– Чулки для самых стройных копыт! – прыснула Каралина, копавшаяся в шкафу. – Шерстяной корсет для изящной осанки! «Больше никакого животика! Просто натяните корсет поверх вашей природной шерсти, и вы покажетесь вашему спутнику ещё более стройной!» Здесь тоже нету письма…
– Осталась только книжная полка, – без особой надежды констатировал Барсукот, и они оба вспрыгнули на книжный стеллаж.
– «Придворный этикет для антилоп», «Искусство быть прекрасной», «Десять способов затеять брачные игры», «Когда тебе выпало счастье родиться самкой»… Интересно, что тут за счастье?.. «Никогда не обрывайте фрукты с ветвей, оставьте это самцам, подбирайте только гнилые плоды, лежащие на земле». – Каралина опять засмеялась. – «Если вы хищница, не пытайтесь охотиться самостоятельно, особенно на глазах у самца, просто ждите, когда самец поделится с вами своим недоеденным мясом. Из этого правила есть одно исключение. Если вы львица, добывать пропитание и кормить любимого мужа придётся именно вам, ведь у вашего избранника такая шикарная грива, что охотиться ему жарко. В знойный летний день принесите ему освежёванную газель. Подождите, пока он насытится, – и смело ешьте, если он вам что-то оставит». – Она вдруг резко перестала смеяться и помрачнела. – Как мне жаль бедных самок Дальнего Редколесья… Забитые, бесправные, затянутые в корсеты глупые девочки, считающие такую жизнь – счастьем…
– А ты сама как будто другая? Не самка Дальнего Редколесья?
– Да, я другая. Я свободна и делаю что хочу. Я считаю, что имею право делать то же, что и самцы. Я не жду, когда мне кинут объедки, я охочусь сама. И мне плевать на брачные игры и этикет.
– Это очень смело и дико, – уважительно покивал Барсукот. – Но сейчас права самок волнуют меня не так сильно, как… как волновали бы в какой-то другой момент. Сейчас меня волнует мой Барсук Старший. Мы перерыли всё, но так и не нашли письма Рафаэллы! – Барсукот в ярости спрыгнул с книжного стеллажа на антилопью беговую дорожку – тренажёр, разогнался, оттолкнулся, перемахнул через всю комнату и принялся остервенело драть травяное панно.
– О, я тоже всегда что-то деру, когда мне надо сосредоточиться и подумать! – Каралина присоединилась к Барсукоту и полоснула вышитого оленя по животу.
Они так увлеклись, что даже не успели заметить, чья лапа, Барсукота или Каралины (а может быть, они сделали это вместе), распорола панно, – но тугие нити травы порвались, и ошмёток панно очищенной банановой шкуркой свесился к полу, а на оголённой стене, приколотый тонкой иголкой кактуса, остался засохший фи́говый лист с сиреневым отпечатком копыта, исписанный ровным почерком.
«Антилопа Илопа,
высочайше приказываю: нашим гостям, полицейским Дальнего Леса, должна быть подана неисправная мамба с избытком желудочного сока и неработающим аварийным выходом. Найди на складе, там таких несколько. Приказ не обсуждается, в случае невыполнения – смертная казнь».
Глава 20, которая может кончиться чем угодно
Гриф расправил крылья, гордо вздёрнул клюв, откашлялся и спросил:
– Готов?
– Готов. – Зрачки Барсукота стали огромными, как кокосы, а шерсть стояла дыбом вдоль позвоночника, на животе и боках.
– Ты лучше немного сдуйся, – посоветовала Каралина, – а то Изысканные тебя не узнают.
Они сидели на Неприступной Стене втроём: Барсукот, Гриф Стервятник и каракал Каралина, а рядом с ними стояла корзинка для сбора улик. Отсюда, сверху, открывался хороший обзор на площадь, усыпанную клочьями шерсти, рыбьими костями и мусором. Толпа ушла, Китоглав улетел, в небольшом оцеплении гиеновидных собак осталось только семейство притихших, трясущихся сурикатов. Семья Изысканных в окружении верных вомбатов расположилась у почти засыпанной Страшной Ямы. Раф с Рафаэллой Младшей наблюдали за финалом казни, а утомлённая Старшая прикорнула прямо на пыльной земле. Вомбаты орудовали лопатами, завершая начатое толпой. От алого солнца остался только куцый огрызок, торчавший из горизонта, – как будто его тоже казнили и закопали. В закатном свете песок на лопатах и в яме отливал запёкшейся кровью, и оттуда, из этой песчаной коросты, высовывались шея и голова антилопы и уши Барсука Старшего. «Сколько может Барсук не дышать – и может ли он дышать под песком? Может быть, его уже нет в живых?» – спросил себя Барсукот. Словно чудом уловив безмолвный вопрос, ухо Барсука Старшего трижды дёрнулось. Их условный сигнал, сообразил Барсукот: «Я в беде, спаси».
– У меня к тебе просьба, Лина. – Барсукот немного подсдулся, но всё равно напоминал испуганный меховой шар. – Если мы не вернёмся… Если нас зароют в яме, и мы… ну, ты понимаешь… Передай, пожалуйста, в Полицию Дальнего Леса рапорт через Слона Связи. Текст из трёх слов я уже продумал: «Подозреваем жирафамать прощайте».
– Передам. Поспешите.
