Менес понял, что в забытьи назвал Тиу именем другой.
А эта другая продолжала борьбу за жизнь свою, матери, названой сестры и не родившегося еще ребенка…
Дом Петара Незер, Серкета и Бина нашли перед самым закатом. Хорошо, что удалось это сделать, с севера дул холодный ветер, заставлявший женщин в их тонких одеяниях дрожать от холода. Бина, потерявшая сандалию и шедшая босиком, и вовсе поджимала то одну, то другую ногу. Ночевка под открытым небом грозила не только насилием, но и болезнью.
В доме жили, но на требовательный стук Незер массивные ворота открылись не сразу. Пришлось колотить ногами.
Тощий, едва волочивший ноги слуга окинул их неприязненным взглядом и собрался закрыть ворота без всякого разговора – нищие беженцы, что с ними беседы вести? Но Незер успела задержать.
– Это дом Петара?
– Да. А тебе чего?
Очень хотелось просто дать по шее старику, но она понимала, что тогда слуга и вовсе не станет разговаривать.
– Мне нужна Шеритра.
Кто знает, на каком положении в доме Шеритра, но хоть под крышу пустят, и то ладно.
Старик окинул взглядом девушку с головы до ног и подозрительно поинтересовался:
– А ты кто?
– Я ее сестра.
Имя на всякий случай уточнять не стала. Сестер помимо Незер у Шеритры две, пока поймет, какая именно, можно успеть договориться.
– Сестры госпожи все дома.
Ого! Значит, госпожа, уже лучше. Незер кивнула в сторону Серкеты:
– А это ее мать госпожа Серкета. Зови Шеритру быстро, если не хочешь быть наказанным!
Требовательный тон не произвел на слугу никакого впечатления, он сказал подождать, закрыл ворота и зашаркал по направлению к дому. То ли госпожа Шеритра не такая уж госпожа, то ли дом не тот. Разве мало в Египте Шеритр, которые замужем за Петарами?
– Из Харги! – крикнула вслед шаркающим шагам Незер.
Что, если он вовсе не вернется? Скажет хозяйке, что за воротами беженцы, от которых нет никакого спасения, та распорядится закрыть на засовы покрепче или вообще выпустить охраняющих поместье павианов.
Незер пообещала:
– Разнесу и дом, и ворота.
Начал накрапывать дождь, постепенно усиливающийся. Холодный ветер пронизывал насквозь. Незер уже подняла руку, чтобы начать колотить в ворота снова, когда послышались голоса и шаги от дома. Резковатый голос, несомненно, принадлежал Шеритре.
Ворота открылись, но не слишком широко, чтобы в любую минуту захлопнуться снова. Незер успела вывести вперед мать, чтобы Шеритра увидела сначала ее.
– Мама? Что ты здесь делаешь?
Серкета не успела открыть рот, за нее ответила младшая дочь:
– Вообще-то, ждет, когда ты наконец пустишь нас под крышу! Шеритра, прикажи открыть, иначе я всему Шедету расскажу, как ты обращаешься с матерью!
– Незер? – изумилась старшая сестра, однако сделала знак, чтобы ворота открыли.
Войдя внутрь большого двора, они стояли – мокрые, продрогшие, несчастные. Шеритра с изумлением и некоторой брезгливостью разглядывала незваных гостей.
– Мы так и будем стоять здесь или ты все же прикажешь провести нас в тепло?
Шеритра опомнилась:
– Да, проходите.
Она что-то приказала толстой важной служанке, та сделала приглашающий жест родственницам хозяйки в сторону пристройки к дому. Но им было уже все равно куда, лишь бы в тепло.
– Зачем вы здесь? – поинтересовалась у Незер Шеритра. – Я не смогу содержать всю семью.
– Бина, идите в дом, я сейчас. – Незер подождала, пока мать с девочкой отойдут подальше, и, невзирая на то что страшно продрогла, остановилась, схватив старшую сестру за руку: – Ты даже не спрашиваешь, что с отцом?
– А что с ним? – в голосе Шеритры послышалось смущение, но не очень сильное.
– Он умер. А содержать нас не нужно, мы справимся сами. Но если хочешь получить свое приданое, постарайся быть с нами приветливей хотя бы до завтра.
Незер буквально шипела все это прямо в лицо старшей сестре. Шеритра чуть отшатнулась, но в глазах немедленно появился интерес:
– Какое приданое?
– То, которое тебе не выплатили из средств от моей продажи, сестричка. Прикажи слугам принести горячей воды и еды, мы страшно устали и замерзли. Золото доставят завтра.
Последнюю фразу она произнесла не задумываясь, но правильно сделала.
Вокруг трех продрогших женщин засуетились слуги, очаг немедленно разожгли, принесли много горячей воды, одежду, еду, напитки, постелили постели…
– Что это она такая добрая стала? – осторожно поинтересовалась Бина, когда они уже блаженствовали перед огнем сытые и чистые.
– Я пообещала отдать ей приданое, которое Шеритра не получила, когда выходила замуж. Золото способно купить даже сестринскую любовь.
– Шеритра получила приданое, – вдруг четко произнесла Серкета.
– Что? Ты же говорила, что ее обидели? – ахнула Незер.
Мать выплыла из своего небытия и разговаривала вполне разумно, даже выражение глаз стало иным. Надолго ли?
