– Тебе повезло, что ты обвела его вокруг пальца. О да, если бы ты не перехитрила его, он бы не полюбил тебя. Какая ты хитренькая мышка. Если бы он знал, какая ты, ни за что не стал бы обнимать тебя под звездами.
Я бросила взгляд через плечо. Мы с Ридом, все так же не шевелясь, смотрели друг на друга. Из-за кулис театра мне на помощь спешила Эстель.
– Ты сожгла ее, – засмеялась Николина. – Твой страх сжег ее.
Я вздрогнула, когда Рид отшвырнул меня. Мое израненное тело упало на сцену.
Но в его взгляде…
Тоже сквозил испуг.
Рид боялся, но все же поднялся, когда появились работники театра. У него дрожали руки, но он не сопротивлялся, не прятался, не молил о пощаде и не убегал. Я бы тоже не стала. Страх был неизбежен. Каждому из нас доводилось делать выбор и принимать последствия. Каждому был знаком страх. Главное – научиться жить с ним и идти вперед, несмотря на него.
– Я не хотела, чтобы все так случилось, – прошептала я, горячо желая дотронуться до лица Рида. Чтобы смахнуть его грусть. Сказать, что все наладится. – Но я рада этому.
Я расправила плечи, совсем как Рид, и посмотрела Николине в лицо. В ее глазах горел серебристый огонь, ее грудь быстро вздымалась и опускалась. Как и я, она пыталась отдышаться, и все же сила в моем теле принадлежала и ей тоже. Воды исцелили нас обеих. И внезапно я поняла.
Печальные воды умели исцелять.
Но не изгонять духов.
Мне придется сделать это самой.
Стиснув зубы, я бросилась на Николину.
Что значит тонуть
Едва я дотронулась до Николины, она отпрыгнула, и вода снова подхватила нас. Николина вцепилась мне в горло. Разжав ей рот, я поплыла уже по течению, а не против него. Но сейчас вокруг нас кружилось так много потоков, теплых и холодных, знакомых и нет. Сотни, тысячи. Я не могла ни дышать, ни думать. Образы проносились мимо в воде: лица, обрывки неба, видов, ароматов и ощущений. Каждый манил и в то же время грозил, словно скрюченные пальцы в темноте. Они тащили меня в разные стороны, тянули за волосы и рвали блузку. Паника превратилась в живое существо, пока я с трудом пыталась плыть и отбиваться от скрежещущих зубов Николины. Как мне изгнать ее и не утонуть при этом?
Внезапно у меня в голове промелькнула другая мысль, резкая и твердая.
Я могу утопить ее если не в воде, то в эмоциях. А может и там, и там.
Интуитивно я пнула незнакомый поток, и нас закружило к храму Шато ле Блан.
Склон горы был обагрен кровью, посреди которого стояла уже Николина, а не Никола – в руках она держала человеческое сердце, и ее рот больше походил на пасть дикого зверя.
Мы обе возликовали. Возликовали и страшно устыдились.
Я разжигала в ней жгучий стыд, пока мы боролись. Жарче и жарче. Он превратился в оружие, и я орудовала им как кинжалом, пронзая Николину насквозь. В самое сердце. Если я позволю, этот стыд убьет ее.
– Что ты сделала, Николина?
– То, что должно.
Она вцепилась зубами мне в пальцы. Я закричала и отдернула руку, содрав кожу. Она сплюнула кровью.
– Мы убили наших сестер, да, и нам не стыдно, – выпалила она ложь. – И ее мы бы убили. Мы бы убили ее ради нашей хозяйки.
– Кого?..
Николина снова яростно кинулась на меня, а Ля-Вуазен в это время стаскивала по ступеням храма женщину. Я отскочила и вытянула шею, страстно желая увидеть лицо женщины. Ля-Вуазен очень кстати бросила несчастную на землю, но Николина из прошлого метнулась к ним и закрыла все собой. Нынешняя же Николина развернулась и снова бросилась на меня. Про себя я поблагодарила всех богов и даже сами воды за то, что они лишили нас сил здесь. Когда она бросилась на меня, я ухватила ее за руку и вывернула ее. Я и без магии хорошо справляюсь, но с призраком мне не совладать.
«А я тоже превращусь в призрака, мам?»
Я замешкалась на секунду. Мне вдруг стало противно, а Николина резко крутанулась и ударила локтем мне в грудь. Я согнулась пополам, не в силах дышать, и она снова схватила меня за горло и уже не отпускала.
Она знала, что правила игры изменились.
«Убей меня», – прошептала я в ее разуме, не в силах говорить.
Я подначивала ее, хотя легкие у меня уже разрывались, глаза болели, сосуды в них лопались и восстанавливались. Неважно. Я схватила Николину за запястья и решительно притянула ее к себе, глядя в ее жуткие глаза.
«Убей меня, или я убью тебя».
Она зарычала, сжимая мне горло все сильнее. Кровожадность в ней боролась с преданностью Ля-Вуазен, велевшей ей не убивать меня и привести к Моргане.
«Или она прикончит тебя, – прошипела я, – или я. Так или иначе ты умрешь».
Задыхаясь от ярости, Николина оскалила зубы и повалила меня на залитую кровью землю. Я подпитывала ее гнев. Вскармливала его, разжигала и смотрела, как он поглощает Николину.
– Она простит нас, да, – выдохнула она, совершенно обезумев. – Наша хозяйка все поймет…
«От тебя несет страхом, Николина. Может, ты и права. Наверное, мы и правда похожи. Ты тоже боишься смерти». – Я выдавила улыбку, хотя голова уже раскалывалась от давления.
