Конкурентная борьба между обеими библиотеками и их владельцами усиливалась с каждым днем. Это длилось до тех пор, пока Птолемей внезапно не запретил вывоз папируса из своей страны. Он полагал, что пергамская библиотека на вечные времена останется лишь с тем, что у нее есть. И действительно, что было теперь делать сотне каллиграфов, состоявших на службе у царя Эвмена и переписывавших те книги, которые нельзя было приобрести? Имеющегося запаса папируса надолго не хватит. За границами Египта папирусом не торгуют, а Египет, как уже было сказано, запретил его вывоз. Расчет Птолемея был, как видите, прост. Но одного Птолемей не учел: в Пергаме жили не только ученые-филологи, но и многоопытные практики. Они вспомнили об одном материале, которым мир пользовался примерно лет четыреста назад, еще до появления папируса. Это дифтера — отбитая, вытертая и заглаженная кожа животных, которая по качеству оказалась даже лучше папируса: гладкая, белая, блестящая, почти вечная. Как из-под земли в Пергаме вырастает новая промышленность, которая вскоре стала снабжать материалом для письма не только царскую библиотеку, но и половину мира, так как пергамент быстро завоевал признание переписчиков и книголюбов.
В библиотеке было двести тысяч свитков. Всюду о ней говорили, везде ориентировались на знания ее библиотекарей, ее рецензентов, на ее каталоги, на проводившиеся в ней исследования произведений Гомера, на работы математической и естественнонаучной пергамских школ. Без пергамской библиотеки, без этого святилища науки мир уже немыслим. Она и вправду была святилищем. Это же не случайно, что библиотека примыкала к храму и входила в состав священного округа, а Эвмен повелел воздвигнуть в главном ее зале статую Афины. Это была вольная копия известной во всем мире статуи Афины Фидия из Парфенона, изваянной из золота и слоновой кости. Высотой в два человеческих роста (следовательно, одна треть оригинала), стояла эта статуя из пеителикийского мрамора на возвышении, высоко над читателями между книжными полками, как бы охраняя науку и ученых. Опять-таки она была символом великого прошлого, с которым так тесно связаны Пергам и его царь.
Это была та самая Афина, которая уже во времена Аттала получила новый титул — Ники-«Победоносной». Как было не почтить первой эту дарующую победы богиню? Ведь именно благодаря им возникли в Пергаме все эти здания, преобразившие его лицо. Почтена она должна быть и главным сооружением, еще не законченным, которое сейчас спешно воздвигалось.
Глава шестая
Это был третий грандиозный замысел победоносного царя. Состоял он в том, чтобы воздвигнуть памятник — посвящение дарующим победы — Афине и богам Олимпа вообще. Старый жертвенник на каменном утесе к югу от храма со временем разрушился. Эвмену пришла мысль построить новый алтарь, чтобы отблагодарить богов за оказанные ими благодеяния его царству. Так должно быть сказано в посвятительной надписи, начертанной бронзовыми буквами. Но так как благодарность следовало выразить огромную, то, следовательно, и сооружение должно было быть гигантским. Однако для такого строительства на священном участке не хватало места: повсюду стояли статуи, а в центре — большой памятник, воздвигнутый по случаю победы царя Аттала над галатами. Следовательно, священный участок надо было расширить.
На севере и востоке этого сделать было нельзя из-за других сооружений, на западе — мешала стена, но на юге, между террасой храма и святилищем Диониса, открывалась такая возможность. Здесь намечался квадрат, стороны которого были равны примерно двум третям стадии каждая. Нужно только снести несколько старых и обветшавших жилых домов, сгладить скалы и, чтобы еще больше расширить участок, соорудить опорную террасу. Но все это были мелочи по сравнению с теми преобразованиями, которые следовало быстро провести в самой крепости. Так же как Аттал, который всегда знал, чего он хотел, знали это Эвмен и его советники, архитекторы и художники.
Дни и недели проходили в долгих обсуждениях. В них принимали участие также жрецы и ученые из библиотеки, особенно те, кто хорошо знал греческую теологию.
Современные сюжеты в изображениях не совпали бы с религиозно-посвятительным назначением памятника. Надо было найти параллель в истории богов и героев с победами Атталидов. Но где ее найти? Один из советников предложил изобразить подвиги Геракла, но Эвмен это предложение отклонил. Правда, Геракл через своего сына Телефа считался родоначальником семьи Атталидов. Однако сравнивать деяния пергамских царей с подвигами Геракла было бы неоправданным преувеличением. Такое могли бы себе позволить Птолемеи и Селевкиды. Но для греческих царей, каковыми считали себя Атталиды, это было неприемлемо; они не разрешали, чтобы их чествовали как богов еще при жизни, хотя так всегда поступали другие восточные монархи.
Персидские войны? Такое сравнение подходило бы больше, но эти войны были скорее историей, чем теологией. Можно было бы использовать в качестве сюжета мифические войны между лапифами и кентаврами, греками и амазонками, греками и троянцами, но все это не особенно подходило: ведь речь должна была идти о посвятительном даре богам. Гигантомахия? Древняя борьба олимпийских богов с гигантами? Такое сравнение прямо-таки напрашивалось. Кроме того, этот сюжет грандиозен, монументален, всеобъемлющ.
