– Я… я даже не знаю… что это за существа? – спросила она.
– Призраки, привидения.
– Не думала, что они такие страшные.
Тем более она не думала, что они попытаются ее съесть.
– Есть и другие, как те, что бродят вдоль дорог и пожирают детей, – пожал плечами Хун-Каме. – Послушай, тебе нужно отдохнуть.
– Не уверена, что хочу спать, – сказала девушка, внезапно испугавшись, что бестелесные существа могут забраться к ней в комнату, если она задернет занавески.
– А я уверяю, что нужно. Я не просто так это говорю. Когда я пользуюсь магией, я забираю твою силу.
Кассиопея уставилась на бога.
– Как…
– Я питаюсь тобой. Ты это знаешь.
– Не так, не…
– Каждую минуту каждого часа. А когда я использую магию – еще сильнее. Приляг, – сказал он, взял ее за руку и отвел к кровати.
Кассиопея сжала в руках декоративную подушку. Она хотела увидеть Мехико и не ожидала, что в первый же день ее ждет встреча с привидениями. И что бог использует ее волосы и ее энергию, чтобы вызвать этих чудовищ. Что за невезение, даже Карнавалом она не насладилась, только понаблюдала издалека.
– Это неправильно, – нахмурилась она, играя кисточками подушки. – Несправедливо. И для них я еда… и для тебя.
– А кто тебе сказал, что жизнь справедлива?
– Были у меня такие мысли, что станет справедливее, если рядом со мной бог.
– Весьма наивно, – сказал Хун-Каме. – Придется разубедить тебя.
Он рассуждал с таким серьезным видом, словно только что узнал, что она не умеет считать до десяти. Кассиопея не выдержала и засмеялась.
– Что тебя смешит?
– Ничего. Думаю, можно и поспать, – сказала она, не желая ничего объяснять. Вряд ли он поймет. – Наверное, ты тоже хочешь поспать.
– Я никогда не сплю.
Они делили каюту на корабле и купе в поезде, но она не знала, спит ли Хун-Каме. Во всяком случае, он точно лежал на кровати.
– Но ты же говорил, что спал в сундуке, а Лоре сказал мне, что некоторые боги эм… спят, – вспомнила она.
– Да, но это не похоже на ваш сон, как ты его представляешь. И заснул я при необычных обстоятельствах.
Кассиопея подумала над этим, кивнула и положила подушку на кровать.
– Это значит, что ты не видишь сны.
– Сны для смертных.
– Почему?
– Потому что они умрут.
В этом был смысл. Томик стихов, прочитанный Кассиопеей, хранил множество строк о снах и бессмысленности существования.
– Это грустно, – произнесла девушка.
– Ты о смерти? Это неизбежно, о чем тут грустить?
– Нет, не о смерти, – покачала она головой. – А то, что ты не видишь сны.
– Зачем мне видеть сны? Они ничего не значат. Если хочешь, это просто гобелены смертных, которые ткутся каждую ночь, а потом распускаются.
– Сны могут быть прекрасны.
– Словно нет другой красоты, – пренебрежительно заметил бог.
– Некоторым ее не хватает, – ответила Кассиопея.
Она вспомнила свою ежедневную каторгу в Уукумиле. Встать, принести завтрак дедушке в комнату, отнести тарелки обратно на кухню, подмести пол, вымыть его… Потом обед, ужин… Каждую ночь молитва ангелу-хранителю. Церковь по воскресеньям, одежда из-за жары липнет к телу. Украденное время на чтение книг. Мама расчесывает ее длинные волосы – ох… – и успокаивает тревоги. А наутро все повторяется.
– Ты поэтому любишь смотреть на звезды? – спросил Хун-Каме. – Ты ищешь красоту и видишь сны с открытыми глазами?
– Мой папа увлекался астрономией. Он знал названия многих звезд и показывал их мне. Я пытаюсь не забывать его рассказов, хотя, когда он умер, была совсем маленькой.
Она также пыталась удержать в голове голос отца, как он читал ей перед сном сказки, но, честно говоря, голос забылся. И все же что-то осталось. С особым почтением она держала в руках книгу стихов Франсиско Кеведо, страницы которой разлетались, как лепестки засохшей ромашки. Томик лежал рядом с постелью отца, когда он умер.
– Дедушка ужасно разозлился, когда узнал, что меня назвали Кассиопея. Он хотел нормальное христианское имя, а не всякую чепуху, связанную со звездами и майя. Грозился даже разорвать любые связи с мамой, если они назовут меня так. Но меня назвали Кассиопеей.
Она вспомнила лицо священника в Уукумиле, когда тот услышал, что у нее нет христианского имени. Он настаивал на имени «Мария», а когда это не сработало, стал называть ее «девчонка Лейва», убирая «Тун». Так звали ее почти все, и все сразу понимали, о ком идет речь, хотя у нее были кузины и любая из них могла быть «девчонкой Лейва». Ходили слухи, что кого-то из кузин собирались отправить в школу-пансион, но дедушка был старомоден и считал, что место женщины – в доме, и единственное, чему она должна научиться, – быть достойной женой. Мартин в детстве учился в Мериде, но он вел себя так, что его исключили. Дед не особо огорчился и тоже перевел его на домашнее обучение.
– Мой дедушка действительно разорвал с мамой отношения. Но потом, когда мой отец умер, нам пришлось переехать в Уукумиле, – сказала Кассиопея. – Если бы я знала, что ты сидел в сундуке, я бы назло деду отпустила тебя много лет назад.
