– Большое спасибо, обисапс еошьлоб, да будут милостивы к вам Боги Манго, о львицамать Лайла! – рассыпался в благодарностях Гриф. – Аудиенция с Царём зверей – это огромная честь для нас! – Гриф понизил голос и шепнул Барсукоту в ухо: – Мы попросим у Царя письменное подтверждение для Изысканных, что Барсук на львов не работает. С росписью когтем. И попробуем использовать как доказательство его невиновности.
– У меня очень тонкий слух, так что я невольно подслушала вашу беседу, – сказала Лайла. – Сомневаюсь, что Царь зверей согласится что-то писать для Изысканных.
– Речь идёт о спасении друга Царя зверей, Барсука Старшего, – с вежливым поклоном пояснил Гриф.
– Царь зверей больше не водит дружбы с отребьем вроде вонючих лесных барсуков. – Лайла светски махнула аккуратной, ухоженной кисточкой на хвосте. – Он не станет вам помогать. Барсуки на переговорах не обсуждаются. Обсуждается только передача нам власти. Это ясно? – Она оскалилась в желтозубой улыбке. – Ну вот и славно.
Царь зверей – пожилой лев, которого Барсукот до сих пор видел только на портрете в кабинете Барсука Старшего, – сидел на троне из слоновой кости и не падал с него только потому, что был привязан. Царь то ли спал, то ли был без сознания: глаза неплотно закрыты, под набрякшими воспалёнными веками проглядывали тусклые полоски белков. В седой гриве, измазанной чем-то бурым, копошилась ржаво-серая муха цеце с хищным хоботком, ещё две таких же наматывали дёрганые круги по периметру клетки, в которой располагался трон, и ещё три вяло слонялись по потолку шатра-палатки, в которой располагалась клетка.
– Вы взяли в плен экс-царя зверей? – оторопел Барсукот.
– Почему же «экс»? – Львица Лайла оскалила в улыбке острые, лоснящиеся клыки. – «Экс» означает «бывший», а наш Царь имеет все права на власть в Дальнем Редколесье. Мы снова возвели его на трон.
– Разве Царя зверей, возведённого на трон, держат в клетке? – с сомнением спросил Барсукот. Зверская логика подсказывала ему, что клетка – совсем не царский атрибут, но в этом странном месте можно, конечно, ожидать абсолютно чего угодно. – Это какая-то ваша древняя традиция?
– В Дальнем Редколесье нет традиции держать царя в клетке, – тихо сказал Гриф. – Насколько мне известно.
– Это новая традиция. – В шатёр вразвалочку зашёл поджарый лев и осклабился в кривоватой ухмылке. Через всю его морду тянулись две тонкие борозды шрамов. Кусок переднего резца был отколот, и зуб заканчивался косым остриём, отчего создавалось впечатление, что в пасти имеется дополнительный клык.
– Ты, как всегда, прав, Братан, традиция абсолютно новая. – Лайла потёрлась щекой о щёку Братана и томно взглянула на Стервятника и Барсукота из-под пушистых рыжих ресниц. – Мы держим нашего Царя зверей в клетке, чтобы дать ему время отдохнуть, одуматься и вспомнить обычаи и законы нашего прайда и нашей великой страны. Он слишком долго прожил за пределами Дальнего Редколесья, очень устал и многое подзабыл. Пока Царь спит, все решения от его лица принимает его младший брат Братан. Вы видите, с каким удовольствием наш Царь отсыпается?
– Лично я вижу мух цеце, вьющихся вокруг спящего льва, – высказался Гриф. – И эти мухи – сыты. У них надутые животы, и они не интересуются нами. Мой экспертный вывод: Царь зверей накачан снотворным, проникшим в его кровоток в результате укусов цеце.
– Львам, конечно же, принадлежит вся власть в саванне, – с вкрадчивой хрипотцой промурлыкал Братан. – Но всё же мухами цеце не управляем даже мы. Если бы это были цеце, они бы кусали весь прайд, не только Царя. И мы бы тут все впали в спячку. Эти мухи – не цеце, а обычные падальщики. Вроде вас, эксперт полиции.
– Я не муха. – От обиды у Грифа затрясся клюв.
– А по мне, так лысая птица – большая муха. – Братан хрипло захохотал.
– Я был ощипан при исполнении, – с большим достоинством ответил Гриф. – И мои перья уже отрастают. С вашего позволения, сейчас мне нужно принять кусь-кусь «Сила грифа», иначе я упаду в обморок от жары. Без густого оперения кожа птицы быстро перегревается.
Гриф Стервятник извлёк из своего экспертного чемоданчика обширный ланч-бокс и стал ковырять его трясущимся клювом, пытаясь открыть. Когда он наконец преуспел, парочка москитов кусь-кусь, по всей видимости уже переваривших содержавшееся в них лакомство, взвились из ланч-бокса под потолок палатки и присоединились к хороводу мух. Гриф проводил их печальным взглядом, но оставшегося, самого жирного кусь-куся, лениво порывавшегося взлететь, он всё же поймал и судорожно проглотил.
– Так что там насчёт передачи нам власти жирафами? – криво ухмыльнулся Братан. – Эти недоумки – действительно изысканные, потому что таких идиотов больше нигде не найти. Я так понял, до Длинного Рафа наконец-то дошло, что он не в состоянии не то что править саванной, но и попросту контролировать собственного детёныша?
– Ну, в какой-то мере дошло, – дипломатично ответил Гриф.