Это не была борьба между добром и злом, ибо в представлениях греков гигант вовсе не олицетворял собой зло, а божества — добро. Божества вообще были одинаково далеки от добра и от зла. А вот между светом и тьмой, между сдержанностью и разнузданностью, между разумным порядком и хаосом, между культурным образом жизни и варварством действительно лежит пропасть. Варварами были галаты, нашествие которых отразил отец и которые сейчас готовились к новому вторжению. Варварством была и жажда власти и страсть к уничтожению, присущие Антиоху и другим врагам Пергама (варварами были римляне с их непомерной алчностью, хотя об этом нельзя было говорить громко, так как они пока — пока еще! — выступали в роли добрых друзей). А с другой стороны, не стремился ли Пергам, начиная с Филетера, сохранить все хорошее и вечное из греческого наследия и не был ли Пергам форпостом в борьбе за греческий образ жизни и греческие верования в этом варварском и умирающем мире? И разве не будет Пергам и в дальнейшем стремиться к тому же, пока боги не откажут ему в своем благоволении?
И еще: сюжет гигантомахии, можно сказать, афинский, потому что изображения, связанные с этой битвой, ежегодно вышивали на одежде богини Афины в день ее праздника.
Да, гигантомахия не раз воспроизводилась в рельефах и стихах, если надо было показать символику борьбы и судеб греческого народа. Гигантомахия — вот тема для посвящения богам нового большого алтаря: изображение решающего боя, когда нет и не может быть ничего общего между борющимися сторонами, которым чуждо чувство сострадания.
Стоик Кратес из Маллоса, самый знаменитый ученый библиотеки, молча кивает головой и потом говорит:
— Хорошо, очень хорошо. Но такое грандиозное художественное произведение в том виде, в каком оно возникло в твоих представлениях, Эвмен, создать не так-то просто. Надо все продумать и подготовить более основательно, чем постройку дворца или храма. Несколько столетий назад все это было бы гораздо проще. Наши предки знали тогда лишь двенадцать великих богов-олимпийцев и еще нескольких, менее значительных, которых с течением времени стали причислять к олимпийцам. Они знали также с полдюжины, может быть дюжину, гигантов по именам, например, Энкелада, Порфириона, Алкионея и других. Но Олимп, как и мир, с тех пор изменился и расширился. Не являются ли, скажем, и звезды божественными существами? «Теология» Гесиода, «Феномены» Арата из Солы, библиотека Аполлодора — все это солидные источники, но сегодня их нам уже недостаточно. Олимп теперь не только гора на границе Македонии и Фессалии. Сегодня Олимп охватывает весь мир — космос. И гигантов мы воспринимаем теперь как явление космическое. Я не знаю, кто из вас читал значительнейшее сочинение последователя Зенона — Клеанта из Ассоса — о гигантах, которое стоит в третьем зале нашей библиотеки. В нем содержится толкование мифологических традиций о гигантах. Ну, я, кажется, сказал достаточно, но все же хотел добавить еще одно: прежде чем приступить к сооружению памятника, следует разработать до мельчайших подробностей его литературную основу. Если вы не будете возражать, мы подготовим ее в самый кратчайший срок. Потом скульпторы изучат нашу работу, и только после этого можно приступить к проектированию моделей и продумыванию композиции. я вижу, как некоторые художники недовольно морщат лоб. Им кажется, будто бы Кратес хочет стеснить их творческую свободу. Но скоро и их сомнения исчезнут, стоит лишь всеми нами уважаемому и любимому Эпигону высказать свои соображения по этому поводу.
— Алтарь. Это совершенно ясно. И тема — гигантомахия. Эвмен по старой дружбе рассказал мне о своих соображениях раньше, чем вам, так что не удивляйтесь, если я скажу, что много думал об алтаре и составил себе довольно ясное представление о нем. Я вижу алтарь таким: квадратное основание, нет, подождите, не совсем квадратное, так как скала несколько ограничивает наши возможности; следовательно, две стороны — северная и южная — будут длиной сто тринадцать шагов, две остальные — по сто двадцать. Пожалуй, можно дальше и не приводить цифр: алтарь один займет в три раза больше места, чем храм богини. Фундамент должен быть поднят на пять ступеней. С западной стороны к нему будет примыкать лестница шириной шестьдесят семь шагов и высотой в половину ее ширины, затем пойдут еще двадцать три ступени, ведущие к площадке, где, собственно, и будет находиться сам жертвенник. Алтарную площадь опояшет стена, которая подойдет вплотную к фундаменту и лестнице. По обе стороны стены будут расположены ионические колонны, образующие порталы. На крыше колоннады наружного портала поставим статуи — менее натуральной величины и в небольшом количестве. Они послужат лишь завершением конструкции и не должны отвлекать внимания от главного. Внутренняя стена по вс