Мозг Мартина был жалок в своей способности представить что-либо, но все же он фантазировал об успехе. Успех для него был связан с деньгами и неоспоримым уважением. Но в Мехико ему казалось, что мегаполис возвышается над ним, как над гномом. Конечно, ему это не понравилось.
Он встал рано и отправился к отелю «Мансера», решив подождать, пока Кассиопея выйдет. Она вышла в компании темноволосого мужчины в пиджаке цвета моря. Несомненно, это и был Хун-Каме. Они зашли вместе в какой-то магазин и затем разделились – что идеально подходило для целей Мартина. Как выяснилось, Кассиопея направилась в парикмахерскую.
Он догнал ее, когда она появилась с неприлично короткими волосами. Мартину сразу же не понравился ее внешний вид и ее взгляд, полный беспокойства, но не страха, как должно быть.
– Что ты тут делаешь? – спросила девушка.
– Мог бы задать тебе тот же вопрос, – ответил он. – Твоя мама ужасно волнуется, ты даже не оставила записки, а дед не затыкается из-за тебя.
Это было правдой, но он сказал это с целью смягчить ее, а не потому, что хотел сообщить о делах в Уукумиле. Мартин считал, что заставит ее испытывать вину и сможет уговорить встретиться с богом.
– Мне жаль, если я доставила кому-то беспокойство, – сказала Кассиопея, она и правда выглядела огорченной. Но потом девушка нахмурилась. – Как ты узнал, где я? Я никому не говорила.
– Ты же не думала, что украдешь…
– Украду? Я ничего не украла, – прервала его Кассиопея.
– Украла. Ты украла кости, запертые в старом сундуке, и теперь за них придется заплатить.
Они стояли посреди улицы. Мартин отвел кузину в сторону, под навес магазина – хоть какая-то приватность.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Кассиопея.
– Повелитель Шибальбы Вукуб-Каме недоволен. Он зол на дедушку, на твою мать, на меня, на всех Лейва.
– Вы не имеете к этому никакого отношения.
– Попробуй скажи это богу.
Его слова возымели ожидаемый эффект. Кассиопея опустила глаза и поджала губы.
– Мне жаль. Но не понимаю, почему ты здесь, – пробормотала она.
– Он послал меня.
– Вукуб-Каме?
– Да, конечно. Ты не думала, что произойдет с нами, когда открывала сундук, а потом удрала?
– У меня… у меня не было выбора, – запротестовала девушка. – Но если нужно кого-то винить, можешь винить меня.
– И что хорошего из этого выйдет, по-твоему? Он недоволен.
– Но…
– Однако Вукуб-Каме сказал, что готов выслушать твою версию произошедшего.
Кто-то вышел из магазина и толкнул Мартина локтем. Он нахмурился и сжал кулаки, собираясь ответить дураку, но шанса не было. Будь проклят этот город и его неотесанные жители! Мартин мог поклясться, что здесь никто не признает в нем воспитанного человека.
– Мою версию произошедшего? – переспросила Кассиопея.
– Да. Он хочет поговорить с тобой… Кассиопея, ты должна согласиться. Если откажешься, кто знает, что нас ждет. Дедушка служил Вукуб-Каме, и вот почему мы получили такое высокое положение в Уукумиле. Вукуб-Каме – наш защитник.
– Он точно никогда не вел себя как мой защитник, – возразила Кассиопея.
– Кузина, понимаю, мы не слишком хорошо относились к тебе. Но обещаю, если ты поговоришь с ним, все останется в прошлом и по возвращении домой ты займешь заслуженное место в Уукумиле, как и должно было быть с самого начала.
Пусть воображение Мартина и было скудным, но он обладал природным талантом нажимать на нужные кнопочки. В душе он был манипулятором, и хотя ему было трудно вступить в доверительные отношения с другими, он мог легко притворяться. Поэтому, поразмыслив, как лучше всего поговорить с кузиной, он решил, что должен пообещать награду, которая смягчит ее. Она не могла не дорожить семьей.
– Уверен, можно убедить Вукуб-Каме, что мы не виноваты, что все это было сделано не специально. Дедушка будет очень благодарен, если ты заверишь в этом Повелителя Шибальбы.
– Хун-Каме – Повелитель Шибальбы, – ответила Кассиопея.
– Был. Но теперь нет. Кассиопея, ты ничего ему не должна, а вот семье да – свою верность. Ты – Лейва, – заключил он.
Девушку поразила его речь. Мартин увидел, как она сжалась. Он почуял успех. Годы травли замарашки сделали свое дело, и он знал, как помыкать ею.
Но она вскинула голову, и ее глаза засияли ярче, чем он ожидал.
Он упустил из виду одну важную деталь – бунтарскую жилку в ее душе, и напрасно.
– Хун-Каме нужна моя помощь, – твердо сказала она.
– А нам нет? Ты обойдешься с нами как с мусором?
– Это вы обращались со мной как с мусором, а теперь, когда я вам понадобилась, вы готовы расстелиться. Когда я была маленькой, я так хотела понравиться семье, заставить дедушку гордиться мной, но что бы я ни делала, этого было недостаточно.
Паршивка! Говорит с ним таким наглым тоном, каким ни одна женщина не смеет говорить с мужчиной. Да она должна упасть на колени и молить о прощении! Мартин был так шокирован, что позабыл все подготовленные слова.
