Я усмехнулась и откинулась на спинку стула, скрестив ноги. «На удивление находчив». Но вопрос оставлял желать лучшего. Конечно, Рид пытался превратить игру в оружие. Он использовал бы все преимущества, чтобы ослабить меня.
«А мне насрать, дружок».
– Раньше я боялась смерти, – сказала я непринужденно, – но небольшая беседа с нашим дорогим другом Анселем изменила все. Кстати, у него все прекрасно. – Все трое уставились на меня с отвисшими челюстями. Бо, кажется, даже побледнел. – Он говорил со мной в Лё-Меланколик. Ансель шел за нами все это время…
– Что? – изумленно спросил Бо. – Как?
– Он был белым псом.
– О, боже милостивый. – Бо откинулся на одеяло, ущипнув себя за переносицу. – Ты про того самого белого пса? Я думал, что он был дурным предзнаменованием.
Я фыркнула.
– Но он всегда был рядом, когда случалась беда! – воскликнул Бо.
– Вероятно, хотел предупредить вас.
– Я не знал, что он… Я не видел его с тех пор, как… – Бо тяжело сглотнул. – Что с ним случилось?
– Ансель обрел покой, – нежно ответила я.
В комнате воцарилась тишина, и я пристально уставилась на свои руки, сцепив их на коленях.
– Он помог мне понять, что я не боюсь смерти. Или не самой смерти. Не боли. Я боюсь навсегда проститься с близкими. – Я подняла взгляд. – Но я снова увижу его. Мы все его увидим.
Рид выглядел так, словно я ударила его по лицу. Значит, он тоже помнил Анселя, хоть и только как новобранца. Он помнил его смерть. Возможно, просто не ожидал, что я буду скорбеть, что я способна на такие глубокие чувства к другому человеку – я, ведьма.
Я откашлялась.
– Кажется, теперь твоя очередь, Жан-Люк.
Он сразу же посмотрел на Бо.
– Признание или желание.
– Признание.
– Селия говорила обо мне в ваших путешествиях?
– Да.
Бо повернулся к Риду, не вдаваясь в подробности, несмотря на яростные возражения Жан-Люка.
– Признание или желание.
– Желание.
Очередная ухмылка. На этот раз еще шире.
– Я желаю, чтобы ты заколдовал свои медные волосы и сделал их синими.
Лицо Рида покраснело.
– Я не могу… Как ты смеешь…
– Дробление личности вредно для здоровья, брат. Ты же сам видел свое лицо на плакате «Разыскивается» с мерзким словом на букву «В», но, кажется, так и не признал этого. – Бо дерзко изогнул бровь. – Отрицание – первая стадия горя.
– Признание, – процедил Рид сквозь стиснутые зубы.
– Ладно. – Бо с серьезным видом наклонился вперед. – Почему ты не можешь отвести глаз от нашей прекрасной Луизы?
Если это было возможно, лицо Рида покраснело еще сильнее. Кажется, ему было совсем некомфортно, судя по горящим щекам. Я захихикала.
– Потому что хочу убить ее…
– Ай-ай-ай. – Бо укоризненно погрозил пальцем и постучал по бутылке в руке Рида. – Ложь означает два глотка.
Когда Рид яростно сделал два глотка – без колебаний, не отрицая лжи, – в груди, по рукам и ногам у меня разлилось тепло, другое тепло. Я села на колени, подпрыгивая от возбуждения. Комната закружилась, переливаясь прекрасным розовым оттенком.
– Признание или желание, Жан-Люк?
Он даже не стал делать вид, что ему интересна наша игра.
– Признание.
– Ты сожалеешь о том, что произошло на Модраните?
Жан-Люк ответил не сразу.
Он неохотно перевел взгляд на Рида, который теперь выглядел кровожадным. Или даже отталкивающим. Тем не менее игру он не прерывал, и внезапный блеск в глазах выдал его интерес. Рид хотел услышать его признание. Он очень хотел знать правду.
Спустя пару секунд Жан-Люк провел рукой по лицу и пробормотал:
– И да и нет. Я не жалею о том, что следовал приказам. Правила существуют не просто так. Без них всюду будет хаос. Анархия. – Он тяжело вздохнул, ни на кого не глядя. – Но я действительно сожалею о том, что правила таковы. – Опустив руку, он спросил Рида: – Признание или желание?
– Признание.
– Твое сердце все еще с шассерами?
Они долго смотрели друг на друга. Я нетерпеливо наклонилась вперед, затаив дыхание. Бо делал вид, что не слушает, но ловил каждое слово. Рид первым отвел взгляд, нарушив молчание:
– А твое?
Жан-Люк наклонился и забрал виски у него из рук. Сделав глоток, он поднялся с кровати и передал мне бутылку, идя к выходу.
– Думаю, на сегодня с меня хватит.
Дверь со щелчком закрылась за ним.
– И их осталось трое, – пробормотал Бо, теребя край одеяла. Он лихо подмигнул мне. – Я желаю, чтобы ты лизнула подошву моего ботинка.
Следующие полчаса мы валяли дурака. Наши с Бо желания становились все более и более нелепыми – спеть серенаду, сделать четыре переворота колесом, ругаться как матрос двадцать секунд без остановки, – а вопросы становились все более личными.
«Что самое отвратительное ты пробовал?»
«Что самое отвратительное выходило из тебя?»
Наконец Рид основательно напился. Он, пошатываясь, подошел ко мне, присел на корточки и опустил тяжелую руку мне на плечо. В окне засеребрился свет.
