– Что-то пошло не так, – мрачно прокомментировал Гриф, которого тоже обступили вомбаты.
– Всё в порядке, Слон сейчас протрубит, – неуверенно отозвался Барсук.
– По моей информации, Слон Связи больше не протрубит. – Жираф Раф задёргал ушами в беззвучном смехе. – Он испорчен.
– Кто его испортил? – побледнел Барсук Старший.
– Примените свою зверскую логику. Эй, вомбаты! Схватите всех, кто присутствовал при нашей потрясающе интересной беседе, и отведите в Пещеру Смерти.
– Что, и матушку вашу тоже? И вас? – изумился Батяня.
– Аципут! – выругалась жирафамать.
– Мама, самочки не ругаются на древнем языке! – укоризненно сказал Раф. – Идиот и тупица! – повернулся он к Батяне. – Всех, кроме меня и мамы. Геру, Руфь, Поясохвоста, Барсука, Грифа, двух гиеновидных собак и двух вомбатов, что стояли у входа.
– Как вомбатов? Это ж мои ребята!
– Аципут! – выругался Раф. – Какая разница, чьи они? Свидетелей не оставляют. Да, и кстати. Туда же бросьте Барсукота и этого уродца, детёныша Нука. Пусть сдохнут все вместе.
– Так точно, Изысканный! – рявкнул Батяня. – Ребята! Хватаем зверей строго по списку и тащим в Пещеру Смерти! Вот только… – он затравленно покосился на Рафа, – детёныша не получится.
– Почему не получится?! – Пятна Рафа побагровели.
– Ну вы ж сказали, что Нуку не надо охрану – вот мы и не охраняли. Ну и в общем, они его это… – Батяня смущённо умолк.
– Кто «они»? Что «это»? – Раф затопал копытом.
– Львы его украли. Теперь просят выкуп. Отдавайте нам, говорят, власть в саванне, а иначе сожрём детёныша.
– Ыципут! – засмеялся Раф. – Какие же они всё же тупицы, эти львы, правда, мама?
– Правда, сын. – Жирафамать захихикала.
– Так какие будут указания по поводу львов и детёныша? – не понял Батяня.
– Никаких. Пусть львы сожрут геренука, нам с мамой не жалко. Остальных замуруйте в Пещере Смерти.
– С вашего позволения, – сдавленно пискнул Стервятник, которого крепко держали четверо вомбатов, – я инвалид. Пещера Смерти – высшая мера наказания, казнь мучительная и страшная. Инвалидам полагается более мягкая смертная казнь!
– И то верно. – Жираф Раф повертел головой, разминая затёкшую шею. – Проявлю-ка я милосердие, а заодно и уважение к древним традициям. Инвалида повелеваю сбросить с обрыва в пропасть.
Глава 41, в которой нарушается связь
Барсукот сбросил вниз с баобаба половинку кокосовой скорлупы с остатками песка, сухих кореньев и мелких камней, втянул когти и выпустил хобот Слона. Слон не двинулся с места. Он по-прежнему стоял покорно и неподвижно, он простоял так всё время, пока Барсукот забивал его хобот мусором. Он не пытался бежать, словно был пристёгнут к своему баобабу невидимой цепью. Он смотрел Барсукоту прямо в душу своими древними, тусклыми, внимательными глазами, утопленными в морщинистой толстой коже, словно бусинки янтаря в коре давно засохшего дерева.
– Ты прости меня, – поёжился Барсукот. – Но молчание – исцеление Барбары, ты же сам сказал. Вот теперь и молчи, Слон Связи, теперь молчи. – Барсукот опустил глаза; Слон по-прежнему кротко стоял напротив, и это было невыносимо. – Я заткнул тебя, чтобы её спасти, понимаешь? В этом не было ничего личного. Я просто испортил связь. Я старался не причинить тебе боли. Я очень уважаю слонов. Извини меня, хорошо? Я заткнул тебя, чтобы мне дали лекарство, я должен отослать его Барбаре…
Далеко-далеко, с той стороны, где пролегала граница Дальнего Редколесья, послышалось гортанное щёлканье квакш на древнем чужом языке, недоступном Барсукоту. Слон Связи беспомощно взмахнул огромными ушами, как крыльями, и переступил с ноги на ногу. Из забитого песком хобота донёсся хриплый, клокочущий, неразборчивый шёпот.
– Что ты сказал? – Барсукот прижал ухо к исцарапанному, воспалённому кончику слоновьего хобота. – Я не могу разобрать.
– …т Грч… Врч… Грч… Врч… От Грча Врча Брскам Полиции… – просипел Слон. – Прт… Пртивоядие пмогло Брб… Брбаре.
Получилось. Сработало! Противоядие помогло Барбаре! Слава Небесным Медведям! У него получилось, у Барсукота получилось, он сделал всё правильно, теперь Барбара спасена! И это ж надо, как всё просто и быстро! Стоило ему только совершить этот зверский поступок, стоило только вывести Слона Связи из строя, как противоядие на другом конце мира немедленно пошло в ход. Вот только как о его поступке узнали на другом конце мира?.. Ведь Слон Связи-то не работает. Зверская логика… Что подсказывает зверская логика? Что нету связи между испорченным Слоном Связи и…
Он не успел додумать мысль до конца. Из темноты послышалось громыхание оружия и ритмичное клацанье множества челюстей. Как тёмные рыцари, как вестники скорой погибели, со всех сторон к баобабу, на котором сидел Барсукот, зашагали закованные в доспехи вомбаты.
– Сообщение для Супермыши! – заверещал Барсукот. – Мы опасности, подкрепление! Ну, пожалуйста, слоник, попробуй передать, тут всего три слова! «Мы опасности, подкрепление»! И ещё есть сообщение всей саванне! «Жирафика не существует»!..
