Она яростно набросилась на меня, увлекая за собой по самому холодному течению.
Сверкающие маски.
Широкое пространство, похожее на пещеру.
И… и Ансель.
Внутри все скрутило. Я вцепилась Николине в руку. Но я не хотела сделать ей больно, я хотела сбежать. Каждая частичка меня содрогнулась, но это было уже не важно. Сбежать от этого воспоминания я не могла.
Выходит, утонуть все же придется мне.
Николина, как кошка, ловко прыгнула к подножию амфитеатра, а я плюхнулась следом и растянулась у ее ног. Ошеломленная, я отползла подальше от нее, чтобы она не схватила меня и не заставила смотреть на людей, стоявших у грубо сколоченной сцены. Я не могла взглянуть на них. Не могла потратить последние драгоценные мгновения, чтобы поглядеть на себя, Коко или Бо, даже на Рида… на мерзкое облегчение на наших лицах. Мы думали, что победили. Полагали, что Клод явился спасти нас, что мы избежали пророчества Коко и наконец победили мою мать.
Сколько же всего мы думали тогда.
Моргана медленно шла к дальнему туннелю, где стоял Ансель. Его красивое лицо исказилось. Он внимательно смотрел на нее, Клода и на меня.
Он смотрел на меня, а я не видела этого.
Я бросилась к нему.
Конечно, умом я понимала, что воспоминание пойдет своим ходом, чтобы я ни сделала. Но ноги сами несли меня. И сердце тоже. Они настойчиво гнали меня вперед. Моргана зааплодировала. Я резко остановилась перед Анселем и начала дико озираться, пытаясь найти что-нибудь, чтобы защитить его. Мой взгляд упал на нож. Я торжествующе хотела схватить его, но пальцы прошли сквозь рукоять, рассеявшись в дым, а потом снова став прежними.
– Нет. – Я уставилась на них.
В этом не было никакого смысла. Я же схватила тогда деревянный обломок в Башне шассеров. Я даже Николину им ударила.
– Нет!
Казалось, Клод услышал мой крик и даже мельком взглянул на меня, а потом посмотрел на Моргану.
– Мы не можем изменить прошлое, мышка. Даже в воспоминаниях. Нет. – Николина поджала губы, приторно улыбаясь. Ее серебристые глаза сверкнули. – Мы не можем спасти его, нет. Ему конец. Ему конец, ему конец, нож в голове – и он мертвец. – Она кивнула на нож, лежащий на земле. Затем медленно двинулась вперед, а Моргана между тем не спеша отступала. – Жалость какая. – Николина хотела погладить Анселя по щеке, но я отбросила ее руку и встала между ними. Она ухмыльнулась. – Жалость-то какая. Он же был тебе как родной, да, Луиза? Только он один никогда не предавал тебя.
Я нахмурилась, не глядя на нее. Я внимательно смотрела на Моргану, которая вещала о правилах и об играх, не переставая отступать.
– Коко не…
Но Николина знала то, что было неведомо мне – секреты Коко и ее матери. Она рассмеялась, глядя на мои широко распахнутые глаза, на раскрытый от удивления рот. И внезапно эти секреты стали и моими тоже.
– Нет. – Я затрясла головой. Потрясение захлестнуло меня холодной волной. – Коко бы…
Моргана ринулась вперед, а мне оставалось лишь стоять на месте бесплотной тенью, когда она вонзила нож в меня, и он прошел насквозь. Тело у меня пошло рябью. Хрустнула кость. Ан-сель рухнул на колени, а я за ним, безуспешно пытаясь поймать его обмякшее тело, обхватить его невидимыми руками, чтобы смягчить падение. Он был ошеломлен и обездвижен. Его кровь пропитала мою одежду, и мой разум просто… сбежал.
– Возможно, ты не заслужила гнева своей матери, – размышляла Николина, лениво обходя нас кругами, когда Моргана скрылась в туннеле, а я страшно закричала. – Как и ненависти твоего охотника. Но это! – Она взволнованно подпрыгнула. – Это ты заслужила, Луиза!
Безжалостно перерезая мои собственные нити, она повторила слова, которые я сказала ему.
– Ты ломаешь все, к чему прикасаешься, Ан-сель. Ты настолько беспомощен, что на это жалко смотреть. – Щелк-щелк. – Ты твердишь, что не ребенок, Ансель, но это так и есть. – Щелк. – Ты и есть ребенок. Маленький мальчик, который нарядился в костюмчик с чужого плеча и пытается играть во взрослую жизнь. Мы взяли тебя с собой смеху ради, но время для игр прошло. Сейчас девушке грозит беда – ровно как и мне, и мы не можем позволить тебе все испортить.
Щелк-щелк-щелк.
Будто моя жизнь была ценнее, чем его.
Будто его жизнь не была ценнее всех наших вместе взятых.
Но даже тогда я это знала. Знала, что он лучше нас. Теперь я смотрела на его лицо, на его широко распахнутые невидящие глаза. Кровь обагрила волосы и изящную шею Анселя, запачкала ему пальто.
– Ты любила его, Луиза? – Николина повторила насмешливый вопрос моей матери. – Ты видела, как свет гаснет в его прелестных карих глазах?
Почему я не сказала ему? Почему не обняла в последний раз?
Я закрыла глаза и рухнула на колени, прижимаясь лбом к его щеке. Я не почувствовала ее, разумеется. Я вообще ничего не чувствовала. Так вот что значит тонуть? Вот как это происходит? Странно. Я даже не могла заплакать… ни когда Коко вынула кинжал из его головы, ни когда Рид раздвинул ему губы. Ни когда Николина нависла надо мной с брошенным кинжалом в руке.
