муж, за широкий пояс которого был заткнут топор, и не топор лесоруба, а настоящий боевой.
Вокруг тысячами голосов шумела дубрава. Причудливые тени играли на лицах людей. Будто духи-предки касались их бесплотными ладонями.
– А сам что думаешь, Ладовлас?
– Ну-у… Когда слуги Яриловы против него людь взбаламутили, подняли, Яроша убили. А Ярош при нем был. А теперь никого!
– Не одни лишь Яриловы, – поправил Сновид. – Многие пошли, которые мне не поверили. На скот да серебро польстились, на чужих понадеялись… И где они теперь? Нет, это хорошо, что господин вернулся. Надобно нам при нем своего человека иметь. Вместо Яроша.
– Так нет у них в Морове никого из наших! Привел князь-воевода чужаков с севера, землю нашу им отдал! А ты побить их не даешь!
– Не моя в этом воля, Ладовлас. Поединок был здесь, в божьей роще. Ты тоже был здесь и видел, как княжич Яроша одолел. Теперь он – наш господин. И как господину ему следует весть послать. Хочу с ним встретиться, поговорить. И еще есть у меня мысль, Ладовлас… Соловья им отдать!
– Да ты что, мудрый? – испугался Ладовлас. – Соловей, он же за всех нас мститель!
– Какой он мститель?! – возразил ведун. – Изгой он, змей летучий, совсем страх потерял. Зло творит, лютует. Добра набрал – на ста телегах не увезти, а все ему мало. А сыновья его – еще хуже! Соловей хоть чужих казнит, а они своих мучат. Кого в страхе держат, кого к себе забирают – разбой с ними чинить. Или забыл, как князь летом с воями приходил, дань забирал, капища зорил? Соловью что? Он как услыхал, что русы идут, в нору забился да отсиделся там с горлорезами своими. А пострадал кто? Людь наша! Те, кто и на Моров не ходили, и на дороге не озоровали! Мститель! Ну ты сказал, вождь.
А что, если всерьёз осерчают русы, князь их главный, что в Киеве сидит? У него воев – тьма. Пройдут по лесам нашим, богов пожгут, вольных охолопят. Продадут в края чужие, как этих, что сдуру на Моров набежали. Погубит Соловей роды наши. – Сновид вздохнул. – И урезонить зло некому.
– Да как их урезонишь? – пробормотал Ладовлас. – Я – вождь войны, а всей зброи у меня – вот это, – он похлопал по топору, – да рогатина еще. А у Соловья и тех, кто с ним, у них мечи добрые, луки боевые, у иных даже бронь настоящая, как у княжьей гриди. Втроем полсотни наших положат и рады будут. Им бы только крови напиться. И знают всё обо всех, что в лесных селищах, что в приречных. Вот Течка, меду упившись, худое про них говорил, так чада Соловья схватили его и Жарка Бешеная Течкиным же ножом язык ему отрезала. Течка кровью захлебнулся и помер. А им бы хоть что. И виру с них не спросить. Спросишь – тоже без языка останешься.
– Вот и я о том же. – Ведун поворочал палкой в костре. – На силу Соловья равная сила нужна. Потому и хочу я с господином встретиться. Не зря у него родовое имя – Годун. Неспроста. Защитит нас, как иначе? Пошли к нему, Ладовлас! Надо.
Сновид проснулся от шороха, учуял недоброе и сразу потянулся к ножу.
– Не трепыхайся, старый! – раздался рядом злой голос. – Пришла твоя пора.
Сновид отпустил нож. Он почуял: вокруг множество людей.