– Это очень хороший вопрос. – Жираф Раф почти с уважением кивнул Бегемоту. – И я отвечу на него с прямой шеей. Сегодня после захода солнца, – Раф покосился на предзакатное небо, напоминавшее по цвету стёртое в кровь копыто, – мы публично казним предателя и шпиона Барсука Старшего. Он сотрудничал со львами и нарушил клятву верности Изысканным, данную у Врат. Нарушение клятвы верности карается смертной казнью по закону Дальнего Редколесья, а мы высоко чтим закон!
– Но позвольте, а экспертиза?! – возмутился Стервятник. – Посмотрите, сок алоэ уже фиолетовый, и он продолжает темнеть. Это значит, в крови Царя высокая концентрация снотворного мух цеце…
– Да плевала я на твою экспертизу. – Рафаэлла Старшая смачно плюнула в ланч-бокс с москитами травяной жвачкой. – Ерунда это всё и псевдонаучное надувательство! Полюбуйтесь! – обратилась она к Удоду и Попке. – Эта лужа снова стала зелёной!
– Вы… вмешались… – от возмущения Гриф едва выговаривал слова, – в химическую реакцию! – Он уставился на лабораторную жидкость, которая, смешавшись с жирафьей жвачкой, стала буро-зелёной. – Вы испортили мне экспертизу!
– Нет экспертизы – нет доказательств. – Пожилая жирафа ухмыльнулась длинными покосившимися зубами. – Значит, Барсук Старший будет казнён. Ничего личного, – добавила она тихо. – Даже если он и правда не виноват, мы сегодня вынуждены кого-то казнить, чтобы отвлечь и успокоить толпу. Почему бы и не Барсука? Он чужак, и его никому не жалко.
– Если это Барсук, тогда казните его сейчас! – будто в подтверждение её слов заголосили из толпы митингующих. – До заката! Чтобы мы все убедились, что он именно барсук, а не буйвол и не бегемот! После захода солнца нам будет его плохо видно!
– Хорошо. – Жираф Раф обвёл толпу благосклонным взглядом. – Я снизойду до этой просьбы. Немедленно привести на площадь заключённого Барсука!
– За Барсуко-о-ом! – заголосил Батяня в корупор. – Привести Барсука на ка-а-азнь!
Несколько вомбатов вышли из строя и, бряцая оружием и клацая зубами, побежали в резиденцию за Барсуком.
– Справедливость! – заорали в толпе. – Мы требуем справедливости! Одного Барсука казнить мало!
– И эту просьбу я выполню с прямой шеей, – кивнул жираф Раф. – Помимо Барсука мы казним ещё антилопу Илопу.
– Ура-а-а! Да здравствует справедливость! – загудела толпа, особенно надрывались Лама и Бегемот. – Да здравствуют Жирафы Изысканные! Если не жирафы – то кто? Жираф большой, жирафу видней! Мы добились справедливости! Потому что у нас светлые морды! Потому что вместе мы сила!
– Погодите, мы же другой справедливости добивались, – высунулся из-под земли сурикат. – Мы же требовали водопоя и фруктов! Как же фрукты? Как же вода?
– Не всё сразу, – срезал его Бегемот. – Маленькие шажочки приведут к большой цели.
– Но мы умрём от жажды и голода, если у нас не будет воды и фруктов, а только маленькие шажочки! – Сурикат вылез из ямки почти целиком.
– Представьтесь! – гаркнул на него жираф Раф.
– Сур… сур… сур… рикат… – пробормотал сурикат.
– Я отвечу на ваш вопрос с прямой шеей, сур-сур-рикат. – Жираф Раф сделал паузу, чтобы митингующие посмеялись над его шуткой, как всегда, чрезвычайно удачной. – Не думайте, что Изысканные далеки от народа. Моя жена – из народа. И в детстве она потеряла мать! Её мать умерла от жажды во время засухи!
Рафаэлла побледнела и кивнула толпе.