Убив меня, прошлое она не изменит.
Часть меня уже умерла здесь.
Что значить плавать
Я даже не стал расшнуровывать ботинки и скидывать пальто. Когда Лу упала в воду, я пошел за ней следом. Вода уже доставала до щиколоток.
Позади раздалось тихое рычание.
Я напряженно обернулся. На меня смотрели янтарные глаза. Белая шерсть поблескивала в лунном свете.
Я тихо выругался.
Чертов пес.
Он шел по тропе. Шерсть вздыблена, зубы оскалены. Фыркнув, пес затряс головой и взвыл. Затем еще раз. Он впился взглядом в меня, словно… пытался что-то сказать. Когда он приблизился, я нерешительно вынул кинжал.
– Стой, – мрачно сказал я.
Прижав уши, пес зарычал уже громче и злее. Но этим и ограничился.
– Как он сюда попал? – спросил я Коко. – И где Константин?
– Не обращай внимания. – Коко наблюдала за нашим противостоянием, торопливо снимая ботинки. – Он не помешает.
– Всякий раз, когда случается беда, пес тут как тут. Он – дурное предзнаменование…
– Лу, вероятно, тонет. – Она начала расшнуровывать лиф, и я поспешно отвернулся. – Быстро прыгай туда, пока…
Мы замерли, почувствовав аромат, резкий и сладкий, едва уловимый на ветру. В носу горело от знакомого запаха.
Магия.
Не моя и не Коко. Кого-то другого. А значит…
Крик Селии прорезал ночную тишину. Пес навострил уши, но не оглянулся в ее сторону, а посмотрел на воду. Кровь застыла у меня в жилах. Меня раздирали нерешительность и страх, и потому я замешкался и не успел остановить его.
Со сверхъестественной быстротой пес пронесся мимо меня и прыгнул прямо в сердце Печальных вод.
Решение пришло быстро.
Я нырнул за ним.
Последняя строфа
Николина ударила не сразу. Хотя глаза я закрыла, увиденное все еще пылало в нашем общем сознании. Она лениво подняла нож сквозь туман, с восхищением посмотрела на лезвие, обагренное кровью Анселя. Я же склонилась над его телом, отчаянно сжимая его плечи. Глазами Николины я видела, насколько жалкий у меня сейчас вид. Она наслаждалась этим. Наслаждалась моей мучительной болью, этим темным и смертельным ядом. Он был таким же, как у нее.
Нужно заставить себя подняться, бороться, бежать, сделать уже хоть что-нибудь. А если не могу встать, нужно ползти. Надо вскинуть кулаки, разозлиться, выплеснуть гнев, невзирая на звон в ушах. Плюнуть ей в лицо прежде, чем она вонзит нож мне в спину.
Но я ничего не смогла сделать. Я даже не могла поднять голову.
«У меня только в следующем месяце день рождения, – смущенно пробормотал Ансель, но все равно прижал бутылку к груди. Блик от пламени костра блеснул на его лице, а с ним – и робкая радость. – Мне раньше никто никогда… – Он кашлянул и сглотнул. – Мне раньше никто никогда не дарил подарков».
Ему никогда не дарили подарков на день рождения.
«Мне уже до смерти надоело, что всем приходится меня защищать. Я хочу для разнообразия сам себя защитить или даже… – Я нахмурилась сильнее, и Ансель вздохнул, спрятал лицо в ладонях и потер глаза. – Я просто хочу приносить пользу. Не хочу больше быть неуклюжим дурачком. Неужели я прошу о многом? Я просто… не хочу быть обузой».
Обузой.
«Она все время на тебя поглядывает». – Ан-сель споткнулся о ветку, чуть не рухнув носом в сугроб. Абсалон грациозно отпрыгнул в сторону.
«Еще бы. Я ведь такая красавица, что глаз не оторвать. Произведение искусства во плоти».
Ансель фыркнул.
«Прошу прощения? – Я возмущенно пнула в Анселя снег, и он снова чуть не упал. – Кажется, я ослышалась. Ты должен был ответить: „О Великая богиня, воистину красота твоя – священный дар небес, и счастливы те смертные, кто может созерцать твой лик“».
«„Великая богиня“. – Он рассмеялся еще больше, отряхивая снег с пальто. – Да уж».
Я задыхалась. Смеясь и плача, я раскачивалась взад-вперед, не в силах больше выносить эту огромную зияющую дыру в груди, где раньше был Ансель. Где были Эстель, моя мать, Манон, отец, Коко, Бо и даже Рид. Когда-то и я там была. Счастливая, здоровая и радостная. Что же случилось? Что привело нас сюда? Чем мы заслужили такую жизнь? Если уж Ансель за свои старания и доброту получил лишь пренебрежение, одиночество и боль, на что надеяться нам? Я лгала, убивала и обманывала, изорвала в клочья свою душу, и все же я была еще жива. Ансель был достоин лучшего. Он заслуживал гораздо большего, чем получал. В иное время я бы закричала от ярости, несправедливости и бессмысленности всего этого, но гнев уже ничего не изменит. Такова жизнь.
Ансель мертв.
А через день, неделю или месяц я буду держать в руках безжизненное тело Рида или Коко. Бо наверняка погибнет от руки родного отца так же, как и я от руки своей матери. На самом деле у нашей истории лишь один конец. Но я по глупости думала, что все будет иначе. Как же я наивна и смешна.