«У меня нет дочери», – заявила Моргана.
А что, если она забыла свою дочь так же, как я забыл свою жену? Или Лу солгала и о том и о другом? Я настороженно посмотрел на нее, когда она поднялась.
– Почему? – настойчиво повторил я.
Потрепав меня по щеке, Лу скользнула по карнизу. Ветер подхватил ее голос и унес наверх.
– Ни о чем меня не спрашивай, mon amour[23], и мне не придется тебе лгать.
Я нахмурился, услышав такой простой ответ. Поморщился. Эти слова ощущались иначе, чем другие – они кусались и жалили, словно насекомые. Я потряс головой, чтобы избавиться от них, но слова не уходили. Они зарылись глубже. Знакомые, болезненные и раздражающие.
«Ни о чем меня не спрашивай».
Хотя я твердо стоял на крыше, в глазах у меня поплыло, и вместо черепицы и дыма я увидел деревья, искривленные корни, бутылку вина. Сине-зеленые глаза. Мерзкое чувство дежавю.
«И мне не придется тебе лгать».
Нет. Я покачал головой, прогоняя образы, и вонзил нож в камень. Вот так. Еще один удар. Я нахожусь здесь и сейчас. Я наклонился ниже. Это реальность. Удар, удар. Я не помнил Лу. Удар ножом. Ничего не было. Удар, удар, удар.
Я повторял эту мантру всю дорогу вниз. Я повторял ее до тех пор, пока эти сине-зеленые глаза не исчезли вместе с деревьями, ветром и Ямой. Голову пронзила резкая боль. Я не обратил на нее внимания и сосредоточился на мире внизу. Остальные молча ждали меня. Ни одна ведьма не пряталась в тени. Кажется, Манон не выдала нас. Непостижимо. Ни на кого не глядя, я спрыгнул, тяжело приземлившись на ноги.
– С тобой все хорошо? – Лу тут же поддержала меня.
Я съежился, не ответив. Она вздохнула и поманила нас за собой к скалам, скользя сквозь тени, словно родилась в них. Я смотрел ей вслед с болью в груди.
«Ни о чем меня не спрашивай, mon amour, и мне не придется тебе лгать».
Еще одно обрывочное воспоминание. Бесполезное. Никчемное.
Как охотник на ведьм, который не смог убить ведьму.
Признание или желание
На полпути к Лё-Меланколик Селия заснула прямо на лошади. Жан-Люк, впавший в оцепенение несколько часов назад, не успел вовремя подхватить ее, и Селия упала лицом в грязь, разбив себе нос. Мы поняли, что нужно остановиться и передохнуть. Жан-Люк снял две комнаты в соседнем трактире и под покровом темноты тайком провел нас через заднюю дверь.
– Я принесу еды, – пообещал он.
Дым все еще застилал ночное небо, но, судя по всему, на дворе стояла глубокая ночь. Если подумать, мы отлично справились – забрались в Шато ле Блан и выбрались из него всего лишь за час с небольшим. И все же в немногих трактирах подавали ужин в три часа ночи. Подозреваю, что при виде синего мундира Жан-Люка трактирщик, вероятно, забыл о неурочном часе.
В ожидании Жан-Люка Коко, Селия и я заняли одну комнату, а Рид и Бо скрылись в другой. Почти сразу же Селия рухнула лицом вниз на набитый сеном матрас, задышав глубже и приоткрыв рот. Слюна у нее изо рта текла крайне аристократично. Мы с Коко стянули с Селии сапоги.
– Вряд ли я смогу дождаться ужина, – сказала Коко, прикрывая зевок рукой.
В животе у меня громко заурчало.
– Я смогу.
– Оставь мне немного еды, хорошо?
Я усмехнулась, когда Коко плюхнулась на кровать рядом с Селией. На постели было тесновато. Но, кажется, ни Коко, ни Селия этого не замечали.
– Хорошо.
Пару минут спустя Жан-Люк приоткрыл дверь, неся поднос с сушеным инжиром, сладкими булочками и сыром конте́. От серебряной супницы, стоявшей в центре, исходил божественный аромат тушеной говядины, обволакивая мой нос. У меня тут же потекли слюнки, но Жан-Люк резко остановился, увидев Коко и Селию. Приложив палец к губам, я взяла фрукты, хлеб и сыр с подноса и оставила их на столике рядом с кроватью. Жестом я попросила его выйти обратно в коридор и, поколебавшись всего секунду, отломила кусочек сыра.
Обожаю сыр.
– Они устали. – Закрыв за собой дверь, я отправила сыр в рот и едва не застонала. – Поедят, когда проснутся.
Жан-Люк, конечно, хотел поужинать с Селией, а не со мной, отчего был явно раздражен, но все же кивнул и проводил меня в их с Бо и Ридом комнату. Бо зажег подсвечник на туалетном столике, и тот отбрасывал мягкий рассеянный свет на скудную обстановку: односпальную кровать, как в нашей комнате, и фарфоровую чашу для умывания. Трактир явно видал виды, но цветастое стеганое одеяло на кровати и теплые деревянные полы придавали комнате уют.
– Девушки спят, – проворчал Жан-Люк, ногой захлопывая дверь.
– Мне стоит обидеться? – Я плюхнулась на кровать, приземлившись прямо на колени Бо. Он сидел, прислонившись к спинке кровати и вытянув ноги перед собой, и занимал большую часть кровати. Фыркнув, он спихнул меня с кровати.
– Да.
