— Чего искать?
Бей слуг, князь Ярослав Владимирович, заглядывай в спальню, а окно открыто, а оттуда — жалящий русский мороз…
Приковылял старый Будый, близкий человек; советов его не слушали, но — верили.
— Где богатыри?! Добрыня, Алеша, Илья?!
— Выехали вчера из Киева, — недоуменно округлил глаза Будый.
— Когда вернутся?! — прорыдал князь.
— Обещали к полудню…
Князь забылся сном только под утро — совсем в другой спальне, и Будый сидел у его ложа с мечом наготове, и стража стояла под дверью, но все равно снился Ярославу почти такой же сон, только ворон больше не прилетал; боялся, видно, старого Будого. И сказали князю утром, что снова стучался в давешнюю спальню ворон, все норовил разбить окно; слуги увидели это и убежали, даже не услыхали, говорил что или нет…
Вот такая история случилась на седьмую ночь после въезда князя в Киев.
Мы вернулись в Киев, как и обещали, к полудню. Уже у городских ворот махали нам руками:
— К князю, к князю!
Ярослав имел вид совершенно больной; затравленно озирался, только что под кровать при нас не заглядывал.
— Я видел сон… — произнес он и запнулся, исподлобья глядя на нас. Но мы стояли молча, и князь, спотыкаясь на каждом слове, рассказал нам и сон, и историю с вороном.
— Дурной знак, — переменился в лице Илья. — Хуже не бывает.
— Ворон старый был? — спросил Алеша деловито.
— Старый, черный, огромный, — закивал князь.
— Плохо, — сказал Алеша.
— И враг на тебя со Святополком вместе шел? — переспросил я. — И тело отца видел?
— Да, да, да… Что это, что?
— Смерть от их руки рядом ходит, — не вытерпел Илья и тут же осекся.
Князь посерел и опустил лицо.
— Ты знал, на какой престол садишься, князь Ярослав Владимирович, — сказал я. — Не только кровь твоего отца на нем и братьев, но и темная Сила. Побереги себя, державу побереги, князь.
— Говорите, — махнул князь рукой, не поднимая головы.
— Чем за очередной пир садиться, — буркнул Илья, — лучше давай проедем-ка по Киеву.
Мы показали ему следы правления Волхва в Киеве, потому что какой был Святополк на самом-то деле правитель! Верная Владимиру дружина оставлена — не все сразу, думал Волхв, — а вот верная и умная — положена, вот погост, посмотри, князь… Вот тут лежит твой отец — отравленный, как ты во сне видел и как мы тебе говорили… Вот спалена церковь — будто сама собою сгорела, а на деле-то не сама. Вот посмотри — тридцать дворов выгорело, и погибли там умные люди, заменить которых некем. Вот смотри — разденутся перед тобой люди и увидишь, как пытали в те дни в княжеских подземельях руки Волхва, тайн искали. Вот ты все раздаешь награды из казны своей, а загляни в казну: Святополк в Польшу пустой отправился, а в казне добра воробью по колено. Куда ушли злато с серебром, каменья, где драгоценная посуда, над которой так дрожал князь Владимир? Все пошло на оплату слугам Волхва; скупехонек Волхв, вот и решил княжеским добром расплатиться. И говорили мы тебе еще в Новгороде, что решил Волхв извести Русскую землю, хоть и русский он человек, и Святополк его слуга, хоть и не знает того. И не будет покоя тебе, покуда не побежден окончательно Святополк и — самое главное, слушай, смотри по сторонам, князь Ярослав Владимирович, берегись — покуда жив Волхв. Сила Волхва оплела твоего отца в последние годы; поэтому и приблизил он Святополка, потому и навлек эту беду на нас. Под конец стал вырываться князь Владимир из плена — и отравили его, и началась смута. А могилки в Киеве и пепелища — свежие совсем, еще дух Волхва от них идет… Смотри, смотри, князь Ярослав Владимирович, пропируешь ты Русскую землю…
Когда мы вернулись во дворец, князь молча ушел к себе.
Будый посмотрел на меня серьезно:
— Присмирел сокол-то наш… Очень у меня сердце болело два дня…
— Спасибо, Будый, — сказал я.
То, что князь видел и слышал в тот день в Киеве, было полной правдой: и убивал Волхв, и мучил, и жег заживо, и грабил. А вот то, что случилось ночью… Сны и ужас навел на Ярослава я. Дело это кропотливое и трудное, но если есть время, вполне посильное. Вот ворон — дело рук Алеши. Чему я завидовал всегда — так это тому, что Алеша умел говорить со зверями, и иногда они ему даже повиновались. Такая Сила дана немногим; я пробовал овладеть ею еще при Учителе, но ровно ничего у меня не получилось. А вот Алеша в озорстве сделал то, чего обычно избегал: показал Силу. И напугали мы князя нашего, как того и хотели.
А Будый только и сделал, что сказал, в какой комнате князь будет сегодня спать.
Пришла зима, засыпала Киев. Снег, снег кругом — домишки стоят по пояс, сугробы на крышах, окошки мохнато заиндевели, и злобно таращится в них месяц, расплывается в инее, словно чей-то сияющий глаз… Долгие ночи, и нет от них спасу. Многие бегут, закутавшись, к ворожее. Зимой спит лесная и водяная нечисть, не манит в чащу леший, не смеются русалки; только домовой поскрипывает половицами, шуршит за печкой; ну да что домовой — дух безобидный и домашний; но только хорошо зимнее время для гаданий. Видимо, очищается что-то вокруг, и будущее становится яснее. В теплое время года мешают гадать голоса и шевеление всех существ — больших и малых, наделенных Силой. Окружающее заполнено ими; их Силы пересекаются, сталкиваются; то пространство, в котором можно действовать Силой, шумит. Зимой же тихо… Правда, моя Сила, например, зимой ослабевает, полуспит. Не знаю почему, но такова Сила.
