– Я вспомнила, что про нее говорили, – сказала Кассиопея, радуясь смене темы. Легче было думать о призраках, пожирающих людей, чем о собственной семье. – Она демонесса.
– Не демонесса. Кто тебе такое сказал? Ваш священник?
Священник! Священник не потерпел бы такие разговоры. Он всегда осуждал склонность к суевериям и магии и даже мог наложить епитимию на крестьян, шепчущихся об алушо’об[22] за изучением катехизиса. Про Штабай девушка узнала из разговоров кухарок и посудомоек, к которым внимательно прислушивалась. Как и все легенды, рассказы о ней противоречили друг другу. Некоторые говорили, что Штабай была обычной смертной женщиной, которая, умерев от несчастной любви, из мести вернулась в мир живых, чтобы красть души мужчин. Другие утверждали, что она демонесса. Что живет рядом с сенотами, потому что ей там было удобно топить мужчин. Или в джунглях. Заманивала мужчин в самую чащу, и там их раздирали дикие звери. Были такие, кто настаивал, что она душила мужчин, преимущественно молодых, и поедала их сердца. Говорили, что мужчины велись на красивое пение, но повар убеждал, что приманкой служила внешность. А одна из служанок сказала, что жертв привлекали роскошные волосы. Штабай соблазняла, лгала, искушала – «вела себя как настоящая женщина», посмеиваясь, вынес вердикт повар. Кассиопея не боялась этих историй – чары Штабай на нее не подействуют, она ведь не мужчина.
– Не помню, кто сказал, – пожала плечами девушка.
– Она – дух. Ты уже встречалась с демоном. Это не одно и то же.
– А в чем разница?
– Штабай была человеком, потом голодным призраком, но она изменилась. Духи, в отличие призраков, могут путешествовать по дорогам и не привязаны к одному месту. Они могут затеряться среди людей.
– Но я думала, что мужчины спали с ней… – вырвалось у Кассиопеи, и она сразу испугалась своего откровенного возгласа.
В ее возрасте, да вообще в любом возрасте, было неправильно обсуждать то, что происходит между мужчинами и женщинами в постели. Падре без конца говорил о важности целомудрия. Но Кассиопея видела тайные поцелуи слуг. А однажды в их город странствующая труппа привезла кино, и ей удалось посмотреть на «латинского любовника», как называли Рамона Новарро. Он обнимал прекрасную женщину, обещая ей вечную любовь. Также она заглядывала в книги, которые ее дедушка не утруждался даже открывать. Стихи о любви и мимолетном желании…
– Она и живая и нет – существо из плоти, которое может ее и сбросить, – ответил Хун-Каме. – Да, она соблазнительница, пожирающая мужчин.
Как только он произнес «плоть» и «соблазнительница», мысли Кассиопеи сразу же завертелись вокруг любовных похождений сверхъестественных существ. Духи могут возлежать с мужчинами, а демоны? Она покосилась на Хун-Каме. Или… боги? Ну, с богами, кажется, ясно, раз у мамлабов не было проблем с женщинами. Кассиопея читала достаточно античных мифов и помнила, что Аид, уступив своему желанию, украл Персефону и соблазнил ее гранатом. Зевс… о, тот вообще был развратник. Она вспомнила «Леду и Лебедя», более чем откровенную картину Микеланджело, случайно увиденную в одной из книг. Но все это как-то абстрактно. Боги и богини, боги и смертные… Теперь перед ней стоял самый настоящий бог, и она не могла не сравнивать Хун-Каме с Зевсом или еще каким-нибудь богом. Об этом даже думать аморально, но… Соблазнял ли он когда-нибудь женщину, завлекал ли ее гранатом, обращался ли в лебедя? Щеки у нее загорелись от такого дерзкого потока мыслей.
– Ты кажешься расстроенной, – сказал Хун-Каме.
Кассиопея покачала головой, избегая ответа. А вдруг он читает ее мысли? Как назло, он подошел поближе, и ей захотелось исчезнуть. Все-таки не напрасно падре велел думать исключительно о деяниях Христа и святых, которые судят всех с небес. Если бы она так и поступала, то сейчас не умирала бы от смущения.
– Да что с тобой такое? – нахмурившись, спросил бог.
И снова он на мгновение стал юным.
Кассиопея взяла себя в руки. Она решила, что это просто смешно. Всему есть предел.
– Нам нельзя терять время, – сказала девушка. – Пойдем к Штабай.
Он кивнул и стал самим собой.
Кассиопея понятия не имела, куда они направляются, но вышла из отеля первой, потому что внезапно ей стало душно. Грязный городской воздух казался таким освежающим. Она чуть не запрыгала дальше по улице.
Добравшись до угла, Хун-Каме протянул ей руку и повел в правильном направлении – то есть к такси. Они поехали в район Кондеса.
– Тебе придется уговорить ее встретиться с нами, – сказал Хун-Каме, пока такси ехало по городу.
– Мне?
– Тебя это злит, но правило такое: прислужница представляет гостя и преподносит дары.
На коленях Кассиопеи лежала шкатулка с ожерельем. Девушка положила руку на крышку и кивнула.
