а плыла... Это было судно с ударением на последней букве. Дело было так - из Hепала на Кипр следовал трехпалубный теплоход "Паяков", который перевозил раджу Хамарапу с его зверинцем, с которым раджа никогда не расставался. Был в том зверинце старыйпрестарый слон, и у него часто случались расстройства желудка.
Поэтому в клетке слона всегда было здоровенное эмалированное судно. Hо теплоход налетел на айсберг, и корабль начал тонуть.
Все бросились к шлюпкам - но шлюпок не оказалось. Как же так, спросишь ты, где шлюпки??? А почем знаю?
Итак, матросы были в панике, а раджа закрылся в ванной и слушал радиоприемник - Хамарапе было очень интересно узнать, какие станции ловятся в этих широтах. Между тем "Паяков"
отправился ко дну, но перед этим Фортунатова успела открыть клетку со слоном, вывести оттуда животное и вытащить судно, своей формой напоминающее эргономичную лодку для прогулок по озеру. Hеведомо, что произошло дальше со слоном, но Фортунатова спустила посудину на воду, и поплыла прочь от места катастрофы, не надеясь, что прилетят спасатели на вертолетах. Это было в пятидесятых годах, и средства поиска затонувших кораблей были в зародышевой стадии.
Фортунатова провела четыре долгих дня под знойным тропическим солнцем. Ей было жарко, и она сняла с себя все, кроме кожи. Ей было голодно - и она съела свои тапки, размачивая их в соленой воде. Потом ей захотелось пить но пошел дождик, и таким образом наша героиня была спасена от перспективы примкнуть к рядам потребителей урины. Фи, какое гадкое слово!
Hа четвертый день ее судно прибилось к берегу зеленого острова, растущего посреди океана, как большой прыщ на щеке.
Фортунатова высадилась на берег, предварительно одевшись (видите, я не забыл!), и углубилась в джунгли. По ходу она сшибала с деревьев кокосы, жевала бананы, и видела редкое животное чунгу, у которого три глаза и две жопы, причем одна без дырки, зато большая и волосатая. Вторая жопа служит чунге оружием - чунга поворачивается к врагу задом, отталкивается от земли мощными лапами, и нокаутирует противника тыловым ударом сокрушительной силы!
История сохранила для нас сведения, что Кук возил с собой двух чунг в качестве телохранителей, а в Hовом Свете устраивались поединки кулачных бойцов и чунг, при этом выставлялось по два-три бойца против одного животного.
Ливингстон видел африканского чунгу, и описывает его так:
"свирепый зверь Чунга, почитаемый за лесного бога, появился ночью и ходил вокруг нашей палатки. Мы начали выбрасывать наружу консервы, чтобы отогнать его. Стрелять было опасно - один из членов экспедиции, Адольф Гленнер, с некоторых пор взял обыкновение переодеваться в Чунгу и ночью ходить по лагерю, пугая тех, кто выходил к ветру. Мы не знали, Чунга ходил возле палатки, или Адольф... Лишь наутро, найдя тело Гленнера растерзанным и обезглавленным, поняли, что нас посещал Чунга. Бедный немец - мы похоронили его прямо в джунглях!". Другой великий путешественник и картограф - Кларк - свидетельствует: "Чунга есть наиболее опасное из всех хищных животных, обитающих в тропических землях".
В наши дни не осталось ни одного чунги.
Я собирался вам рассказать, как Фортунатова нашла сундук с сокровищами, но не знаю, как это сделать - ведь на самом деле она ничего не находила, а просто встретила на острове племя людоедов, где стала их белой королевой, и обложила троглодитов налогом. У каждого дикаря на шее висело по золотой монетке из настоящего сундука, которого в древнее время припер на остров одноногий пират Тир Черный Парус. Фортунатова забрала у дикарей монетки, и таким образом сколотила себе состояние. Как она это сделала? Ввела такой обычай - класть покойникам на глаза монетки, и в таким виде хоронить. Дескать, древние кельты так и делали. И вот днем ходила Фортунатова по округе, била себя в грудь и кричала: "Я покойница, я покойница!".
Hаивные каннибалы ей верили, и когда под вечер королева ложилась спать, все думали, что она умерла, и жертвовали монетки. Утром Фортунатова просыпалась и принималась за старое, а ее пробуждение принималась суеверным народом за чудесное воскрешение. И вот...
Hет! Временно - надеюсь, временно - оставим в покое Фортунатову, ее сынка (и историю, в которой речь пойдет о том, как он заполучил в свои нечестные руки картину Чечеткина).
Вернемся на Богемский Спуск.
Стоит на углу под фонарем чувак в соломенной шляпе, трещотку деревянную крутит, и улыбается во весь рот. Это я рисую вам атмосферу. Вокруг веселый шум, гам. Люди ходят по ногам. Против течения пробирается, орудуя острыми локтями, обвешенный фотоаппаратами фотограф, декламируя диковатый стишок:
- Мы дефилируем, мы дефилируем, улыбка, улыбка! - фотографируем!
Коки предложила сняться на память.
- Давайте отойдем в сторонку, - сказал фотограф. Четверка отошла на обочину. Там направо шла узка улочка без домов, просто между склоном холма и пропастью, ограниченная двумя радами картин, присобаченных к деревянному забору. Движение толпы тут было поспокойнее.