– Шеритра получила свое приданое, но она хотела больше.
– Насколько больше?
– На сто шетитов.
– И из-за сотни шетитов Шеритра отказалась от родных?! – ахнула Незер. Какой бы противной ни была старшая сестра, забыть отца и мать из-за такого…
– Она еще хотела мои украшения.
Незер ужаснулась, взгляд матери начал «плыть», она снова уходила в полубезумие.
– Какие украшения, мама?
– Эти, – Серкета сняла со своей груди мешочек, к которому не позволяла прикасаться никому, и протянула Незер. – Это подарок бога. Это для Незер, только для нее, – костлявый палец некогда красивой руки погрозил девушке.
– Хорошо, я ей передам, – кивнула Незер, принимая довольно увесистый мешочек.
– Это бог подарил мне для нашей дочери, – настаивала Серкета. Ее, видно, терзала головная боль, женщина прижимала пальцы к вискам и мучительно морщилась. На несколько мгновений взгляд снова вырвался из безумия, она четко произнесла: – У тебя такие же глаза, как у Незер.
– Да, поэтому ты можешь мне верить. Я передам ей все.
Незер положила руку на материнское запястье. Глаза Серкеты стали безумными окончательно.
– Бина, дай-ка мой мешок, там есть опийная настойка. Надо дать Серкете, чтобы снять головную боль.
О мешочке матери она вспомнила, только когда измученная Серкета уже спала, а Бина снова пристроилась ближе к огню, сжавшись в комочек.
Что там – камешки, дорогие с детства вещички?
Шеритра получила приданое, но теперь придется дать ей еще. Незер не была против, золото, полученное от продажи поместья в Харге, нужно разделить между всеми детьми Антефа и Серкеты.
С этими мыслями, она развязала потертый кожаный мешочек, высыпала содержимое на постель и ахнула!
– Бина… ты только посмотри!
Такие украшения и впрямь мог подарить только бог. Роскошное ожерелье, серьги, множество браслетов, самые разные амулеты… Все золотое и с самыми дорогими драгоценными камнями.
– Вот это да! – Бина с трудом сдержала визг. – Незер, кто бы мог подумать, что Серкета так богата?
Незер вздохнула: Серкета была богата, когда поместье в Харге погибало, когда Антеф умирал без врачебной помощи, когда они с Бину лазили по чужим огородам и ели лепешки из муки и воды, когда унижались перед Сешет и топали по пустыне… Она берегла свое богатство для Незер, не подозревая, что дочь уже рядом.
Но ведь в ее состоянии были просветления, когда Серкета пыталась убедить Незер, что Антеф не виноват в продаже младшей дочери в храм Хатхор. И когда показала тайник с шетитами в детской комнате Незер…
Драгоценности спрятали, Бину пристроилась поспать, а Незер сидела, разглядывая спящую под действием настойки мать, и пытаясь ее понять. То, что мать прятала золото, неудивительно. Но почему в момент просветления она попыталась выгородить отца, а не сообщила о тайнике или драгоценностях? Считала, что дочернее прощение Антефа перед его смертью важней, чем спрятанные шетиты? Золото все равно найдут, а вот оправляться в царство Осириса на суд Маат Антефу, которого не простила дочь, куда хуже.
– Ты права, мама, – Незер взяла худую руку Серкеты в свои ладони.
В последнее время она мало обращала внимания на мать. Поняв, что та уже не выздоровеет, лишь следила, чтобы женщина была сыта и вымыта. Мешочек видела, но тоже не обращала внимания, не до того.
А сейчас задумалась. Несмотря на болезнь и выпавшие несчастья, Серкета все еще была красива. Когда-то в Харге она считалась не просто самой красивой женщиной округи, но и первой красавицей Египта. Незер помнила, что отец именно так жену и называл: самая красивая женщина Египта. Хотя как это определить?
Ее внешность унаследовала только Незер, остальные, как Шеритра, были так себе. Но во время пребывания в Харге младшая дочь Антефа и Серкеты была таким гадким утенком, что никому в голову не могла прийти мысль о ее превращении в красавицу. Длинная шея, тощие угловатые ноги и руки, высокий для девочки рост, большие, дерзко глядящие глаза и полные губы… Как это все не походило на приметы будущей красавицы! Вот Шеритра или Тафет – старшая и одна из средних дочерей Серкеты – да, те могли рассчитывать на внимание мужчин.
Незер усмехнулась, вспомнив, как соседки, не стесняясь, судачили, что за младшей дочерью Антефу придется дать большое приданое, чтобы хоть кто-то соблазнился на такую уродину. Она топала ногами и зло шипела в ответ, что вовсе не собирается выходить замуж, чтобы рожать сопливых детишек и подчиняться мужу! Соседки смеялись, что она еще мала и глупа, чтобы рассуждать на такие темы.
Это же твердили и старшие сестры, и все женское население вокруг. Только мать расчесывала рыжие локоны дочери и утешала:
– Ты вырастешь красавицей, настоящей красавицей…
Чтобы не слушать обидные речи, Незер рано перестала общаться с сестрами и вообще предпочитала мальчишек. Им все равно, красивая девочка или нет, важней, что хорошо лазит по деревьям, быстро бегает и умеет драться.
И вот для этой дурнушки с зелеными глазами Серкета берегла самые большие драгоценности.