– Меня укачивает, – пробормотал Барсукот и зажмурился. – Я предпочёл бы лететь «Аистиным клином» или даже «Китоглавией».
«Какая дикая, суетливая траектория, – подумал Гриф, провожая глазами летучий отряд и прилаживая протезы. – Пустая трата энергии».
Он сунул в клюв кусь-кусь «Сила грифа» и воспарил. Поймал воздушный поток, лёг на курс и почувствовал счастье. Пусть эти мыши кувыркаются в воздухе и визжат. У гордой птицы есть только сильный и вольный ветер.
Глава 47, в которой всё квак
– Ух, как мы с братом не любим полицейский произвол! – Сыч Уг и сыч Чак взметнули над обнесённой колышками поляной облако пыли. – Ух, это как это она не должна выплачивать нам шиши до конца своей жизни?!
– По закону, – спокойно сказал Барсук Старший. – Моя дочь ничего вам не должна по закону.
– Ух, по закону Барбарой взят кредит на нору в нашем Звербанке по программе для молодожёнов «Шиш вам»! Теперь она должна вернуть нам сто тысяч шишей!
– Свадьба отменилась, – сообщил Барсук Старший. – Таким образом, кредит для молодожёнов отменяется, потому что никаких молодожёнов нет.
– Ух, как вы всё хитро обстряпали! По правилам банка, если зверь, взявший кредит, отменяет свадьбу, это его проблемы, ух-ух!
– А Барбара не отменяла свадьбу. Скажи им, Барсукот.
– Свадьбу отменил я, – понуро сказал Барсукот. – Так что Барбара ни при чём.
– Причина? – деловито поинтересовались сычи.
– Я полюбил другую, – ответил Барсукот. – Её зовут Каралина.
– Ух, так возьмите кредит для молодожёнов «Шиш вам»!
– Каралина мне отказала. Так что я вообще не женюсь.
– Ух, как всё сложно у вас! – возмутились сычи. – Тогда немедленно ух-ух-ух-уходите! И заберите своих копытных, пусть они не топчут наш луг! – Сычи-банкиры неприязненно покосились на жирафу Руфь, геренука Герочку и малыша Нука, игравших в догонялки на огороженной колышками территории.
– Так я не понял, эт самое, кто теперь хозяин поляны? – наморщил лоб Выхухоль. – И кто заплатит нам за нору с двенадцатью детскими комнатами?
– Ух, мы хозяева! – сказали сычи. – Но мы вам ничего не заплатим! Вы тоже ух-ух-ух-уходите, Вых-ух-ухоль!
– Как, эт самое, ух-уходите? – не понял Выхухоль. – А что я ребятам скажу? Кроту, и Дятлу, и Скату?
– А вы двенадцать детских как рыли? – вдруг спросил Барсук Старший.
– На совесть рыли, начальник! – заверил Выхухоль.
– Да я не об этом. Вы эти комнаты рыли горизонтально – или вертикально?
– Верти… эт самое, на хвосте, начальник, я таких сложных слов не знаю.
– Комнаты вырыты одна под другой? Или на одном уровне? – уточнил Барсукот.
– Одна под другой, начальники, – неуверенно ответил Выхухоль. – А чё? Нам так барсучиха сказала.
– Отлично, – обрадовался вдруг Барсук Старший. – Тогда я вам заплачу за работу. Только мне нужно, чтобы перегородки между двенадцатью комнатами вы разобрали.
– То есть как же, эт самое, разобрали? Двенадцать комнат без пола и потолка? А как же детёныши? Они ж тогда все провалятся в самую нижнюю комнату!
– Детёныш в этой норе будет проживать всего один, и то только в зимнее время, – сказал Барсук Старший. – А летом будет пастись на лугу – он вообще-то копытный. С ним будут проживать две взрослые копытные самки. У одной из них чрезвычайно длинная шея. – Барсук Старший кивнул на жирафу Руфь. – Эту шею она и разместит в вертикальном проёме, который останется от двенадцати детских комнат.
– Ух, какие ещё копытные?! Какая ещё длинная, к сычам, шея? – переполошились банкиры. – Эта территория принадлежит Звербанку, ух-ух-уходите!
– По законам Дальнего Леса Звербанк обязан по первому требованию полиции предоставить бесплатную жилплощадь беженцам из других лесов в качестве убежища, – невозмутимо сказал Барсук. – Именем закона я требую предоставить эту поляну трём копытным беженцам из Дальнего Редколесья.
– Всё же это зверски неправильно, что мы не принесли Барбаре фруктов. – Барсукот остановился у входа в клинику «Семейный Грач», чтобы стряхнуть с себя остатки пыли, нападавшей с крыльев возмущённых сычей-банкиров. – Нормальные звери приносят в больницу фрукты…
– Не говори мне про фрукты, – скривился Барсук Старший. – После Дальнего Редколесья не могу о них даже думать. Мы принесли ей червивых грибов и орехов, это самый лучший гостинец. – Он тоже тщательно отряхнулся.
– Мы ведь вместе с тобой к ней зайдём? – уточнил Барсукот, когда они уже надели бахилы и направились в дальний конец больничного коридора.
– Я, пожалуй, подремлю в коридоре, пока ты будешь у неё, – ответил Барсук и широко, протяжно зевнул. – Мне вообще давно пора в спячку.
– А она точно уже готова меня видеть?
– Она сказала: «Пусть этот жестокий, коварный, бессердечный обманщик ко мне придёт. У меня есть к нему разговор».
– Ой-й… – Барсукот прижал к голове уши и зажмурился. – Может, я лучше заскочу в другой раз?
