Вернувшись в Шибальбу, в клюве сова принесла подарок – смех Хун-Каме, пойманный в белую ракушку, которую она и уронила на открытую ладонь повелителя.
Вукуб-Каме прижал ракушку к уху и прислушался к смеху. Ему было неприятно слышать голос брата, и бог раздавил ракушку в руке, как только смех затих. Он поднялся с подушек, вытащил церемониальный обсидиановый нож и вышел из дворца.
Обычно Вукуб-Каме покидал дворец в золотом паланкине на плечах придворных. Перед ним шагали певцы, прославляя красоту и мудрость повелителя, позади шли братья и остальная свита, сжигающая благовония и поднимающая кубки с хмельной закой. Вукуб-Каме был тщеславен, как и все боги; он любил пышность и любил, когда его превозносят.
Но теперь он был один, даже слуг не взял. Надел простой белый плащ и шел по Черной дороге, пока не добрался до болот. В болотах, щелкая зубами, плавали кайманы. Но эти кайманы были призраками, и чешуя у них была алебастровая с золотом. Бог подозвал к себе одного из них, больше всех остальных, как подзывают собаку, сел на спину и переплыл болото.
Мангровые деревья, чьи корни плотно переплелись под водой, испускали жутковатый свет. Птицы-скелеты сидели на тонких ветках и смотрели на повелителя пустыми глазницами. Вукуб-Каме поднялся по ступеням в Дом ягуаров. Иногда он посылал в этот дом умерших, чтобы тех разорвали на куски свирепые кошки, – это было и наказание, и развлечение, поскольку мертвые не могли умереть понастоящему. Но эти крики, эти мольбы – для него они звучали как музыка. И он знал, что то же самое видят живые в своих снах, что доставляло ему особое удовольствие.
Когда бог вошел в дом, животные вылизали его руки, как котята. Он погладил одного, пробежался пальцами по меху другого. Восхитился желтыми глазами третьего и, остановив свой выбор на одной из кошек, отрезал ей голову. Вскрыл грудь, вытащил сердце. Сердце упало на землю, и кровь создала причудливый рисунок, читавшийся как буквы на бумаге.
Таков был дар Вукуб-Каме – предсказывать события. Он знал, что его брат сбежит, но не знал, кто и когда его спасет. Смертный – вот кто. Как паразит, братец станет питаться его жизнью, пока не восстановит полностью свою сущность. Будучи привязанным к смертному, он сможет свободно бродить по Срединному миру, что в иных обстоятельствах не дано повелителям Смерти. Однако за это братцу придется заплатить. Жизненная сила смертного будет постепенно забирать божественное. С каждым днем она будет делать Хун-Каме все более и более смертным, и однажды ему грозит стать почти полностью человеком, уже не богом.
Вукуб-Каме рассчитывал, что именно это и произойдет, и тогда останется самая малость – окончательно расправиться с братцем. Для этого, убеждая себя в победе, он и построил отель в Терра Бланка.
Смех Хун-Каме доказал, что тот и правда становится человеком.
Не то чтобы боги не могли испытывать гнев, или зависть, или желания. Но это было как ячейки, которые можно открывать и закрывать железными ключами, а с чувствами под замком боги существовали в спокойном безразличии. Их смех рождался не в сердце, но голове. А смех Хун-Каме рвался из сердца.
Признаться, это озадачило Вукуб-Каме. Он не ожидал, что брат станет человеком так быстро. Обеспокоившись, он решил прочитать будущее по крови ягуара, но прочитанное не успокоило его.
Вукуб-Каме ногтем нарисовал в крови символ, а потом еще один и еще. Когда он выпрямился, его бесцветные глаза поймали отблеск света и на мгновение стали красными.
Бог вышел из Дома ягуаров, спустился по белым ступеням к болоту, подозвал каймана и отрезал ему голову острым ножом. Кровь рептилии раскрасила воду, Вукуб-Каме прочитал знаки и снова был разочарован.
Наконец он с ледяной решимостью порезал собственную ладонь, позволяя крови упасть в воду. Кровь была черной, как чернила, и вода забурлила.
Вукуб-Каме всмотрелся.
– Что это? – прошипел он.
Впервые ему не удалось четко прочитать знаки. Он готовился встретиться с братом в Терра Бланка. Он и теперь видел это место, но будущее ветвилось. Всматриваясь в эти ручейки, он увидел лицо женщины, потом всплыло имя: Кассиопея Тун. Ее человеческая сущность переплелась с бессмертием Хун-Каме, и одно было трудно отделить от другого.
Глаза Вукуб-Каме словно ослепили. Где же момент триумфа? Мелькнул испуг: если побег брата был выбран Судьбой, то правление Вукуб-Каме над Шибальбой Судьба никак не предопределяла.
Бог смерти стоял на берегу, и его разум наполняли темнейшие мысли. Птицы-скелеты в деревьях, чувствуя его гнев, спрятали головы под крылья.
Он сжал кулак, а когда открыл ладонь, та снова была целой, словно он и не резал ее.
Вукуб-Каме призвал двух из своих сов – Чаби-Тукури и Хуракан-Тукур. Всего их было четыре, и все были ужаснейшими существами. Совы кормились беспокойными снами людей, летая ночами по Срединному миру. Чаби-Тукури, самая маленькая и самая юркая из четырех, поймала смех Хун-Каме. Хуракан-Тукур была самой большой – она могла подхватить кого-нибудь в клюв и унести куда угодно. У брата недоставало глаза, и он не мог видеть волшебных существ, но мог почувствовать хлопанье крыльев, особенно таких, как у Хуракан-Тукур.
