– Ты первое живое существо, которое говорит мне: «смирись».
Я вздохнула, поборов желание хлопнуть себя рукой по лбу.
– Ну, извини.
Он чуть прищурил глаза.
– Ты что, пытаешься так обо мне… заботиться?
– Ну, да! Реально помочь-то я никак не могу. Хоть так…
– И пока мы ехали, ты специально думала о чем-то…
– Плохом? Да. Специально.
Пару минут Дэвлин смотрел на меня так, будто впервые увидел: что это у него тут рядом такое завелось?
– А могу я узнать причину твоих переживаний?
«Ага, давай, попробуй объяснить ему концепцию ревности», – усмехнулся Шепот.
«Он сарказма-то не понимает, – вздохнул Лусус, – а ты говоришь…»
– Зачем?
– Крис. Временами ты сводишь меня с ума.
Мы снова замолчали, разглядывая друг друга.
– Ну, хорошо, – лицо Дэвлина снова стало ледяным, – уйдешь, как только поймешь, что напрасно сегодня ужинала.
– Ладно, – легко согласилась я.
Толпа загомонила, потом расступилась, и стражники вывели на центр площади трех женщин в изорванных платьях и с распущенными волосами. Их привязали к трем из четырех столбов и сноровисто обложили ноги хворостом и вязанками дров. Толстый мужик в черном балахоне принялся вопить что-то несусветное о ведьмах и мировом зле. Зло же сидело от него буквально в нескольких метрах, откинувшись на спинку деревянного стула, чуть прикрыв глаза, и потягивало вино. Наконец, оно глубоко вздохнуло и чуть улыбнулось.
– Что? – спросила я.
– Люди, – пожал плечами Дэвлин, – жестокость, предвкушение чужой боли и смерти. Не деликатес, но силы восстанавливает отлично.
– Знаешь, кажется, те, кто преследовал меня, когда я познакомилась с Николасом, были в таких же балахонах. Как этот.
– Ну что ж, это кое-что объясняет.
– Но как они моги попасть на ту сторону? Мимо Врат?
– Ангел может переносить своих последователей особыми путями. Если они действительно верят.
– Значит, Эрик был прав изначально. Дарсульцы захотели выяснить, какого лешего отсюда полезли какие-то странные жрецы непонятно кого. И послали нас.
– Весьма похоже на то.
Я видела, как расслабляются его пальцы и постепенно исчезает бледность.
– Но тебе, правда – лучше?
– Правда.
– Хорошо, – кивнула я.
Но я кривила душой, все это было – очень плохо.
Я не хочу описывать следующий час, но я досидела до конца, вливая в себя чересчур крепкое вино, и глядя только на Дэвлина. Я была далеко не уверена, что смогу когда-нибудь еще съесть хоть кусок жареного мяса. А еще мне хотелось начать швыряться в толпу огненными шарами, раз уж они так любят пламя. Все вы, надеюсь, будете гореть в Бездне, ублюдки, а жирные – еще и шкворчать.
Но мэтру Куперу очень быстро стало лучше, а я сидела, смотрела на него и понимала, что это для меня – важнее происходящего вокруг кошмара. Наверное, это плохо, но люди на площади, были, в любом случае, еще хуже меня, а уж этого бесноватого клирика я бы сама повесила на какой-нибудь березе. Однако, ужин на сей раз я сохранила внутри своего организма.
– Люди – потрясающе наивны, – проговорил внезапно Дэвлин негромко, будто просто думал вслух, – убивают друг друга во имя светлого божества и тем кормят всех: его – верой, а таких как я – болью. Фанатики, как скот на бойне, только считающий себя отчего-то не едой, а венцом творения. Они думают, что сам принцип дихотомии добра и зла, это борьба двух сторон за души людей, и им не приходит в голову, что все, что нужно обоим сторонам на данном этапе, это чтобы война просто продолжалась. Они верят, что они льют кровь во имя добра – и это нужно одной стороне, но кровь все же льется, так что их мифическое зло – тоже насыщается. И вот я здесь, сижу в центре города, всего насквозь пропитанного силами Эмпиреев, смотрю на эту вакханалию добра… и ужинаю. Тебя не занимают такие парадоксы человеческого восприятия?
– Вы – не логичнее, – усмехнулась я в ответ.
– Поясни.
– Что б вам на договориться с ангелами и не делать из миров эдакие фермы? Стравливаете две стороны, объявляя каждой, что правы – они, и все, ешь – не хочу.
– Ты же в курсе, что говоришь о своих соплеменниках?
– Мы же говорим гипотетически.
– Допустим. Но итоговая цель Эмпиреев в явленных мирах – не еда, а расширение территории. Сделать новый мир застывшего света, чтобы ангелы могли в нем обитать.
– И?
– И это означает некоторые изменение законов мира. Например, остановка времени. Люди не умирают, вечное лето, все красивое и навсегда застывшее, покой, блаженство и больше ничего. Мы не можем существовать в таких условиях, как и боги, кстати.
– А идеальное развитие для демона, мир, провалившийся на план Инферно?
– Для этого требуются или удача – то, что люди называют Прорывом, или согласованные действия, а мои соплеменники, к сожалению, вообще – каннибалы, существующие по единственному правилу: все мое, что смогу схватить.
– Ваша семья – исключение.
– К счастью.
– И в отдаленных планах, конечно, стоит захватить всю Бездну? – я усмехнулась, отвлекаясь от происходящего на площади.