– Значит, ты выбираешь его, а не нас? – возмущенно спросил он, когда снова обрел дар речи.
– За несколько дней Хун-Каме проявил ко мне больше уважения и доброты, чем вы за всю мою жизнь, – решительно ответила Кассиопея. – Мне не нужны ваши объедки.
Объедки! И это после того, как он оказал ей невероятную честь. Паршивка и сучка! Неблагодарная незаконнорожденная девчонка!
Мартину хотелось выкрикнуть оскорбления, но девушка уже отошла. Это было еще хуже. Обычно он, Мартин, отпускал ее, когда считал, что разговор окончен.
– И куда ты собралась? – Мартин догнал ее и схватил за руку.
Кассиопея замерла с открытым ртом. Она казалась такой крошечной, что ему почти стало ее жаль. Почти.
Внезапно она вскинула подбородок и толкнула его. А потом побежала прочь. Расталкивая прохожих, он ринулся за ней.
– Остановись! Остановись, дура! – ему было все равно, что о нем подумают.
Кассиопея оглянулась через плечо, но не замедлила шаг. Путь ей перекрыл мальчик на велосипеде с корзиной хлеба на голове, и Мартин подумал: «Ага, попалась!» Он рванул вперед, схватил ее за рукав, но девушка ударила его локтем, попутно оттолкнув разносчика. Буханки посыпались на землю. Ругаясь, мальчик слез с велосипеда, чтобы подобрать хлеб, и Мартин врезался в него.
Впереди был перекресток, светофор готовился сменить цвет. Кассиопея кинулась через дорогу.
Черт!
Мартин собирался побежать за ней, но поехали машины, безнадежно разделяя их. Кузина завернула за угол, и затерялась среди множества других пешеходов.
Черт! Черт! Черт!
Мартин снял шляпу и с раздражением сжал в руке. На углу сидел нищий, перед ним стояла оловянная кружка с монетами. Не думая, что делает, Мартин со всей силы саданул ногой по кружке. Нищий вскочил и заорал, он не мог поймать мерзавца, потому что был стар и потому что у него не было одной руки. Зажегся зеленый, и Мартин сердито перешел улицу.
Прооравшись, нищий собрал монеты и сел на место. Такие сцены часто происходили на улицах Мехико и никого не волновали.
Глава 15
– И что ты сказала ему?
– А ты как думаешь? Сказала идти погулять, – ответила Кассиопея.
Она ходила кругами по комнате, и ее тошнило от волнения, а Хун-Каме сидел, откинувшись на спинку мягкого кресла. Он выглядел скорее скучающим, чем обеспокоенным.
– Разве тебя это не волнует? Твой брат выследил нас, – сказала Кассиопея.
– Я знал, что рано или поздно он нас выследит. Но я рад, что ты не согласилась поговорить с ним. Из этого не вышло бы ничего хорошего.
– Мартин пытался объяснить, что мне будут рады дома. Словно такое может произойти. О, почему ты так спокоен?!
– Тебе будет приятнее, если я тоже стану бегать, как безголовая курица?
Кажется, ему нравилось сравнивать ее с животными. Обезьянка, курица… что он придумает в следующий раз? Черепаха? Кошка?
– Ты можешь объяснить, чего именно ты боишься? – спросил Хун-Каме.
– Ну, я… я боюсь твоего брата конечно же. Он нашел нас.
– А у меня другая версия. Это из-за твоего кузена ты в таком состоянии.
На секунду Кассиопея остановилась, сцепив руки под грудью. Ей хотелось ответить, что Мартин не имеет к этому никакого отношения, но правда была в том, что встреча с ним действительно вызвала ее беспокойство. Однако дело не в нем. У нее был другой ответ.
– Я не хочу возвращаться в Уукумиле, – прошептала она.
Девушка скучала по матери, чувствовала себя неуверенно в «большом мире» и понятия не имела, чем все это закончится, но возвращаться она не хотела.
– Когда я увидела его… на мгновение я решила, что он заставит меня вернуться. Мартин всегда получает желаемое, и мне приходилось делать так, как он говорит. И я все думаю… – Она замолчала, сама себя не понимая.
– Ты думаешь: что, если я связалась с проигравшим? – сухо продолжил Хун-Каме. – Что, если твой кузен оказался умнее и работает на победителя?
– Нет. Что, если я освободилась только на пару дней…
Хун-Каме до этого рассеянно смотрел на улицу, но теперь обратил взор на нее. Возраст бога неизмерим, он не стар и не молод. В нем ощущалась постоянность, отчего вопросы о возрасте становились бессмысленными. Однако теперь Кассиопея заметила то, чего раньше не замечала. На лице бога отражались то же страдание, тот же страх, что и у нее. Он стал молодым человеком. Двадцать один или двадцать, мог бы решить прохожий.
– Я задаю себе тот же вопрос, – сказал бог, и его голос стал юным, каким-то нефритово-зеленым, как цвет молоденькой сейбы.
Как только он это произнес, лицо его снова изменилось, стало прежним – отполированным, как темное зеркало. Все произошло так быстро, что Кассиопея не была уверена, что видела и слышала это взаправду.
Хун-Каме снова взглянул в окно. Ветерок шевелил занавески.
– Нам нужно поговорить со Штабай, – сказал он, приглаживая волосы и поднимаясь на ноги. Потянулся за шкатулкой с ожерельем, оставленной на кофейном столике.