– Но позвольте… – начал Стервятник.
– Не позволю, – срезал его жираф. – Так что там, доктор, насчёт моей мамы? Как её разбудить?
– Несмотря на разницу в диагнозах, тактику для обоих пациентов я избрал одинаковую: инъекция сока кофейных ягод. – Поясохвост погрузил шипастый хвост в пробирку с красноватой субстанцией. – С дальнейшим приёмом ягод кофе перорально, то есть через пасть, три раза в день в течение недели, так как будет наблюдаться некоторая сонливость.
Доктор Поясохвост вонзил шипы в круп жирафы и сделал инъекцию, затем продезинфицировал хвост и повторил всю процедуру с Барсуком Старшим.
– Я видел небесную нору, – прошептал Барсук и пошевелился.
– Мне снилось, что львы целовали мои копыта, – пробормотала жирафа.
Глава 22, в которой мать бывает только одна
– Ну хорошо. Допустим, я зря испортила экспертизу, зря не верила, что экс-царя взяли в плен, и зря хотела казнить Барсука. Погорячилась. С кем не бывает. Это же, в сущности, мелочи. Но остальные ваши обвинения абсолютно абсурдны. Я не пыталась препятствовать следствию. Не отдавала приказ убить полицейских. И уж конечно, я не похищала собственного любимого внука, жирафика Рафика. Зачем мне это?
– Чтобы снова стать единственной жирафаматерью Дальнего Редколесья? – тихо предположила юная Рафаэлла.
– Бред! – Рафаэлла Старшая перевела взгляд выцветших, как сухие пальмовые листья, глаз на Рафа. – Она несёт бред, а ты ей потакаешь! Ей и этим нахалам! Как ты мог послушать их, сын?! Ты разбил моё материнское сердце! Они отравили меня, а ты позволил им измазать моё копыто в грязи, пока я была без сознания!
– Прости, мама…
– С вашего позволения, не отравили, а усыпили, и не в грязи, а в гранатовом соке, – уточнил Гриф.
– Я не давала своего позволения! – голос старой жирафы сорвался на визг.
– Равно как и я не давал позволения меня закапывать заживо, – широко зевнув, заметил Барсук.
– Ну, знаете. Барсучьего позволения мы спрашивать не должны. Что дозволено жирафу, не дозволено барсуку. Таков закон Дальнего Редколесья.
– У нас в Дальнем Лесу законы другие и все звери равны, – возразил Барсукот.
– Есть такая зверская мудрость: в чужой лес со своим уставом не лезь.
– Очень мудро, – кивнул Барсук. – Но всё же вы вызвали нас из Дальнего Леса, чтобы мы вели следствие своими, привычными методами. Когда мы в прошлый раз беседовали в этой чудесной Изысканной Беседке, вы отказались оставить запись в моём блокноте. Не скрою, я тогда хотел получить образцы почерков всей вашей семьи. Теперь, когда обнаружены письма с вашей личной печатью, я вынужден настаивать на проведении экспертизы вашего почерка. Поэтому, будьте добры, напишите на этом вот фи́говом листике фразу: «Отдайте власть» – или любую другую, на ваше высочайшее усмотрение. – Он пододвинул лист к Рафаэлле.
– Не желаете ли пережёванную жвачку из зелени? – Герочка сделала реверанс и поставила на стол салатницу, полную жвачки.
– Пшла вон! – прикрикнула на неё Рафаэлла Старшая и повернулась к сыну. – Какие-то жалкие барсуки пытают меня, выбивая признания, а ты им позволяешь? Может быть, я всё ещё сплю, сынок?
– Прости, мама. Просто… э… когда дело касается детёныша, знаешь… я решил, что лучше проверить даже самые абсурдные версии, – выдавил из себя Раф.
– Ты так мудр, дорогой, – улыбнулась ему жена, пережёвывая зелёную жвачку.
– Ты решил – или эта твоя решила? – Рафаэлла Старшая с презрением посмотрела на Младшую. – Подкаблучник!
– Извини, мама…
– Напишите что-нибудь на бумажке, – настойчиво повторил Барсук Старший.
– Это сон, это страшный сон… – пробормотала жирафа, но принялась что-то писать.
– Медоед-шаман однажды сказал, что мы все просто снимся гигантской мухе цеце, – задумчиво произнесла Младшая Рафаэлла.
– Да, ты похожа на кошмар сонной мухи, – кивнула пожилая жирафа. – Но лично я никому не снюсь. Вот образец моего изысканного почерка, детектив. – Она положила исписанный листок в центр стола, чтобы все его видели.
– «Жён может быть несколько, сын, а мать бывает только одна. Когда меня не станет, ты пожалеешь, но будет поздно», – прочёл вслух Барсукот.
– Прости, мама-а-а! – Две крупные слезы выкатились из глаз Рафа и потекли по длинной мужественной шее.
– Я уже провёл экспертизу, – важно сообщил Гриф. – Как ни удивительно, этот почерк не совпадает с почерком на манго и в письмах.
– Ты уверен? – переспросил Барсукот.
– Абсолютно.
– Но копыто! – воскликнула Рафаэлла. – Отпечаток копыта ведь точно её!
– Несомненно, – кивнул Гриф.
– У меня есть готовые бланки с печатями, дура, – презрительно бросила Старшая Рафаэлла. – Ведь не буду же я каждый раз макать копыто в ягодный сок! Кто-то выкрал мой бланк. Кто-то, кто нашёл способ проникнуть в мой запертый кабинет.