– В очень отдаленных и при сопутствующем везении, – пожал он плечами, – а потом повести алые легионы штурмовать Небеса, в этом суть нашей природы.
– Тяжко тебе, наверное, торчать тут и заниматься не пойми чем…
– Нет, с чего ты взяла? – приподнял Дэвлин бровь. – Все идет по намеченному плану, и это доставляет мне удовольствие.
Я невольно вздрогнула и потеряла нить беседы, когда крик на площади перешел в резанувший барабанные перепонки визг, расплескала вино на столешницу, и только тут поняла, что мой спутник держит меня за руку.
– Ладно, – проговорил Дэвлин гораздо мягче, чем обычно, – хватит с тебя, пойдем отдыхать.
Он оставил несколько монет на грязноватой стойке, и мы ушли к себе. Комната была на шестерых. Десятый уже мирно спал. Вернувшиеся Эрик и Вэль склонились над какой-то добытой ими картой при свете свечи и вполголоса намечали маршрут. Я умылась, поплескав себе на лицо холодной воды из лоханки.
– Спать, – тихо сказал мэтр Купер, – вставать завтра рано.
Рыжий и снежный эльф закивали, убрали карту и быстренько улеглись по кроватям. Дэвлин потушил масляную лампу и присел рядом, нагнувшись ко мне.
– Я ценю то, что ты переступаешь через свои страхи и отвращения, чтобы быть рядом, – тихо сказал он, щекоча дыханием шею, – хочу, чтобы ты это знала.
– Я знаю, – так же тихо ответила я, не открывая глаз, но чувствуя, как бегут по спине мурашки.
– Но твои гнев и отвращение были тоньше и вкуснее всего, что сегодня происходило на площади.
– Э-э-э…
«Потрясающе разумный и взвешенный ответ, достойный дипломированного мага».
– Я не хочу причинить тебе вред, но и тебе не стоит провоцировать меня, ты это понимаешь?
– Да…
– Хорошо. Спокойной ночи, Крис.
– Спокойной.
Непослушное сознание отказывалось ускользать в мир грез, а глаза сами собой таращились в потолок. Дело было не только в Дэвлине в этот раз. Я ж геомант, я здесь, чтобы увидеть достаточно, чтобы мир возненавидел этот мертвячий фанатичный орден Всеединого так же, как начинаю ненавидеть его я. Вот и все. Кто сказал, что я не люблю простой способ решать проблемы? Оставалось повернуться на бок и постараться все-таки заснуть.
Не провоцировать? Ничего он мне не сделает, пока не заработает в полную мощь его заклинание Потока, для чего и нужна «живая удача». Это часть плана его семейки, а мэтр Купер более чем хладнокровен, чтобы ставить их интересы выше всего остального.
Утром мы выехали из города. Я была не выспавшаяся и тихая, спутники уважили мое нежелание общаться, даже Эрик не подкалывал. Ну и ладушки. Они с Вэлем действительно добыли вчера карту, не слишком хорошую, но для того, чтобы понять, что в следующем городе пора сворачивать на юг, ее хватило.
Дорога вилась пьяной змеей, мелькали деревни – как одна унылые и все с дурацкими Храмами Всеединого. Мне вот категорически не нравились эти места за Хребтом. Зачем Гису дорога сюда вообще? Что тут для него может быть интересного?
Прошло еще трое суток, и мы оказались в Анвердене – столице всех прилежащих земель. Княжеский город! Десяток храмов, полно фанатиков в черных балахонах, своя Огненная площадь. Это все рассказывал Эрик, он поехал один, на всякий случай – если в столице висят какие-то боле серьезные амулеты, определяющие нелюдей.
Мы обогнули город вокруг каменных неровных стен и оттуда двинулись дальше на юг. Иногда мимо шли маленькие караваны телег, охраняемые закованными в плохенькое железо мрачными личностями. Иногда путешествовали все те же клирики в узнаваемых черных балахонах – тоже обязательно с охраной. Мы разъезжались мирно, но воспоминания об огненной казни возвращались каждый раз при виде этих ворон. Еще и дожди пошли.
На шестой день пути около полудня чуткий Вэль внезапно вскинул руку, мы остановились, прислушиваясь. За поворотом, похоже, шел бой: звенел металл, слышались крики.
– Капитан? – спросил снежный эльф, глядя на меня своими синими глазищами и ожидая решения.
– Смотрим, – кивнула я ему, помаленьку уже свыкаясь с этой навязанной мне ролью, – но осторожно.
За поворотом же картина была удручающей: семеро всадников в красно-синих плащах теснили одного в желто-черном, чудом еще живого. Еще несколько желто-черных трупов лежали на земле со стрелами в спинах.
– Засада, – проговорил Десятый, – били исподтишка.
– Ага, – кивнула я, – разберемся.
Я уже много дней не колдовала, много дней пыталась быть незаметной и не бросаться в глаза. Я тихо ненавидела это мертвячье Захребетье, поэтому здесь, посреди леса ничтоже сумняшеся и с огромным наслаждением я влепила по неизвестным воякам три массовых сна. Всадники попадали, некоторые вместе с лошадьми.
– Заче-е-ем? – простонал Эрик, удерживая пританцовывающего на месте Шторма. – Чтобы проще было резать глотки? Потому что теперь только это и остается. Они теперь, скорее всего, видели, что ты колдовала. На костер хочешь? Или пробиваться дальше с боями?