Пробудить воспоминанье о былом существованье,
С горделивою отвагой, как предвечный Прометей…
Вас, о люди, вас, о духи, я зову! Не будьте глухи!
Не забудьте в жалкой доле свой божественный удел
И того, кто вместе с вами, опрокинутый громами,
Затаив в душе отмщенье, с горних высей низлетел!»…
Без прощального привета, искрой гаснущею света,
Грозный Люцифер исчезнул, как предутренний туман.
А под ним кружились пары и, гудя, неслись удары
В глухо стонущий под костью исполинский барабан…
Стонут бубны. Веют крылья. Видны страшные усилья
Позабыть про цепи плена, про неволю и позор…
Вьются сплетшиеся тени. Стон, проклятия и пени
С дикой песнею сливаясь, раздаются между гор…
Люцифер
В беспредельном пространстве небес голубых
Он летел метеором лучистым
И о чем-то мечтал. Но и в грезах своих
Оставался он духом нечистым.
Неземная печаль отражалась в очах,
И поник он челом вдохновленным;
Чуть змеилась улыбка на бледных устах,
На лице его скорбно надменном…
И о чем он мечтал? О блаженстве ль в раю
И об ангелах с кроткой душою?
Или грезил о том как в последнем бою
Он сойдется с самим Иеговою?
Вспоминал ли о верных сподвижниках он,
С ним деливших борьбы упоенье,
Золотые надежды минувших времен
И не смытый позор пораженья?
Иль он вспомнил внезапно о детях земли.
Покоряемых гордою властью?..
Но как мак темно-алый уста расцвели,
Очи вспыхнули дикою страстью…
Черная птица
В виноградниках племени Дана
Дева, в полдень уснувшая знойный,
От мелодии чудной нежданно
Затрепещет сквозь сон беснокойный.
И волшебное сладкое пенье,
Пенье черной неведомой птицы,
В сердце девы пробудит томленье,
И она приподнимет ресницы.
Дева очи откроет газельи,
Где восторга заблещет зарница,
И воскликнет в безумном веселье:
«О, привет Тебе, гордая птица!
О крылах твоих темных и смелых
Мириады красавиц мечтали;
Много девственниц смуглых и белых
Неземной отдавались печали…
Пой мне песню, как звезды ночные
Низлетели на землю, тоскуя,
Как томились уста огневые
И алели, прося поцелуя.
Пой о тех, кто эфира пустыни
Победил для земли отдаленной
И склонялся, забыв о гордыне,
Перед девой земною смущенной.
О, раскрой свои черные крылья
И сильней обними меня ими.
И блаженства полна и бессилья,
Я замру под устами твоими!..
Так ускорь же свое превращенье,
Покажи мне твой лик серафима!
Мне не страшно небесное мщенье,
Не боюсь я громов Элоима!..»
Из Древнего мира. «Я варвар. Мне нравятся яркие краски…»
Я варвар. Мне нравятся яркие краски,
Тиары Мардуковой блеск;
Мне любы покорные женские ласки
И моря таинственный плеск.
Я грохот железной люблю колесницы,
Рыкание рыжего льва,
Бессильные слезы плененной царицы
И первые страсти слова.
Я видеть люблю, как объемлет палаты
Царей побежденных пожар.
Люблю умащенных волос ароматы
И гимны богине Истар.
Амазонка
Облитая лунным сияньем,
Лесной каменистой дорогою
Стремлюсь я, полна содроганием,
Скачу я, объята тревогою.
Рассыпались прядями черными
Мои шелковистые волосы.
На теле, изрезанном тернами,
Алеют кровавые полосы.
Кентавровой раненный пикою,
Свалился скакун мой измученный.
Я слышу, ватагою дикою
Табун приближается скученный.
Я слышу их крик завывающий
И отзвуки смеха и ржания.
Их много… В душе замирающей
Твержу я слова заклинания:
«Спаси, о Диана, пернатою
Стрелою смертельной и длинною!
Спаси меня, страхом объятую,
Спаси меня, деву невинную!..»
Все ближе врагов приближение.
От бега спирает дыхание.
Увы, невозможно спасение!
О ужас!.. теряю сознание…
«Я поэтесса Хариксена…»
Я поэтесса Хариксена.
Мне в песнях люб один Эрот;
Моя известность не умрет,
Пока, шипя, морская пена
В береговые скалы бьет.
На струнах сладостной пектиды
Воспет был мною ты один,
Богинь и смертных властелин,
Венчанный розами Киприды
Золотокудрый юный сын.