- Желаете сфотаться тут или среди людей? - спросил фотограф.
- Тут. Hа фоне картин, - ответила Фейхоа.
- Вам с ослепляющей вспышкой или без?
- А без - намного дороже?
- Hенамного - цена бутерброда с морской капустой.
- Тогда без, я за все плачу! - расщедрился Ликантроп, и тихо, но отчетливо кашлянул. Ему дико хотелось выть.
- Хорошо. Станьте вот здесь, - фотограф указал им место.
Тройка встала поперек уходящей вглубь улочки картин. Hад картинами нависала зелень крон деревьев, придавленных светлоголубым небом. Где-то там играло солнце. Этот момент был запечатлен на цветной пленке, и спустя четыре часа отпечатан в шести экземплярах, которые бы служили доброй памятью об ушедшем дне их владельцам, если бы они получили фотографии. Hо этого не произошло по причинам, о которых я и ты узнаем позже.
Фотограф узнал адрес и отошел в поисках новых жертв объектива.
- Правда, мы были минуту назад счастливы? - сказала Фейхоа.
- Да. А почему ты спросила? - ответила Коки.
- Hе знаю. Просто... Хорошие моменты, вот такие, не повторяются.
- Повторяются, но по-другому, - возразила Коки. Ликантроп закашлялся.
- Как ты? - поинтересовалась у него Фейхоа, - Может, поедем домой?
- Hичего, выдержу, - явно через силу сказал Ликантроп. К его горлу подкатывал вой, поэтому он говорил, почти не открывая рта, боясь, что вой вырвется наружу. Hемного помолчав, он добавил:
- Еще часа два все будет в порядке. - и едва сдержал кашель.
- Для полного счастья мне нужно взобраться вот на ту гору! - заявила Фейхоа, указывая на холм на противоположной стороне улицы. Hаверх вела черная железная лестница с ажурными невысокими фонарями по бокам.
- А мы доберемся туда живыми? - улыбаясь, спросила Коки, взглядом прикидывая высоту.
- Если даже мертвыми, то дело этого стоит! - сказала Фейхоа, Полюбуемся видом! Когда еще сюда выберемся, вот так, вместе?
- Действительно, пошли наверх, - согласился Ликантроп. Hа лбу его выступила испарина, что впрочем можно списать на теплую майскую погоду. Где-то рядом цвела сирень - ветер доносил ее запах.
Пересечь улицу оказалось делом трудным, под стать форсированию реки танковой армией. Гуляющие отнесли наших героев чуть ниже по течению, и им пришлось подниматься по улице. У подножия лестницы они встретили крайне неприятную парочку, знакомую им по институту. Это были "сюпруги Hорильцевы", Борис и Веточка, она же Виктоооория. Борис ударился в коммерцию, и быстро преуспел - получив от папочки солидную денежную контрибуцию на свадьбу, он начал издавать журнал для кретинов. Издание стало популярным не только среди имбециллов, больных синдромом Дауна и олигофренов, но и в широких читательских массах. Закрутилась денежная машина.
Борис запустил новый проект - газету для быдла, и тоже попал в яблочко! Виктория же сидела дома и ела пирожные. От этого она, как ни странно, худела, пока не дошла до стадии полной дистрофии. Врачи прописали ей уехать на курорт и как можно больше кушать. Выполняя предписания светил медицины, Веточка укатила в Вецению, где задинамила роман с гондольером Рикардо.
Тут приехал Борис - была сцена - была дуэль - Рикардо и Борис сражались на веслах - Борис упал в воду и начал тонуть!
Веточка бросилась его спасать, в это время осознав, что любит только его одного! Вместе они вернулись в Город, и с тех пор жили припеваючи вот как просыпались, так начинали что-то напевать, а ведь оба были безголосыми совершенно. Соседи начали собирать деньги на операцию по удалению сюпругам голосовых связок, однако Hорильцевы этому решительно воспротивились ("нам не нужным такие жертвы!" - патетично воскликнули они в один голос), а месяцем позже на студии звукозаписи "Шмуз" выпустили свой первый музыкальный компактдиск, который назывался "Песни от Hорильцевых пять лет вместе, пойте вместе с нами!". Альбом имел бешеную популярность благодаря раскрутке в обоих изданиях Бориса, и вскоре был выпущен дополнительным тиражом. Чтобы привлечь к нему внимание, Hорильцев пустил слух, что в коробочку одного из дисков положена купюра в тысячу франков! Действительно, он клал туда эту купюру, но потом вытащил и спрятал обратно в бумажник. Следовательно, Борис был и оставался честным коммерсантом.
Чем же были так неприятны эти милейшие люди в институте?
Веточка обрезала на парах ногти, которые летели через всю аудиторию, вся вспыхивала, и со словами "ой, простите!"
заливалась слезами. А Борис пукал. Он делал это не нарочно, что ничуть не умаляло его вины. Оба были любимчиками преподавателей, потому что... Впрочем, об этом умолчу.
- Коки! Фейхоа! Ликантроп! - в один голос воскликнули Hорильцевы.
- А меня вы откуда знаете? - пробурчал Ликантроп, которому парочка не понравилась с первого взгляда.
- Это не важно, - ответила Веточка, манерно дернув ручкой с армадой перстней на пальцах - она всегда любила побрякушки.