– И кто, по-вашему, нашёл такой способ? – спросил Барсукот, отогнав от себя, как москита, воспоминание о связке когтей-отмычек.
– Каракал Ал, – ответила пожилая жирафа, и москит вернулся опять.
– Почему вы так думаете? – поинтересовался Барсук.
– Я уже говорила. В тот день и тот вечер он околачивался вокруг резиденции.
– А вы, Рафаэлла? Чем вы сами занимались в тот вечер, когда пропал Рафик?
– Следила за каракалом.
– Кто-то сможет это подтвердить?
– Да, сможет. Но не думаю, что захочет.
– Кто? – спросил Барсукот, и шерсть у него на загривке приподнялась в предчувствии ответа, который он не хотел услышать.
– Каракал Каралина, дочь Ала, – ответила Старшая Рафаэлла. – В момент похищения Рафика я как раз с ней общалась. Сейчас я думаю – она специально меня отвлекла. На следующий после похищения день гиеновидные собаки поймали старого каракала, а Каралине удалось скрыться. Он не признал свою вину даже под пытками. Я собиралась его казнить – но наглый кот посмел сбежать из темницы.
– Но почему вы не рассказали об этом раньше? – спросил Барсук.
– Мне не казалось это важным. Я и казнить-то его хотела просто на всякий случай. Меня сбила с толку надпись на манго, а потом и в нашем саду: «Отдай власть». Я подумала – это всё-таки львы. Каракала-то власть совсем не интересует.
– Что же его интересует? – Барсук приготовился сделать пометку в блокноте. – Зачем ему похищать жирафика Рафика?
– Это его месть. Лично мне.
– А за что он мстит? Что между вами произошло?
– Так, ерунда, не стоящая внимания. Но он раздул из мухи цеце Слона Связи и устроил целую драму.
– Вы позволите мне ещё раз тщательно осмотреть детскую комнату и колыбельку Рафика, о Изысканные? На предмет волосков или следов когтей каракала?
– Там сейчас спит Нук! – нахмурилась Младшая Рафаэлла.
– Ну и что? Плевать! – Старшая Рафаэлла презрительно махнула хвостом.
– Я подожду, пока он проснётся, – вежливо сказал Барсук Старший.
Глава 23, в которой смотрят в глаза
Утреннее солнце ещё только проклёвывалось из трещины в горизонте, как сияющий хищный птенец из сумрачной скорлупы, но уже забрызгало взбитым желтком рассвета низкие облака и верхушки скал, похожих на кривые, сколотые зубы в раззявленной пасти льва.
Барсукот никогда до сих пор не бродил по скалам – и сейчас не стал бы этого делать, если бы существовал иной способ отыскать Каралину. Его не покидало ощущение, что и сами скалы, и шершавые валуны, из которых они были слеплены, и сквозные дыры в скользкой каменной кладке, и вздёрнутые острые пики, над которыми назойливыми мошками кружили чёрные вороны, – что всё это было чрезмерным, увеличенным многократно в сравнении с холмами Дальнего Леса, что всё это как будто предназначалось для прогулок какого-то неземного, несопоставимого с Барсукотом по размерам зверя-гиганта.
Как могли каракалы жить в таком неуютном и мрачном, продуваемом всеми ветрами месте? И где именно ему искать Каралину? Он принюхался, пытаясь учуять её неповторимый нежный и терпкий запах или хотя бы какие-то метки диких котов саванны, – но горячий ветер уносил все запахи и забивал его ноздри едкой пылью пустыни.
– Извините, вы не подскажете, где найти каракала Каралину? – во всё горло прокричал Барсукот примостившемуся на зубце скалы ворону.
– Каракар! – сварливо передразнил ворон, после чего разразился, как показалось Барсукоту, отборной бранью на древнем языке Редколесья. – Каруд мосон доп ябет у аниларак лакарак!
– Я не понял, что вы сказали?
Ворон сорвался с места и полетел прочь, оглашая окрестности возмущёнными возгласами. Барсукот проводил его растерянным взглядом.
– Ворон прав, – услышал вдруг Барсукот знакомый вкрадчивый голос.
От неожиданности он так неловко подпрыгнул, что мелкий камушек отскочил от его задней лапы и соскользнул в расщелину.
– Каралина?
Она сидела на том самом зубце, с которого только что слетел ворон.
– Откуда ты здесь взялась?
– Я давно за тобой иду. Просто если бы я окликнула тебя раньше, ты бы наверняка сорвался и упал вниз. Ты, похоже, не слишком уверенно чувствуешь себя в скалах. – Она без малейшего усилия перемахнула с одного зубца на другой, а потом спикировала к Барсукоту. – Я рада, что тебя не казнили.
– Я пришёл по делу, – со всей возможной холодностью сообщил Барсукот. В другой ситуации он не смог бы холодно говорить с Каралиной, но сейчас, когда она усомнилась в его способностях передвигаться по скалам, он почувствовал себя униженным и обиженным, так что тон получился сухим и официальным. Как раз таким, какой подходит для допроса свидетеля.
– И какое у тебя дело в скалах? Берёшь у ворона уроки древнего языка?
– Я пришёл задать тебе пару вопросов по делу об исчезновении жирафика Рафика.
– Ты уверен, что их нужно задавать мне, а не старой жирафе?
– Старая жирафа утверждает, что у неё имеется алиби. Якобы в момент исчезновения Рафика она была вместе с тобой. Якобы вы разговаривали. Ты подтверждаешь, что это так?
– Не подтверждаю. – Каралина отвела взгляд, выпустила и снова спрятала когти и замахала хвостом.