Между нами висели нити, словно веревочки марионеток, ведь именно марионеткой Николина и была. Если я перережу нить, она упадет и утонет. Слова застряли в измученном горле словно осколки стекла или острые ножи. Язык распух.
– Скоро ты… присоединишься к Матьё… в Землях вечного лета, – выдавила я, задыхаясь.
Когда я произнесла имя ее сына, Николина издала гортанный звук, позабыв о своей хозяйке, позабыв обо всем на свете, кроме жажды крови. Опершись коленом о мой живот, она навалилась всем телом мне на горло. Сомкнула локти.
И я победила.
Подтянувшись изо всех сил, я ударила Николину по локтям, разорвав хватку, и зацепилась ногой за ее ногу. Воздух вернулся головокружительной волной, когда я перекатилась на нее. Я ударила ее по лицу раз, другой, а потом и ногами по груди. Пошатываясь, я попятилась. Ля-Вуазен опустилась на одно колено рядом с лежащей без сознания женщиной. Она крепко схватила ту за подбородок и вскинула ей голову.
Я едва не упала.
На меня смотрела Коко!
Я изумленно встряхнула головой, все еще не оправившись от недостатка кислорода. Это не могла быть Коко. Это кто-то другой, кто-то невероятно похожий на нее…
Николина без предупреждения набросилась на меня сзади, и мы снова рухнули в ледяной водоворот. Безумно хохоча, она тянула нас еще глубже по холодному течению. Я невольно напряглась, пытаясь противостоять, но тщетно.
Мы оказались в обшарпанной комнате в Башне шассеров. На полу валялась поломанная мебель. Я схватила отломанный кусок от стойки кровати. Ткнула им Николину в грудь, но та дернулась вбок, и деревяшка застряла у нее в руке. Я безжалостно повертела деревянным обломком, наслаждаясь ее криками.
– Сдавайся. – Я рванулась за другим обломком мебели. – Ты осталась одна. Твой возлюбленный, твой сын – их больше нет. Они мертвы. Жозефина убьет и тебя. А если не она, так Моргана. Ты вляпалась по самые уши…
Николина выдернула деревяшку из руки и отразила ею мой удар.
– Мы не одни, мышка. Мы никогда не одиноки, – тихо хихикая, она бросила взгляд мне за спину. – Не то что ты.
Я не доставлю ей такого удовольствия. Я не обернусь. Нет…
Словно мотылек, летящий на огонь, я оглянулась на голос Рида. Я страшилась его голоса, боялась смотреть ему в глаза. Николина хмыкнула, но бить больше не стала.
Она выбрала другое оружие.
Она тоже пыталась меня утопить.
Рид возвышался надо мной горой, его голос звучал громко, разгневанно и обиженно. Обгоревшее тело Эстель лежало у наших ног, но мы не глядели на него. Мы смотрели друг на друга.
– Я шассер! – взревел Рид, вскидывая кулаки. Костяшки его пальцев побелели. – Я поклялся охотиться на ведьм, на тебя! Как ты могла так поступить со мной?
– Ты… Рид, но ты клялся и мне! – Я слушала свою собственную страстную мольбу с горьким сожалением. – Ты мой муж, а я твоя жена.
Он помрачнел, и все внутри у меня скрутило. Горло сдавило от боли.
– Ты мне не жена.
Холодное, знакомое отчаяние пробрало меня до костей. Как часто я слышала эти его слова? Как часто эта сцена преследовала меня в кошмарах?
– Видишь? – Николина подкралась поближе. Кровь капала за ней по пятам, хотя рана на руке уже затянулась.
Я оторвала взгляд от Рида и посмотрела на ее белоснежную кожу. Воды исцелили ее. Николина тоже это поняла и скривила губы в мерзкой ухмылке. Она повертела в руке окровавленную деревяшку.
– Повезло, что ты его обманула. Повезло, повезло, повезло.
Я тоже подняла свою деревяшку.
– Он бы все равно полюбил меня.
Мы снова тонули. Нас несло новое течение. Когда мы покинули воспоминание, Николина хотела пробить мне голову деревянной палкой, но та превратилась в струю воды и забрызгала ей лицо, опалив его. Николина снова закричала, а я увидела вспышку другого воспоминания: темная палатка, фигуры в плащах, моя мать и Ля-Вуазен. Дымил шалфей. Моргана и Ля-Вуазен пожали друг другу руки, Николина стояла в углу. Ее сердце противилось этому.
– Нельзя так, – проговорила она, следуя за своей хозяйкой. Они вышли из палатки. От волнения лицо Николины дергалось, а плечи подрагивали. – Только не с детьми.
Ля-Вуазен резко обернулась и дала ей пощечину.
– Мы делаем, что должно. Знай свое место, Николина. Ты хотела лекарство от смерти, и я дала его тебе. Таков предел моей доброты. Ты пойдешь за мной, или я отниму свой дар. Этого ты хочешь?
Николина забилась от унижения и боли, вырывая нас из воспоминания.
«Видишь?» – Мой тон был жестоким даже для меня.
Но вечно так продолжать мы не можем. Одной из нас пришло время умереть, и одна из нас уйдет. И я скорее умру, чем вернусь из вод вместе с Николиной.
«Она не любит тебя. Она тебе не мать и не сестра. Она тебе никто. Ты для нее ничего не значишь. Сдавайся и уходи с миром. Не стоит бояться смерти, Николина. Матьё…»