– Разрешите поинтересоваться, – вклинился Барсукот. – Мне, как зверю из совсем другой местности, воспитанному в другой культуре, хотелось бы понять, почему вообще жирафы и львы пытаются поделить власть в саванне? Казалось бы, у вас разные сферы интересов. Жирафы травоядные, их интересуют фрукты. Вы – хищники, вас интересует мясо. Вам и делить-то, в сущности, нечего…
– Ну ты загнул! – присвистнул Братан. – Как это нечего? Фрукты тоже должны быть наши. Потому что мы питаемся теми, кто питается фруктами. А Длинные захапали все фрукты себе, и наше мясо теперь бродит тощее, непитательное и невкусное.
– И это мы ещё не говорим о приправах, – добавила львица Лайла. – Ведь из плодов и ягод выходят потрясающие приправы и соусы к мясу.
– Спасибо, – кивнул Барсукот. – Теперь я всё понял. Но, прежде чем перейти непосредственно к переговорам о передаче власти, мы должны увидеть жирафика Рафика. И убедиться, что он жив и здоров.
– Ничем не могу помочь. – Братан раздражённо махнул хвостом с жидкой кисточкой на конце.
– Почему? Просто отведите нас к Рафику, покажите, в каких условиях его держите.
– У нас нет Рафика. – Лайла лучезарно оскалила острые жёлтые зубы.
– В смысле – нет? – ужаснулся Барсукот. – Вы что, его съели?
– Ага. Мы же львы. – Братан облизнулся.
– Братан шутит. – Лайла снова потёрлась щекой о его жидкую гриву. – Мы не крали жирафика Рафика. Зато теперь, когда это сделал кто-то другой, мы видим, какая это замечательная идея. Какое пространство для шантажа и манипуляций. И, без сомнения, если бы детёныш оказался у нас, мы не стали бы его сразу съедать, а сначала выставили бы Длинным условия.
– Но ведь вы и выставили условия! – воскликнул Барсукот. – Разве это не вы написали сегодня в саду Изысканных:
«Жирафы, отдайте власть львам – или детёныш умрёт».
– Это не мы написали, а наши солдаты – орангутаны и павианы.
– Но по вашему приказу?
– По нашему. – Братан довольно мурлыкнул.
– Что же значит угроза «детёныш умрёт», если Рафик вообще не у вас?
– А кто говорит про Рафика? Он исчез больше недели назад. Я уверен, что его нет в живых. Кстати, что говорит нам статистика, уважаемый Мух Стервятник?
– Статистика говорит нам, – Гриф Стервятник проигнорировал оскорбление, – что, если пропавший в Дальнем Редколесье детёныш не найден в течение трёх дней, с вероятностью в девяносто пять процентов он сожран хищниками. В нашем случае остаётся пять процентов вероятности, что его похитили и держат в заложниках.
– Ну вот видите. Конечно, его сожрали. – Братан опять облизнулся. – Маленький жирафёнок – отменное лакомство. Так что мы имели в виду не его, а нового детёныша. Обезьянья разведка нам донесла, что Рафаэлла родила ещё одного жирафика и днём и ночью качает его в колыбельке.
– Рафаэлла никого не родила, – сказал Барсукот. – И это не жирафик. Это геренучонок.
– Какого ж страуса ей сдался геренучонок?!
– Кстати, о страусах… – начал Барсукот, но Гриф его перебил.
– Это синдром пустой колыбели, – экспертно заявил он. – Иногда самке, потерявшей детёныша, так хочется снова качать колыбель, что она похищает чужого ребёнка.
– Что ж, в таком случае этот геренучонок всё равно ценен, – промурлыкала львица Лайла.
– Кстати, о страусах, – повторил Барсукот. – Если не вы украли Рафика, если вы не вынашивали идею похищения жирафёнка с первого дня его жизни, зачем вы напали на клинику «Мать и детёныш» в ночь рождения Рафика? Зачем подкинули череп страуса? Мы же в курсе, что это специальная львиная угроза. Неужели вы совершили налёт только для того, чтобы полакомиться новорожденным геренучонком?
– Голова страуса действительно фирменный львиный стиль, – нахмурился Братан. – Но я не припомню, чтобы мы совершали налёт на клинику и что-то туда подкидывали. По крайней мере, я не отдавал такого приказа. Хотя, конечно, мои ребята, когда голодные, могут и без моего ведома на кого хочешь напасть.
– А записка в ночь похищения? – не унимался Барсукот. – Вот эта. Разве это не ваших лап дело?
Барсукот продемонстрировал Братану и Лайле подгнивший плод манго с тёмно-багровой запёкшейся надписью «Отдай власть».
– Любопытно… – Лайла понюхала плод. – Кто-то пытался подделать наш почерк. Мы этого не писали.
Она посмотрела на Барсукота – впервые не искоса, не из-под хитрых и презрительных рыжих ресниц, а открыто и прямо. Её глаза были огромные, жёлтые и опасные, как горячая расплавленная смола. Они не врали, её глаза, – по крайней мере, так показалось Барсукоту.
– Как нам проверить, что вы говорите правду? – поинтересовался Стервятник.
– Никак, – ухмыльнулся Братан. – Видишь ли, птицемух, мы ничем не рискуем. Мы можем откусить вам обоим головы прямо сейчас, и нам ничего за это не будет.
– Братан имеет в виду, что мы можем позволить себе роскошь говорить правду, – пояснила Лайла.
– Короче, – подытожил Братан, – условия Царя зверей таковы: Длинный отдаёт львам всю власть, а львы не трогают геренучонка и гарантируют его безопасность.