– А вот и он! – налетел на Барсукота Грач Врач. – Явился не запылился! Скорей за мной! Барбара уже заждалась!
– Вообще-то меня жутко запылили сычи, – пискнул Барсукот. – Я думаю, мне лучше сейчас уйти, а в какой-нибудь другой день, когда я буду чистым и…
– Об этом не может быть и речи! – перебил Грач. – Барбаре нельзя волноваться и огорчаться. Терапия птичьим молоком требует абсолютного спокойствия пациента, я как раз только что говорил об этом журналистам из «Клюва науки»! Если ты сейчас уйдёшь, она будет очень расстроена. Я, как врач, этого допустить не могу. Жизнь пациентки, конечно, уже вне опасности, но она всё ещё очень слаба!
Грач Врач распахнул дверь в палату.
– Ну всё, иди, у меня нет времени с тобой нянчиться! Мне ещё нужно сделать прививку Дюку!
– Кто такой Дюк? Впервые слышу это имя! – Барсукот застыл на пороге и вытащил из кармана блокнот, всем своим видом подчёркивая, что для него, как полицейского, нет ничего более важного и неотложного, чем внесение нового зверя в базу данных Дальнего Леса.
– Это детёныш гадюки Дюки. – Грач Врач раздражённо взглянул на часы.
– Но ведь гадюка Дюка бездетна! – возразил Барсукот.
– Больше нет, – подал голос Барсук Старший. – Она усыновила детёныша кобры.
– Того… самого?! – Барсукот выронил блокнот и выпустил когти. – Того, который хотел убить Барбару?!
– Он не хотел убивать её, Барсукот. – Барсук Старший зевнул, вежливо прикрыв лапой пасть. – Он действовал инстинктивно. Дюк – ядовитый змеёныш из Дальнего Редколесья, новорожденный и невоспитанный.
– И смертельно опасный!
– Я так не думаю, Барсукот. Гадюка Дюка воспитает его в традициях Дальнего Леса. И из него получится отзывчивый и добрый змеёныш.
– Особенно если мне дадут вовремя сделать ему прививку от птичьего гриппа! – Грач Врач легонько клюнул Барсукота в спину, чтобы тот зашёл, наконец, в палату.
Барбара полусидела на больничной койке, обложившись подушками, смотрела корневизор и грызла орешки. Её мех, обычно такой блестящий и шелковистый, потускнел за время болезни, мордочка осунулась, а тонкий слой барсучьего жира совсем исчез.
– Здравствуй, Барбара. – Барсукот положил на тумбочку у кровати связку червивых сушёных грибов и три огромные шишки с орешками. – Вот… это тебе. Шишки сняла жирафа Руфь с самой верхушки сосны. Она просила тебе передать, что ужасно раскаивается из-за змеёныша и просит её простить.
– Расскажи мне про неё, – по-прежнему глядя в корневизор, сказала Барбара.
– Про жирафу? У неё очень длинная шея…
– Расскажи мне про эту драную кошку, ради которой ты меня бросил.
– Она… не драная, – тихо сказал Барсукот. – Она дикая. Каралина – вольная кошка саванны.
Барбара промолчала.
– Послушай, я… Я очень перед тобой виноват, – сказал Барсукот.
– Ещё бы. – Барбара с притворным интересом следила за матчем «Белки против Енотов» на экране корневизора.
– Но виноват я не потому, что встретил другую. Я с самого начала должен был признаться и тебе, и себе самому, что мы с тобой напарники, Барбара, но не пара.
– Почему? – Барбара отвернулась от корневизора и посмотрела Барсукоту прямо в глаза. – Почему мы не пара?
– Потому что я люблю тебя как сестру. Очень родную, пушистую, милую, дорогую сестру. Когда я узнал, что тебя укусила кобра, я чуть с ума не сошёл. И я бы всё отдал, чтобы…
– Ладно, я поняла.
– Ты всё ещё злишься на меня, Барбара?
– Я хочу откусить тебе голову.
– Что ты сказала?!
– Прости, я сейчас накачана птичьим молоком и иногда говорю странные вещи. Вчера, когда папа сказал, что ты не хочешь на мне жениться, я страшно разозлилась. Но, думаю, если ты придёшь ко мне послезавтра, я уже почти перестану злиться. И мы сможем сыграть в крестики-нолики или в шишечки-ёлочки. А сейчас иди. Ты свободен. – Она закрыла глаза. – Вольный Барсукот Дальнего Леса.
Барсукот немного постоял рядом, надеясь, что Барбара ещё что-нибудь скажет, но она, похоже, уснула. Он тихонько выключил корневизор и направился к выходу, стараясь не скрипеть половицами.
– Знаешь, – тихо сказала Барбара, когда Барсукот уже был в дверях. – Когда меня укусил змеёныш, мне приснился удивительный сон. Как будто я разговаривала с божеством, но не с Небесным Медведем, а с Богом Манго. Он спросил, чего я хочу, и я ответила, что моё желание – дождь в саванне. Странно, правда? Какой только бред не приснится, когда тебя кусает ядовитая кобра.
– А ведь дождь пошёл, – сказал Барсукот. – Дождь пошёл, и Слон протрубил, и нас всех спасли. Слышишь, Барбара?
Но она не слышала. Она громко и сладко храпела.
– Квак! Как? Дела? Барсуквак? – Лягушка бесцеремонно запрыгнула прямо на стол в баре «Сучок», за которым Барсукот в одиночестве лакал молоко из блюдца.
За соседним столиком Барсук Старший и Гриф Стервятник пили мухито, но Барсукот хотел немного побыть один.
– На столы запрыгивать запрещено! – заверещал койот Йот. – Хотите кофе, мерзкая жаба?