Светловолосый бог не хотел рисковать. Он велел Чаби-Тукури вернуться в Срединный мир и шпионить за Хун-Каме. Потом он поговорил с большой совой. Ей предстояло полететь в Срединный мир к смертному по имени Мартин. Этого Мартина надо перенести в Мехико, где тот должен дождаться прибытия своей кузины. Несомненно, Хун-Каме следовал по этому пути, пытаясь собрать все части своего тела как можно быстрее.
Если Мартину удастся перехватить девицу Кассиопею Тун, Вукуб-Каме сможет насладиться победой. Если она ускользнет от парня, если откажется встречаться с законным повелителем… ну, бог смерти мало что оставлял на волю случая. И пусть будущее пряталось от его взгляда, он добьется своей цели.
Семь ударов сердца разделяли братьев. Хун-Каме, рожденный первым, получил корону Шибальбы только из-за этой разницы. Вукуб-Каме, появившийся вторым, навсегда был обречен оставаться в тени брата.
Какое-то время их королевство расширялось, становилось сильнее. Были построены фантасмагорические здания Черного города, мысли и молитвы смертных придавали их миру цвет.
А потом – упадок. Молитв стало меньше, и блеска в Шибальбе тоже. Хун-Каме, словно бы подстраиваясь под безразличие Срединного мира, сам стал безразличным. Вукуб-Каме упрашивал брата пойти с ним в Срединный мир, потому что волновался из-за изменений, происходящих на полуострове, там, где они черпали чу’лель. Но больше всего он волновался за Шибальбу. На протяжении веков Хун-Каме не раз поднимался в мир, но теперь, когда колдуны из-за моря высадились поблизости от Т’хо, привезя с собой демонов-пощников и книги заклинаний, его братец просто пожимал плечами. Неужели ему все равно?
Вукуб-Каме забрал власть, потому что должен был все изменить. Он станет спасителем Шибальбы. Он был единственным, кто давал ей шанс.
Разве он не достоин Черного трона?
Достоин, уверял себя бог. Однажды смертные будут слагать песни о его победе, рассказывать, как смерть убила смерть и укрепила королевство. Они будут петь об этом тысячи тысяч лет, а потом еще столько же.
Вукуб-Каме позволил улыбке расцвести на губах. Это была ужасная улыбка, его белоснежные зубы грозились стереть кости в порошок. Но кто ожидает нежности от смерти?
Бог призвал еще одного каймана и поплыл обратно во дворец. И только спустя долгое время после того, как он покинул болота, птицы в деревьях осмелились поднять голову и осторожно закричали, все еще боясь гнева Повелителя.
Глава 12
Мехико никогда особо не вдохновлял на любовь. «По крайней мере это не Мехико!» – срывается с губ каждого, кто живет далеко от столицы. Эту фразу обычно подкрепляют покачиванием головы. Все согласны, что Мехико – вонючая выгребная яма, наполненная преступниками, живущими в съемных квартирах, а уж про развлечения в этом городе и говорить неприлично. Парадоксально, но все также сходятся во мнении, что Мехико по-своему привлекателен, ведь там такие широкие улицы, и сверкающие машины, и магазины, забитые товарами, и кинотеатры, где показывают звуковые фильмы. Небеса и ад – вот что такое Мехико.
До 1925 года Мехико был относительно свободен от новомодных иностранных влияний. Но потом все изменилось. Сначала появилась реклама. Стройные, томные женщины на билбордах. Если часть жителей неодобрительно качала головой, то другая часть с энтузиазмом восприняла новые идеи. Теперь никто и не пытался скрыть под пудрой смуглую кожу, а одеваться стали в духе века джаза. Если во времена Порфириата в моде было французское, то Мехико двадцатых помешался на всем американском. Чарльстон! Короткие стрижки! Машины «форд»! С губ молодежи все чаще срывался английский, юноши копировали Рудольфа Валентино с его зализанными назад волосами, а женщины пытались походить на эффектную мексиканку Лупе Велес, снимающуюся в голливудских фильмах.
Пока Кассиопея и Хун-Каме ехали в такси, девушка с восхищением осматривала город. Ей казалось, что в Мериде люди двигаются быстро, но здесь темп был просто безумным. Прохожие почти бежали, сердитые автомобилисты били по клаксонам, трамваи переполнены, разносчики газет выкрикивают заголовки, а билборды объявляют, что курить стоит сигареты Buen Tono.
Хун-Каме выбрал отель «Мансера». Десять песо за ночь – такая цена казалась Кассиопее непомерно высокой. Раньше это был жилой дом в барочном стиле, но потом его выкупили, перестроили и превратили в роскошное место, обставленное стальной мебелью «Симмонс». Купил дом глава какого-то профсоюза, и говорили, что он заплатил золотом. Но и это еще не все. В отеле довольно часто устраивали оргии, и хозяин потратил миллион песо, предназначенные для ликвидации их последствий. Скорее всего, все это было правдой.
Кассиопея испытывала страх, зайдя в лобби; она не знала, как здороваться с человеком за стойкой. Однако Хун-Каме вел себя уверенно. Он оплатил две смежные комнаты и распорядился отнести вещи. Слугу он отправил в магазин за спичками и ножницами. Кассиопее стало любопытно, и она спросила зачем. Хун-Каме сказал, что объяснит позже. Девушка не стала настаивать, так как была голодна и хотела перекусить.