Весь песен жар, все сердца силы
Мои тебе посвящены.
Иные боги мне не милы…
Во всех концах родной страны
Мои творения слышны.
Хоть родом я не из Милета,
Не Лесбос родина моя,
Но здесь и там известна я,
И нет ни одного поэта,
Кому б, дыхание тая,
Я ни шептала: я твоя!..
Горе древнеегипетского офицера
Незавидна горестная доля
Офицера доблестной пехоты.
Тяжела ты, в юности неволя, –
Ведь в казармы заперты ворота.
И сидишь, мечтая, как в таверне
Пенят пиво смуглые рабыни,
Как, подобны легконогой серне,
Там танцуют дочери пустыни…
Тяжела ты, служба караула!
Мне живот доспехами натерло,
Мне бока ремнем перетянуло,
А чешуйки шлема режут горло.
Тяжело отламывать походы
На врагов египетского трона,
Промокать во время непогоды,
Зной терпеть во славу фараона.
Выносить побои со смиреньем
И ногой, и плетью, и дубиной,
И с унылым слушать выраженьем,
Как твой вождь зовет тебя скотиной.
Не люблю и битвы я нисколько.
Утомив и шуйцу, и десницу,
Я молюсь лишь: не попасть бы только
Под свою иль вражью колесницу.
И спина избитая страдает
От царапин в битве той кровавой.
Мазь потом зловонную втирает
Лекарь в них рукой своей шершавой…
Тяжело испорченной водою
Утолять измученному жажду.
Ах, клянусь Изидою самою,
Что безвинно я, несчастный, стражду!..
Жалобы сатирессы
Тяжела наша жизнь и сурова.
Избегают мужья сатиресс.
Я всечасно должна быть готова,
Что супруг от семейного крова
Удерёт легкомысленно в лес.
Он стремится туда, убегая,
Где, бесстыдно и звонко смеясь,
Ждёт сатиров дриада нагая,
Взором с нею вступить предлагая
В мимолетно-весёлую связь.
Презирая мольбы и укоры,
Не жалея проворных копыт,
Каменистой тропинкою в горы
Он, заслышав призывные хоры,
К ореадам блудливо спешит.
Он стремится туда, бессердечный,
Где в серебряном свете луны,
Вереницей скользя бесконечной,
Нимфы водные в пляске беспечной
Вьются, томным желаньем полны.
Ни супруга тогда, ни вдова я.
Слёз солёные льются струи…
Вкруг бушует игра боевая.
То, кусаясь и шерсть вырывая,
Сатирята дерутся мои…
Мысли египетского жреца, ушедшего тайно из коллегии на ночную прогулку
Напомадив фальшивую бороду
И одеждой шурша на ходу,
Я украдкой по спящему городу
К куртизанкам сидонским иду.
Мемфис дремлет. Лишь кошки голодные
Гимн Изиде двурогой поют,
Да, покинувши волны свободные,
Крокодилы кого-то жуют…
Далеко до квартала заветного»,
Где, мигая, зовут фонари
И где звуки веселья запретного
Не смолкают до самой зари.
Я иду, и мечтания знойные
В голове моей тихо парят.
Мне мерещатся флейтщицы стройные
И сириянок светлый наряд…
И, исполнен желанья нескромного,
Я иду одинок при луне.
Пара сфинксов из портика темного
Улыбнулась кокетливо мне…
Тяжело громыхая котурнами
По нечистым камням мостовой,
Я, насытясь объятьями бурными,
Пробираюсь поспешно домой.
Рассветает. Рабы темнокожие
Мостовую ретиво метут,
И, заметно качаясь, прохожие
Возвращаются в мирный приют.
Ах, как поздно! Стезею лазурное
Поднимается огненный Ра…
О, зачем я за оргией бурною
Веселился всю ночь до утра?!
Вся, пожалуй, проснулась коллегия
И идти собралася во храм.
Еще полон блаженства и неги, я
Встречу взоры сердитые там.
Знаю, быть мне предметом иронии,
Быть мне предану завтра молве…
Но напевы счастливой Ионии
Не смолкают в моей голове…
Пир богов
На Олимпе высоком и радостном,
Окруженном толпой облаков,
Упивались нектаром сладостным
Сонмы светлых веселых богов.
От земли и от моря лазурного
К Зевсу боги собрались на пир.
Звуки смеха их радостно-бурного
Далеко уносились в эфир.
Разносил им напиток божественный
Пленник светлых небес Ганимед,
И по струнам, поющим торжественно,