– Путь к свободе, воде и фруктам труден и долог! – продолжил Раф. – Но мы пройдём его с вами вместе, шаг за шагом и день за днём. Сегодня будет казнь, завтра будет вода, послезавтра – фрукты!
Толпа ответила жирафу овациями.
– Обязательно было упоминать мою маму? – прошептала по-прежнему бледная Рафаэлла.
– Обязательно, – равнодушно ответил Раф.
Из Врат Резиденции вывели связанных Барсука Старшего и антилопу Илопу. Илопа рыдала и упиралась рогами и всеми копытами, её волокли вомбаты. Старший шёл сам, с прямой спиной и неподжатым хвостом. Он был бледен, но нашёл в себе силы улыбнуться Барсукоту и Стервятнику.
– Небесные медведики, спасите Барсука, на вас вся надежда! – прошептал себе под нос Барсукот.
– Не стоит рассчитывать на медведиков, это сказки для малышей, а ты уже большой мальчик, – шепнул вдруг кто-то за спиной Барсукота, и шерсть у него на загривке от волнения встала дыбом, потому что он узнал этот низкий, вкрадчивый, чуть насмешливый голос, он узнал бы его из тысячи голосов.
– Каралина… – Барсукот повернулся к ней и замурлыкал на третьей громкости блаженства. Он замурлыкал бы и на шестой, максимальной, но в ситуации, когда его приёмного отца и напарника вот-вот казнят на центральной площади африканского города, это было решительно невозможно.
– Я пришла поддержать тебя в трудную минуту, – сказала Каралина. – Но предупреждаю: ещё раз скажешь, что я – твоя мечта, и больше никогда меня не увидишь.
– Почему?
– Терпеть не могу эти пошлости про самку-мечту, такую всю воздушную, подобную мотыльку и так далее. Я не мечта и не мотылёк, я не порхаю и не питаюсь нектаром, я вполне реальная каракалка из плоти, крови и шерсти, я бываю вонючей и грязной, я ем с земли сырое мясо и не брею кисточки на ушах. Понял?
– Понял, – кивнул Барсукот, хотя он не то чтобы совсем понял. – Спасибо, что пришла поддержать…
– Поскольку у нас свободная страна, – возвестил жираф Раф, – где каждый имеет право голоса, способ казни Барсука Старшего и антилопы Илопы вы, звери народа, изберёте сами, честным голосованием!
– Ура! Да здравствуют свободные выборы! – взревела толпа.
– Итак, на ваш выбор: затаптывание приговорённых копытами, закалывание приговорённых рогами, бросание приговорённых в пропасть, замуровывание приговорённых в Пещере Смерти или закапывание приговорённых в песке!
– Закапывание! Затаптывание! Закалывание! Замуровывание! Бросание! – заголосили в толпе.
– Затаптывание и закалывание слишком их возбуждают, сын, – тихо сказала Рафу жирафамать. – Замуровывание не позволяет наблюдать за мучительной смертью. А бросание в пропасть – слишком быстрый вид казни, народ не успевает ей насладиться. Лучше всего – закапывание в песок. Медитативная, спокойная и долгая казнь, все уйдут расслабленными и довольными.
– Раз… два… пять… двадцать… сто пятьдесят… – Жираф Раф сделал вид, что считает по головам. – Большинством голосов выбирается закапывание приговорённых в песок! Посадить осуждённых в Страшную Яму!
Гиеновидные псы вцепились зубами в сухой игольчатый куст, торчавший в центре площади, и потянули на себя безжизненные шипастые ветки, как будто пытались отнять у бесплодной почвы последнюю кость. К изумлению Барсукота, куст сдвинулся вместе с овальным участком земли, который оказался не землёй вовсе, а замаскированной крышкой, под которой скрывался глубокий, тёмный зев ямы. Из зева пахну́ло сыростью, гнилью и зверским страхом.
– Приговорённые антилопа Илопа и Барсук Старший! – произнёс Раф. – По древней традиции Редколесья вы можете высказать своё последнее желание перед казнью. Если это в силах Изысканных, Изысканные выполнят ваше желание.