Кондеса с ее строениями в стиле ар-деко была самой современной частью города. Когда-то эти земли принадлежали графине Мираваль, порфирианская элита устраивала здесь скачки. Теперь в самом ее сердце раскинулся красивый парк, спланированный на английский манер. Дома здесь были из крепкого бетона, с геометрическими узорами на фасадах. Зигзаги напоминали об Африке, а цветные плитки пытались воссоздать подобие мозаик Ближнего Востока. Место для молодых и восходящих звезд. Урбанистический триумф, как говорили архитекторы. Кстати, многие дома еще были не достроены, а некоторые пустовали. Все было еще впереди.
Хун-Каме и Кассиопея направились к четырехэтажному дому, двери которого были из двойных цветных стекол с изображением подсолнечника. В лобби стояли растения в горшках. Они сели в лифт с решетками из сияющей меди и цветными стеклянными вставками. Хун-Каме нажал кнопку верхнего этажа, и лифт начал подниматься.
Из лифта они вышли в хорошо освещенный коридор.
Звонок в крепкую дверь, и их сразу же встретил суровый мужчина.
– Мы принесли подарок для хозяйки дома и надеемся на аудиенцию, – сказала Кассиопея.
– Госпожа говорила вам, что вы можете прийти сегодня? – спросил мужчина, вскинув бровь.
– Нет, но она будет рада увидеть моего господина.
– Она занята, – ответил мужчина и собрался закрыть дверь, но Кассиопея не позволила, отчего брови мужчины взлетели еще выше.
– Если вы не подчинитесь или заставите ждать, то очень пожалеете об этом. Мой Повелитель – важный господин, так что не портите ему день, – храбро произнесла девушка. – А теперь давайте попробуем еще раз. Мы принесли подарок, отнесите его госпоже.
Кассиопея учтиво поклонилась и протянула ему шкатулку с ожерельем. Мужчина схватил ее и молча ушел, оставив их ждать на пороге.
– Наверное, это один из способов настоять на своем, – задумчиво произнес Хун-Каме.
– Я что-то сказала не так?
– Нет, все так, – ответил он с довольным видом.
Мужчина вскоре вернулся и провел их в комнату, подходящую для голливудских фантазий. Черно-белый пол, как шахматная доска, полупрозрачные занавески винного цвета, слегка развевающиеся на дразнящем ветерке, витражные стекла в рамах. Везде цветы в вазах и растения в горшках. У стены – карликовые пальмы, с потолка свисали корзины с папоротником, словно хозяйка квартиры хотела воссоздать атмосферу джунглей. Пара кофейных столиков в разных углах, буфет из модного бакелита.
В круглой хромированной клетке сидел попугай, сразу уставившийся на них. Попугай в Уукумиле был злым, и Кассиопея подумала о дурном предзнаменовании.
В центре комнаты стоял диванчик винного цвета, в тон занавесок. На нем возлежала женщина в элегантном белом атласном платье, таком тонком, что под тканью были видны все изгибы ее тела. Шею украшали нити жемчуга, скрывающиеся между грудей. Ногти, как и ее губы, были красные, черные волосы, убранные наверх, удерживала серебряная вышитая лента с рубином. Женщина походила на кинозвезду, но не опасного духа.
– Позволь теперь говорить мне, – шепнул Кассиопее Хун-Каме. – Постой там.
Он показал на растения в горшках у входа, а сам подошел к красивой женщине. В правой руке Штабай лениво держала ожерелье, которое они ей преподнесли. На секунду ее взгляд упал на Кассиопею, а потом остановился на боге.
– Приветствую, леди Штабай, – сказал он.
– Ох, неужели это ты, Хун-Каме? Без должной свиты и только с одной прислужницей? – спросила женщина, отчего Кассиопея представила картинку: в Шибальбе бога сопровождают стражи, не меньше дюжины, и слуги с зонтиками. – Спасибо за милую безделушку, – продолжила женщина, – но было бы лучше предупредить меня о своем приходе. Неожиданные посетители доставляют столько мороки!
Ее голос был прекрасен, как и лицо. Но эта красота была неестественной – каждая черта лица слишком идеальна, так не бывает в жизни. Штабай воплощала любую фантазию мужчин, и она постоянно менялась. Под одним углом ее губы были полными, а лицо круглым, под другим – худым с острыми скулами, словно она желала восхитить всех. Было легко представить, как она заманивает мужчин, пытающихся коснуться ее волос.
Кассиопея занервничала.
– Уверен, меня ждали, – возразил Хун-Каме.
Женщина улыбнулась и опустила ожерелье на диван. Села, поднесла руку к ямочке на горле. Ее движения казались отрепетированными, отчего создавалось впечатление, что она – актриса, играющая роль.
– Возможно, твой брат намекнул мне, что ты придешь, – призналась она.
– Так ты знаешь, почему я здесь?
– Конечно. Ты хочешь напугать меня. Заставить отдать тебе часть твоего тела. Но, милый Хун-Каме, мы все знаем одно: ты еще не совсем ты. Я не боюсь тебя.
Женщина улыбнулась ему. Ее зубы были безупречны, улыбка приятной. Но одновременно и хищной. У диванчика лежала шкура зебры, служащая ковром, и Штабай поводила босой ногой по черно-белым полоскам, не сводя глаз от бога.
– Я думал, ты проявишь мудрость, – сказал он.
– Так и есть. Будет глупо сдаться тебе.
– Наверное, мой брат сделал тебе предложение.