Князь Ярослав притих на время, пиры давал и на охоту ездил, но долго беседовал с нами и ближними боярами; строил замыслы успокоения Русской земли, и часто речи его звучали разумно. Я приходил к мысли, что наше решение в свое время поддержать Ярослава было неплохим; казалось вполне вероятным, что он вырастет в толкового правителя.
Однако время шло. Богатырь не годится в наставники князю; когда богатырь наставляет, князь хмурится, а то и грозится; не приспособлен богатырь для наставничества князей. Удел его — подвиги. И вот студеным зимним вечером сошлись мы втроем и стали говорить о том, что нам делать.
— Волхв слабеет, — говорил Алеша, возбужденно блестя глазами. — Когда осенью он напал на Добрыню, Добрыня его победил.
— Не победил, — сказал я. — Если бы вы не подоспели, неизвестно, чем бы дело кончилось. — А сам вспомнил этот холодный осенний вечер, когда стрелы Волхва летели в меня, а я уворачивался, и как я закрыл глаза, чтобы ясно видеть Волхва, одетого в светящиеся одежды Силы…
— Но ты его ранил, — настаивал Алеша, — а никому еще не удавалось ранить его. Пока он бежит, надо идти за ним по следу.
— А может, и не бежит он вовсе, — раззадоривал его Илья, — может, он уже по киевским улицам ходит.
— Бежит враг, — говорил Алеша, — бежит, не потому только, что разбит Святополк и Ярослав в Киев вошел — это ему полбеды. Много слуг врага положили мы; оглянулся он — а черную стаю уже просто так и не сколотишь. Людишек искать и учить надо. Да и потом Силой много враг пользовался. Много яду своего за последний год пролил. Вот и Добрыня его едва не победил. Врагу нужно укрыться так, чтобы никто его не нашел, чтоб Силу свою возродить, опять Сильным из Сильных стать. Как змея враг. Слетела одна шкура, новая нарастет. Да только для этого переждать, укрыться надо.
— Что ж, — спрашивал Илья, — выходит, пощипали мы его маленько?
— Пощипали, — горячо говорил Алеша, — да только если сейчас в покое оставим, такого же, как прежде, врага получим.
— Раны он зализывает, Илья, — вступил я, — на Силе тоже раны бывают. Застать его слабым — вот дело…
— Где же искать его? — вопрошал Илья. — До сих пор не мы его находили, а он нас.
— Так вот сейчас-то и самое время! — горячился Алеша. — Покончить с врагом! — говорил он мне. — Подвиг-то какой! — поворачивался он к Илье.
— Ладно, подвиг, — ворчал Илья. — Искать-то его где? Что — по всем землям колесить? Спросишь ты у кого? Собак бешеных натравишь на след?
— Я, кажется, знаю ответ, — сказал я медленно. — Смородинка.
Илья не сдержался — ахнул. Алеша нахмурился. Я назвал то, чего называть было нельзя, даже при богатырях.
— Смородинка, — прошептал Алеша и покачал головой. Илья шумно вздохнул.
— А что делать-то, богатыри? — сказал я.
— Смородинка, — протянул Алеша недоверчиво и снова покачал головой.
Илья заворочался на лавке:
— Звал я вас в свое время на Идолище Поганое, думал, никто меня в смелости не переплюнет, а вот Добрыня — смотри ты… Ой, Добрыня, Добрыня, не сносить тебе когда-нибудь головы.
Я перевел дух. Честно говоря, я ждал худшего.
О Смородинке мне рассказывал Учитель, как должен был рассказать каждый богатырь своему ученику. Рассказывал — и наказал никогда близко не подходить к тому месту, и я всегда послушно объезжал его, не собираясь и мысленно оспорить правоту Учителя. Даже на том расстоянии, на котором я был от Смородинки, чувствовалось, что места эти — особые, и на день пути не было там ни одной деревеньки, а люди, которые жили по границе этих мест, были особенные люди, и с ними лучше было не связываться. Смородинка имя речки в глубине Русской земли, в лесах и болотах. Никто доподлинно не знает, что там происходит, но только говорили испокон веку все знающие люди, что именно там наш мир переходит в мир иной.
Говорят: отлетают души и несутся на Смородинку, и где-то там проникают в мир посмертный. Говорят: Боже упаси тебя попасться на дороге этим душам — тут же подхватят и понесут тебя туда, откуда нет возврата. Говорят: на Смородинке можно узнать все, только вот вернуться оттуда нельзя. Говорят: открывает тайны Смородинка и тут же ловит тебя, не отпускает, и ты либо скитаешься всю жизнь по болотам, как призрак, либо проваливаешься живьем туда, куда текут души. Говорят: в тех местах Сила твоя может обернуться против тебя, и лучше забрести на Смородинку пахарю, чем Волхву: завертит Волхва Смородинка, и не вырваться ему. Говорят: Смородинка не добра и не зла, а просто — рубеж знания, переступать который человеку запрещено. Говорят: Волхв никогда не был на