Слон равнодушно, молча смотрел, как вомбаты взяли баобаб в оцепление, как залезли вверх по стволу, схватили Барсукота и поволокли его прочь.
Когда ты Слон Связи и у тебя забит хобот, ты не можешь ничего передать. Ты просто стоишь и смотришь.
Глава 42, в которой Длинные не преклоняют копыта
– Мы поставили им срок: отдать власть до первого луча солнца. Вот он, луч! – Братан раздражённо ударил лапой по лучу, тянувшемуся через прутья к замку на двери клетки и словно бы надеявшемуся её отворить и выпустить пленников. – Но что-то я не вижу здесь делегацию Длинных, преклоняющих перед нами копыта. А это значит, мы сейчас сделаем что?
– Сожрём детёныша! – с готовностью отозвались львы, столпившиеся вокруг клетки.
– С приправами или без? – подзадорила прайд Лайла. – Зажаренным или живьём?
– Без приправ! Живьём! – Из львиных пастей в песок закапали слюни.
Геренук Нук задрожал и прижался всем телом к большому, неподвижному льву, лежавшему рядом с ним в клетке. Кроме этого льва, прижаться здесь было не к кому. Лев крепко спал, его грива была нечистой, и в ней ползали мухи, но он был точно добрее того, другого, со шрамом на морде и отколотым острым зубом.
Острозубый повернул в замке коготь, распахнул клетку и шагнул внутрь:
– Привет, малыш. Сейчас я перегрызу тебе глотку.
Он подошёл к Нуку вплотную, обнюхал его голову и копытца и, удовлетворённый осмотром, распахнул пасть. Из пасти пахло сгнившей на солнце едой и мёртвой пустыней. Нук зажмурился и уткнулся мордой в гриву спящего льва. Любой детёныш знает наверняка: когда ты не видишь кого-то – он тоже тебя не видит.
Глава 43, в которой выхода нет
Рассветное солнце как раз вскарабкалось на верхушку скалы, разлив по саванне первую порцию мерцающе-жёлтого, ядовитого света, а неприметные, спутанные клочья ночных облаков расправились и вздулись сиянием, как раскрывшийся капюшон готовой к нападению кобры, когда носорог задвинул последний тяжёлый валун, окончательно замуровав вход в пещеру, и настала полная тьма.
«Так даже лучше, – подумал Барсукот. – Так им будет спокойней – и Барсуку, и жирафе, и её горничной, и профессору Поясохвосту, и двум гиеновидным собачкам, и двум вомбатам. Теперь никто, кроме меня, не видит свисающие с потолка, запелёнутые в белые паутинные саваны скелеты зверей, погибших здесь прежде. Теперь никто, кроме меня, не видит натянутую под сводами пещеры гигантскую, расходящуюся спиралями паутину. Теперь я смогу их, наконец, убедить, что у нас есть шансы. Да, эти валуны нам не сдвинуть, но мы можем сделать подкоп. За пару дней мы пророем лаз под камнями – и вырвемся на свободу».
Но Барсукот ошибался. С наступлением темноты всем стало только страшней. Гиеновидные псы Гиги и Виви принялись хором выть. Негромкие всхлипывания жирафы Руфи и Герочки, оплакивавших своего сожранного львами детёныша, перешли в протяжные блеющие рыдания. Профессор Поясохвост от ужаса инстинктивно отбросил хвост и теперь безуспешно пытался нашарить его закованными в налапники лапками.
– Возьмите, доктор. – Барсукот подобрал с земли хвост и отдал Поясохвосту.
– Благодарю. – Профессор засунул кончик хвоста себе в рот. – Меня эфо уфпофаивает.
– Ребята! – Барсукоту пришлось закричать, чтобы его голос не утонул в рыданиях и вое. – Давайте не раскисать! Давайте копать! – Он бросился к валунам и, подавая пример, принялся скрести когтями у их основания.
– Но тут так темно! – завыли собаки.
– А вы идите на голос! Идите сюда, я возьму вас за лапы и покажу вам, где рыть!
Поясохвост, Барсук Старший, вомбаты и гиеновидные псы, натыкаясь на стены, друг на друга и на свисающие с потолка скелеты зверей, двинулись к Барсукоту.
– Прости меня, сынок, – сказал Барсук Старший, скребя неподатливую каменистую почву.
– Тебя? – переспросил Барсукот. – За что мне тебя прощать? Ведь это я во всём виноват! Это я забил Слону Связи хобот, из-за меня к нам не придёт подкрепление, из-за меня мы все можем сгнить в этом склепе!
– Прости, что я не посвятил тебя в подробности с коброй и Барбарой. И не сказал, что передал информацию о противоядии и ей, и Грачу. Мне показалось, что так будет надёжнее, я опасался, что ты, узнав подробности, запаникуешь и что-нибудь натворишь, ведь ты так молод и так горяч… Но я ошибся, сынок. В итоге именно из-за моих недомолвок ты и натворил дел.
– Я… хорошо. Я тебя прощаю, Барсук.
Они помолчали. Просто сосредоточенно рыли. Рядом с ними пыхтели от усердия гиеновидные псы. Двое вомбатов копали размеренно и ритмично. Дело шло медленно, каменистая почва почти что не поддавалась.
«Я ошибся, двух дней не хватит, – в панике подумал Барсукот. – Тут работы минимум на неделю, а столько мы не проживём без воды!»
– Давай, товарищ, споём нашу любимую, строевую, чтобы легче работалось? – предложил один из вомбатов. – Вомбат, Батяня, Батяня, вомбат, ты тушку не прятал за спины ре-бят… – затянул он.