Совершенно невозмутимо я подошла к подносу с супницей, но Жан-Люк тут же оттолкнул мою руку. Разливая суп по потрескавшимся деревянным мискам, он дернул подбородком назад.
– Ради всего святого, помой руки. Они же грязные.
К несчастью, рядом с умывальником стоял Рид. Он нахмурился, когда я подошла, и слегка отодвинулся, чтобы не касаться меня. Когда я случайно плеснула на него водой, он отошел в другой конец комнаты.
– Если мы отправимся после завтрака, то доберемся до Лё-Меланколик уже днем, – сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь.
Я взяла свою миску с рагу и нервно вздрогнула. Жадно вдохнула аромат еды – стоя над ней, словно крыса, – чтобы не прерывать воцарившееся молчание. Если таково было святилище мужественности, то мне оно было совсем не по душе.
Я бросила взгляд на Рида.
Ну, разве что чуть-чуть.
Мы ели молча, пока не умяли все тушеное мясо. Послышался легкий стук в дверь.
– Капитан Туссен? – раздался тонкий незнакомый голос.
Глаза Жан-Люка широко распахнулись, и он повернулся к нам, беззвучно произнеся:
– Трактирщик.
– Нижайше прошу простить меня, могу я войти на минутку? Моя жена отчитала меня за то, что я был так неучтив с вами, и она совершенно права. В качестве извинения я принес вам виски – мы перегоняем его здесь из пшеницы, выращенной моим братом, – гордо и громко сказал трактирщик. – И я был бы рад лично вас угостить.
– Э-э… – Жан Люк откашлялся. – Просто… просто оставьте его у двери.
Это прозвучало как вопрос.
– О. – Несомненно, у трактирщика был своего рода талант – вместить столько разочарования в одно короткое слово. – Да. Разумеется. Как невежливо с моей стороны. Уже очень поздно. Уверен, что вам нужно отдохнуть. Нижайше прошу простить меня, – повторил он. Бутылка стукнулась о дверь. – В таком случае спокойной вам ночи, капитан.
Шаги за дверью не стихали. Я представила себе, как трактирщик маячит в коридоре, возможно, прислонившись ухом к стене и надеясь, что великий капитан пожалеет его и передумает. Мы с Ридом обменялись встревоженными взглядами.
Как по команде, Жан-Люк тихо застонал.
– Э-э… мсье Лоран? – Он бросил на нас извиняющийся взгляд, поспешно сложил все миски и засунул их за раковину. Я недоверчиво прищурилась. Неужели он собирался… – Я с удовольствие выпью вашего виски. Пожалуйста, входите.
Делать было нечего, пришлось спешно искать укрытие. Вот только комната была тесная. Как самая маленькая, я нырнула под кровать. Как самый глупый, Бо присел на корточки за туалетным столиком у всех на виду. А Рид, который не смог найти, где спрятаться – маленьким он явно не был, хотя в глупости с Бо, пожалуй, мог бы потягаться, – залез под кровать рядом со мной и обхватил меня рукой за талию, чтобы я не вывалилась с другой стороны. Невольно он прижал меня лицом к своей груди, и я отпрянула, яростно вцепившись в его воротник.
«Да что у тебя в голове?»
Рид перекатился на спину, свирепо глядя на меня, когда месье Лоран вошел в комнату.
– О, вы даже не представляете, капитан, как обрадуется мадам Лоран, узнав, что вы пробуете наш виски. Она будет очень довольна. Спасибо, спасибо.
Рид своим огромным торсом закрыл собой мне весь обзор. Медленно и осторожно я приподнялась и выглянула из-за его плеча. Рид лежал очень тихо. Кажется, он даже перестал дышать.
Мсье Лоран был высоким, худощавым мужчиной в ночной рубашке и тапочках. Он возился с двумя стаканами на туалетном столике. Жан-Люк незаметно переместился, чтобы закрыть Бо.
– Для меня большая честь попробовать вашего виски, мсье. Еще раз благодарю вас за то, что предоставили нам жилье в столь поздний час. Мой спутник спит в соседней комнате, – добавил Жан-Люк, принимая предложенный стакан с янтарной жидкостью. Он быстро отхлебнул ее.
– Должен сказать… – Мсье Лоран пригубил виски, прислонившись к столу и явно устраиваясь поудобнее. – Я был потрясен, увидев вас на пороге своего дома, капитан. – Он усмехнулся. – Впрочем, вероятно, вы и сами это поняли, правда? Еще раз приношу извинения за не слишком теплый прием. В наши дни везде опасно. Ведьмы становятся все смелее, а в этих краях их очень много. Вы бы слышали жуткие звуки, доносящиеся из леса по ночам. – Вздрогнув, трактирщик поправил ночной колпак, обнажив высокий лысеющий лоб.
Несмотря на небрежный тон, трактирщик нервничал, и на его лице блестели капельки пота. Он боялся Жан-Люка. Нет. Я проницательно прищурилась. Он боялся синего мундира Жана.
– Я просто думал, что большинство шассеров сейчас в Цезарине вместе с конклавом. – Трактирщик сделал еще один большой глоток виски. – Полагаю, вы слышали новости о процессах?
Жан-Люк, который, насколько мне известно, не слышал ни о чем подобном, кивнул и осушил свой стакан.
– Мне запрещено говорить о таком.
– Ах, конечно, конечно. Это правильно, господин.
Мсье Лоран потянулся, чтобы наполнить бокал, но Жан-Люк покачал головой, и лицо трактирщика вытянулось. Однако он почти сразу оправился от разочарования, возможно, почувствовав даже облегчение, и одним глотком допил остатки виски.