– Какова была твоя самая большая ложь?
Кажется, у меня из носа брызнуло виски.
– Я не сказала тебе, что я ведьма. В Башне шассеров. Ты ничего не знал об этом.
– Какая глупость. Как я мог не знать?
– Отличный вопрос…
– Лу, дорогая сестренка… – Бо театрально закрыл лицо рукой, развалившись на кровати. – Ты должна сказать мне: есть ли у нас с Коко шанс?
– Конечно, есть! Она по уши влюблена в тебя. Это все видят.
– А она сама видит это? – Бо посмотрел на меня затуманенным взором.
В руках он держал бутылку, в которой осталось пугающе немного виски – совсем на донышке.
– Знаешь, она назвала меня Ансель. Недавно. Она, конечно, ничего такого не хотела, просто… – Бо едва не уронил бутылку на одеяло, но я перемахнула через комнату и успела выхватить ее. – …Вырвалось. Она смеялась над моей шуткой. – Он внезапно посмотрел на меня, его взгляд стал острее и яснее. Спокойнее. – У нее такой красивый смех, да? Я люблю ее смех.
Я осторожно уложила Бо на подушку.
– Ты любишь не только ее смех, Бо.
Его ресницы затрепетали.
– Мы все умрем, да?
– Нет. – Я натянула одеяло ему до подбородка, подоткнув со всех сторон. – Но вот тебе мое желание: скажи ей.
– Сказать ей… – слова прервал громкий зевок, – …что?
– Что ты любишь ее.
Бо снова рассмеялся. Наконец он закрыл глаза и заснул.
И их осталось двое.
Я повернулась к Риду и вздрогнула, увидев его прямо перед собой. Он пугающе пристально смотрел на меня, как не смотрел до этого.
– Признание или желание.
Сердце у меня ухнуло, когда Рид подошел еще ближе. Тепло разлилось по всему телу.
– Признание.
Рид медленно покачал головой.
Я с трудом сглотнула.
– Желание.
– Поцелуй меня.
Я невольно приоткрыла губы, когда посмотрела на него – когда увидела это животное восхищение в его глазах, – но даже сквозь пелену алкоголя и страстного, отчаянного желания я заставила себя отступить на шаг. Рид тут же шагнул за мной. Взял меня за шею.
– Рид. Ты не… ты пьян…
Кончики его ботинок соприкоснулись с моими босыми пальцами.
– Что между нами?
– Много алкоголя…
– Мне кажется, я тебя знаю.
– Ты и правда знал меня когда-то.
Я растерянно пожала плечами, задыхаясь – от близости Рида. От его жара. Его глаза ярко блестели – он не смотрел на меня так с тех пор, как мы были на берегу моря. Ни на лошади, ни на мосту, ни в сокровищнице, ни даже под этой самой кроватью. Я взглянула на бутылку виски в руках, и жар в животе превратился в тошноту. «Алкоголь – тоже своего рода признание».
– Но теперь не знаешь.
Рид скользнул пальцами по моей шее, большим пальцем коснулся моего подбородка.
– У нас был… роман.
– Да.
– Тогда почему ты боишься?
Я схватила Рида за запястье, чтобы не дать ему коснуться моих губ. Все мое тело бушевало, восставая против меня. Все жаждало его прикосновений. Но не так.
– Потому что это не по-настоящему. Через пару часов ты проснешься с ужасной головной болью и снова захочешь убить меня.
– Почему?
– Потому что я ведьма.
– Ты ведьма. – Рид повторил медленно, вяло, и я невольно прильнула к его ладони. – И я знаю тебя.
Когда он покачнулся, я обхватила его за талию и поддержала. Рид наклонился, зарылся носом в мои волосы и глубоко вдохнул.
– Я никогда раньше не был пьян.
– Знаю.
– Ты меня знаешь.
– Знаю.
– Признание или желание.
– Признание.
Рид провел пальцами по моему шраму и наклонился ниже, скользнув носом по изгибу моей шеи и плеча.
– Почему у тебя на шее розы?
Я бессильно прижалась к нему.
– Моя мать изуродовала меня ненавистью. Коко преобразила меня надеждой.
Рид помолчал и, слегка отстранившись, посмотрел на меня. Его взгляд омрачился, когда он перевел взгляд со шрама на мои губы.
– Почему ты так сладко пахнешь?
К голове уже подступала боль, но я не обращала на нее внимания. Я закинула руку Рида себе на плечи. Скоро он заснет. Под алкоголем ему не хватало прежнего изящества – он даже равновесие сохранял с трудом и продолжал покачиваться. Я горячо молилась, чтобы завтра Рид ничего не вспомнил. Нельзя было давать ему столько пить. Боль пронзила мой правый висок. Мне самой нельзя было столько пить. Медленно и тяжело я потащила его через комнату к кровати.
– А как я пахну, Рид?
Он уронил голову мне на плечо.
– Как мечта. – Когда я осторожно положила Рида рядом с Бо – его нога полностью свесилась с кровати, – Рид поймал меня за руку и сжал ненадолго, даже закрыв глаза. – Ты пахнешь как мечта.
Похмелье
Я чувствовал себя так, словно меня сбила понесшая лошадь.
Наши же лошади нервно переминались с ноги на ногу в переулке за трактиром, фыркая и притопывая копытами. Я крепче сжал поводья. Тупая боль пульсировала за глазами. В животе внезапно скрутило, и я отвернулся от коней, зажмурив глаза от слабого утреннего света.