Каралина направилась было прочь, перепрыгивая с одного заострённого зубчика крепостной стены на другой, но вдруг замешкалась, вернулась к Барсукоту – и с обезоруживающей нежностью потёрлась щекой и вибриссами о его вибриссы и щёку. Гриф старательно отвернулся и сделал вид, что ничего не заметил.
– Это только на случай, если тебя казнят. – Она снова двинулась прочь. – Иначе я бы не стала.
– А… на случай, если меня всё-таки не казнят, – где тебя искать? – Барсукот коснулся лапой щеки, будто пытаясь поймать и удержать, как мотылька-однодневку, прикосновение дикой кошки саванны.
– В скалах, – ответила Каралина, не обернувшись.
– Ну, пора. – Гриф Стервятник спикировал с Неприступной Стены на площадь.
Барсукот, напружинившись, спрыгнул за ним.
– Это письмо с приказом посадить нас в неисправую мамбу, которое получила антилопа Илопа. – Барсукот вытащил письмо из корзинки с уликами, положил перед Рафом и Рафаэллой и прихлопнул сверху лапой, как будто это был самый сильный, самый неоспоримый козырь в решающей карточной игре. – На фи́говом листе с печатью изысканного копыта.
– Это письмо с приказом сбросить с борта Барсуков Полиции Дальнего Леса, полученное Китоглавом, вожаком авиакомпании «Китоглавиа», совершавшим совместный полёт с «Аистиным клином» сутки назад. – Гриф Стервятник вытянул из корзины клювом ещё один фи́говый лист, очень похожий на предыдущий, и аккуратно положил перед жирафами. – С печатью такого же изысканного копыта.
– И что из этого? – Жираф Раф брезгливо уставился на фи́говые листки.
– А это манго, найденное вами, Рафаэлла, в детской комнате в ночь исчезновения Рафика. – Барсукот положил рядом с фи́говыми листками манго с требованием отдать власть.
Рафаэлла Младшая отшатнулась. Рафаэлла Старшая громко и не слишком изысканно всхрапнула. Жираф Раф посмотрел на манго с прежним непониманием:
– И что?
– А то, что почерк одинаковый в обоих письмах и на манго. И… мы не можем сейчас провести экспертизу почерка вашей уважаемой матушки, потому что матушка спит, однако мы точно можем проверить, её ли копытом поставлена на письмах печать.
– Вы… вы хотите сказать, что… – Пятна на шее жирафа Рафа сначала побледнели, а потом почернели. – Вы в чём-то обвиняете мою мать?!
– У нас есть все основания полагать, что жирафамать препятствовала расследованию и пыталась предотвратить наше прибытие в Дальнее Редколесье, – протараторил Барсукот.
– Именно она испортила мою экспертизу, не желая признать, что Царь зверей пленён львами, а Барсук Старший со львами никогда не сотрудничал, – веско добавил Гриф.
– Именно она инициировала казнь антилопы Илопы – свидетельницы, способной рассказать о её приказе подсунуть нам бракованную мамбу, – окрылённый успехом (по крайней мере, их слушали), продолжил Барсукот, – и казнь Барсука Старшего, гениального следователя, способного распутать это сложное дело и докопаться до правды. Мы полагаем, что манго с требованием отдать власть, как будто бы от имени львов, также оставлено в спальне жирафаматерью. Мы считаем, что она имеет отношение к исчезновению вашего сына. Мы требуем немедленно освободить антилопу Илопу и Барсука Старшего. Мы требуем позволить нам провести сравнительную экспертизу печати и копыта Рафаэллы Старшей.
– Вы… требуете?! – Пятна жирафа Рафа слились в одну сплошную чёрную кляксу. – Мама, ты это слышала? Да вставай же! Тебя обвиняют в похищении твоего собственного любимого внука! Нам надо немедленно затоптать этих уродов Дальнего Леса. Мама, проснись!
– Она не проснётся, – спокойно сообщил Гриф, – в течение ближайших двух-трёх часов.
– Что вы с ней сделали? Что вы сделали с моей мамочкой?! – Раф замолотил копытами так, что вомбаты уронили лопаты.
Барсукот покосился на яму и содрогнулся. Голова Илопы ещё темнела в сумерках над песком. Барсук Старший был закопан полностью, с головой.
– Я угостил её, через своё доверенное лицо, тем самым москитом, про которого ваша матушка утверждала, что он не содержит в себе крови Царя зверей со снотворным мухи цеце. Она приняла его за обычный кусь-кусь «Сила льва», ведь она их так любит. Химическая реакция, как важнейшая часть моей экспертизы, была безнадёжно испорчена, однако вы можете видеть, что опыт на вашей матери увенчался успехом: она беспробудно спит. Таким образом, мы убедились, что кровь Царя…
– Собаки! Вомбаты! – Жираф Раф выпучил глаза. – Охрана! Солдаты! Взять их! Казнить их! Зарыть их! Затоптать! Растерзать!
Вомбаты и гиеновидные псы бросились к Грифу и Барсукоту.
– Подожди, дорогой. И вы подождите! – вмешалась вдруг Рафаэлла.
– Что ты сказала? – Раф ошалело уставился на неё.
– Я просто подумала, дорогой: ведь мы совсем ничего не теряем, если сначала удостоверимся, что копыто твоей уважаемой матери не имеет никакого отношения к этой дурацкой печати на письмах, а потом уже казним наглецов. – Рафаэлла покосилась на Барсукота, и в глубине её больших, печальных кофейных глаз он разглядел что-то похожее на доверие и надежду. – Так будет даже лучше. Они умрут посрамлёнными. Давай дадим им провести экспертизу?