– Пощадите! – Илопа заломила копыта. – Не убивайте!
– Это желание Изысканные выполнить не в силах, – сухо отозвался жираф и кивнул вомбатам.
Илопу столкнули в яму.
– Моё желание – переговорить с моими друзьями, Барсукотом и Грифом Стервятником, наедине, – спокойно сказал Барсук.
– Это лишнее. – Рафаэлла Старшая нервно зацокала копытом.
– Я не могу отказать обоим, – тихо возразил Раф. – Желание выполнимо! – прокричал он, игнорируя цоканье матери. – Но Барсуку придётся выбрать кого-то одного. Либо Грифа, либо Барсукота. Иначе это уже получится два желания, а не одно. Итак, с кем?
Толпа митингующих замерла в ожидании.
– Он должен выбрать меня, – сказал Барсукоту Гриф Стервятник, – потому что я эксперт во всех областях и хорошо знаю местность. Если у него есть последние напутствия и поручения, их смогу выполнить только я.
– Он должен выбрать меня, потому что я… потому что я – Барсукот, его напарник, – беспомощно парировал Барсукот.
– Я хочу поговорить… хочу поговорить с… – Барсук Старший помолчал, принимая окончательное решение, – с Младшим Барсуком Полиции Дальнего Леса.
Гриф Стервятник поджал клюв и нахохлился.
– У вас есть минута, – сказал жираф Раф. – Время пошло.
Барсукот сорвался с места, в два прыжка перемахнул площадь и оказался рядом с Барсуком Старшим, на краю ямы.
– Слушай внимательно, сынок. – Барсук Старший наклонился к Барсукоту и зашептал ему в ухо.
– Минута прошла! – скомандовал Батяня-вомбат через полминуты.
Барсукот потёрся плечом о плечо Старшего, посмотрел на него в последний раз – и отпрыгнул от края ямы за секунду до того, как вомбаты столкнули в неё Барсука.
– Закапывайте! – скомандовал жираф Раф.
Митингующие ринулись к яме и замолотили лапами и копытами. Пыль, песок и мелкие камни полетели на антилопу и Барсука.
Глава 18, в которой Звербанк помогает молодым семьям
– Ух, как это возмутительно и недопустимо! – Сыч Чак раскинул крылья, взметнув облако пыли. – Мы вас вызвали, как только это увидели!
– Ух-ух-ух, как мы будем жаловаться на самый верх, если вы немедленно не примете меры по поводу этого безобразия! – Сыч Уг указал крылом на голубоватое в крапинку яйцо, которое уютно и мирно лежало в гнезде в окружении нескольких белых в крапинку яиц.
Гнездо, свитое из глины с редкими вкраплениями прутиков и соломки, крепилось к стволу столетнего дуба – так низко, что даже нелетающий зверь мог легко туда заглянуть. Чуть выше гнезда было выдолблено аккуратное, уютно выложенное мхом дупло, над дуплом красовались табличка «Звербанк» и каллиграфически выцарапанная на коре надпись: «Уютное гнёздышко для молодожёнов в кредит».
– Мы подаём заявление о подбрасывании яйца, ух-ух! – хором провозгласили сычи. – Голубое яйцо тут лишнее!
– Для начала объясните, – Барбара с сомнением оглядела и обнюхала гнездо, – чья это кладка и чьё гнездо? Оно какое-то странное. Похоже на ласточкино, но ласточки не крепят свои гнёзда на дубе, да ещё так близко к земле. Я, конечно, понимаю, что у нас тут, в Дальнем Лесу, запрещено употреблять яйца в пищу, но когда речь идёт о птенцах, любая птица соблюдает меры предосторожности. Не говоря уже о том, что ни одна нормальная птица не станет нестись в конце осени, когда по ночам уже заморозки. И потом, если это кладка ласточки, почему заявление подают два сыча, а не сама ласточка?