– Я был бы очень благодарен, – кивнул бог. – А что касается твоих мечтаний, думаю, в этом нет ничего плохого. Звезды составляют тебе компанию.
Кассиопея прижалась щекой к мягкому изголовью и взглянула на Хун-Каме. Ее веки отяжелели, но она не хотела, чтобы он уходил, пусть еще побудет с ней.
– Странно думать, что звезды составляют кому-то компанию, они же не придворные дамы, – пробормотала она и, несмотря на все усилия, не смогла сдержать зевок.
– Ну, я уж точно не стал бы выбирать звезды себе в придворные, но я и не смертный.
– А какие у тебя придворные? – спросила Кассиопея.
– Ну а как ты их представляешь?
Скелеты, летучие мыши и совы, чудовища, обитающие в ночи, – все они населяли истории о Шибальбе.
– Страшные, – осторожно заметила девушка. – Я не права?
– Нет, не страшные. Давно умершие дамы и кавалеры, жрецы, купившие проход в мое королевство много веков назад. Все они в лучших своих нарядах.
Взгляд Хун-Каме потеплел при воспоминании о его доме, и хотя Кассиопее ни капельки не хотелось посмотреть на Подземный мир, она улыбнулась.
Увидев ее улыбку, бог кивнул.
– Теперь я позволю тебе поспать, – сказал он.
Девушка вздохнула и опустила голову на подушки. Его удаляющиеся шаги вдруг замерли.
– Будь уверена, твое тщеславие в безопасности, – сказал Хун-Каме.
Он стоял у соединяющей их комнаты двери и, засунув руки в карманы, о чем-то думал.
– Прости?
– Ты волновалась из-за волос. Сказала, это единственное, что красиво в твоей внешности.
– А, уже не важно…
– Нет, не единственное.
Он не смотрел на нее.
– Спасибо, – пробормотала она.
Дверь за ним закрылась.
Глава 13
При регистрации они заказали обслуживание в номере, и Кассиопея, поднявшаяся рано, пошла вниз спросить, как получить завтрак. Клерк вылупился на нее во все глаза, посчитав деревенщиной, но какое ей дело до него – она всегда была готова учиться чему-то новому.
Выбор еды был огромен, однако девушка остановилась на хлебных роллах, джеме и горячем кофе.
Сидя с кофе у открытого окна, они обсуждали расписание дня. Хун-Каме хотел сходить в ювелирный, что Кассиопее показалось странным.
– Зачем тебе туда? – спросила она.
– Хочу купить ожерелье, наверное. Если вечером мы собираемся к Штабай, лучше идти не с пустыми руками.
– Да? Мне казалось, боги не делают подношений.
– Это не подношение, а жест доброй воли. К тому же, не я буду его передавать, а ты.
Кассиопея ткнула в его сторону ножом для масла.
– Считаешь меня своей служанкой?
– Союзником, – ответил он и – о чудо! – улыбнулся.
Но девушка проигнорировала его улыбку. Отделила мякиш от твердой корочки и отправила в рот (в Уукумиле ей бы такого никогда не позволили).
– Разве ты не можешь из простых уличных камней сотворить украшение? – спросила она.
– Не могу.
– Но я же видела, как ты превращаешь камни в монеты.
– Это просто иллюзия.
– То есть она исчезнет со временем? Как и деньги?
– Иллюзии всегда исчезают.
– О… – Она подумала, что было бы неплохо, если эта иллюзия продержится до их отъезда из Мехико.
На стойке они разузнали о ювелирных магазинах. Подходящие магазины располагались по всей улице Мадеро – упрямые горожане все еще звали ее «Платерос», не желая принимать имя, данное в честь убитого в 1913 году президента Франсиско Игнасио Мадеро, – но консьерж сделал упор на «Ла Эсмеральда», сохранившемся со времен Порфириата. Магазин ограбили в 1914 году солдаты Венустиано Карранса, который на тот момент еще не был президентом, но это было очень давно. Семь лет назад магазин обновили, и он стал еще роскошнее, рекламировал себя как место «арт-объектов и часов» и продавал безумно дорогие побрякушки.
Здание было помпезное и с архитектурной точки зрения представляло собой смесь различных стилей: немножко рококо, немножко неоклассики – вульгарно, но вполне терпимо. Раньше на этом месте стояло трехэтажное здание поскромнее, из красного тецонтла[21], лучше всего приспособленного под землю Мехико. Над вывеской магазина висели огромные часы, а внутри все было из мрамора и темного дерева.
Пока Хун-Каме сосредоточился на ожерельях, Кассиопея рассматривала тяжелый серебряный браслет с черными эмалевыми треугольниками в стиле ацтеков – такие теперь были в моде.
– Вам стоит примерить, – сказала продавщица, видя ее интерес.
– Не могу, – ответила Кассиопея.
– Уверена, ваш муж посчитает его красивым.
– Он мне не муж, – ответила девушка.
Продавщица как-то странно посмотрела на нее, и Кассиопея смущенно подергала локон. Ей надо бы побывать у парикмахера, раз так плохо сама поработала ножницами. Теперь она похожа на девицу из современных, а продавщица, скорее всего, посчитала ее девушкой легкого поведения. Еще эта юбка, показывающая ноги. Как стыдно!