– И твое не сможет его превзойти, – кивнула Штабай.
– Какое же?
Штабай встала и пожала плечами. Обошла Хун-Каме, одной рукой провела по его спине, а другой касалась жемчуга, словно пересчитывала его.
– Место рядом с его троном, милый. Я стану его супругой.
– Он не может сделать тебя богиней.
– У тебя устаревшая и неправильная информация. Мир меняется.
– Ты купилась на мечту Вукуб-Каме? На его смехотворное понятие о власти?
Штабай рассмеялась, голос звучал музыкально, однако смех ее не был приятным. Пустой и холодный, как металл. Она сцепила руки. На тонких пальцах красовалось множество колец, браслеты звенели, а когда она покачала головой, вспыхнули дорогие сережки в ушах.
– Ты тоже вел себя смешно, Хун-Каме. Тихо сидел в своем царстве теней, довольствуясь воспоминаниями о прошлой славе. Ты как собака, радующаяся объедкам, – она умудрялась произносить оскорбления так, что они не казались слишком обидными.
– У всего свое время. Боги не без причины больше не ходят по земле, – тихо сказал Хун-Каме.
– Но чу’лель нельзя сковать.
Белый атлас натянулся, когда она протянула руку и коснулась лица Хун-Каме. Невидимые узлы затягивались вокруг бога. Кассиопея не могла их видеть, но по ее спине пробежал холодок.
– Ах, Хун-Каме, не сердись на меня, я не могла бы это вынести. Ты всегда мне нравился. Ты намного умнее брата, намного сильнее и красивее.
– Ты так говоришь только потому, что сейчас здесь стою я, а не он, – возразил Хун-Каме, но голос его звучал странно, как будто через силу.
Он закрыл единственный глаз, плечи опустились. Кассиопея помнила легенды о Штабай, но решила, что на бога она не сможет повлиять. Но упустила из виду важную деталь: Хун-Каме сейчас был не совсем богом. Его бессмертная сущность смешалась с человеческим естеством Кассиопеи. Он был уязвим.
Девушка внимательно наблюдала за ним. Кажется, предчувствие ее не обмануло: попугай не к добру.
– Что ты делаешь? – прошептала она, раздумывая, не стоит ли подойти к ним. Совсем недавно она не последовала его указаниям, и призраки чуть не попировали на ее костях. Нужно ли прервать их разговор? Не будет ли от этого только хуже?
Позади послышался шорох, но Кассиопея слишком взволнованно слушала разговор, чтобы обратить внимание.
– Я бы с радостью сидела на троне рядом с тобой, но не с ним. Тебе бы этого хотелось? Это не трудно устроить, – сказала Штабай.
– Я… понимаю, о чем ты.
Казалось, Хун-Каме засыпает. Штабай придвинулась ближе к нему, положила руки на грудь.
Снова шорох. Кассиопея раздраженно оглянулась и увидела, как растение тянет к ней свои усики. Прежде чем она успела отшатнуться, усики обвились вокруг ее ног. Другой усик, довольно толстый, ударил ее по лицу с такой силой, что она упала. Хун-Каме ничего не заметил. Он все еще разговаривал с Штабай, пока Кассиопея пыталась освободиться от пут.
– Ты пришел по адресу, – между тем говорила Штабай. – Драгоценный предмет, который ты ищешь, у меня. Указательный палец твоей руки. Позволь вернуть его тебе вместе с частью твоей силы, но пообещай, что сделаешь меня своей королевой. Убеди меня поцелуем.
Неподалеку от Кассиопеи стоял приставной столик с хрустальной вазой. Она успела дотянуться до нее, прежде чем третий усик обвил ее вокруг талии, крепко врезаясь в плоть. Кассиопея разбила вазу о пол, и вокруг запрыгали осколки. Одним из них она отрезала усик, закрывающий ей рот. Растение издало неприятное шипение, и его хватка ослабилась.
Штабай же ахнула и коснулась руки, где появилась царапина. Сердито взглянула на девушку.
– Будь осторо…
Слова Кассиопеи заглушил еще один усик, обвивший ее шею. Штабай явно хотела удушить Кассиопею. Задыхаясь, девушка пыталась освободиться.
Штабай в это время подняла руку, желая коснуться лица Хун-Каме. Кассиопея увидела острые шипы вдоль ее руки. Искусительница собиралась и поцеловать, и оцарапать Хун-Каме шипами.
Разозлившись, Кассиопея изловчилась куснуть усик. Растение зашипело от гнева – как и Штабай, на идеальной коже которой появились следы зубов.
– Хун-Каме! – закричала девушка. – Не слушай ее!
Услышав свое имя, бог повернул голову. Голос Кассиопеи нарушил сотканную Штабай магию, словно рука убрала паутину. Узлы силы, окутывавшие бога, на секунду вспыхнули синим и погасли. Пораженная Штабай опустилась на шкуру зебры.
Хун-Каме выпрямился и подошел к Кассиопее. Усики сразу спрятались. Повелитель смерти был разгневан, глаза потемнели как угли. Он смахнул листик, запутавшийся в волосах Кассиопеи, и протянул ей руку, чтобы она встала.
– Ты ранен? – спросила девушка. – Тебе нужна моя помощь?
– Все отлично. Правда, я собирался задать этот вопрос тебе.
– О, я цела, – уверила она.
– Вижу. Порез только здесь, – бог коснулся на мгновение ее лба, – но теперь и следа не осталось.
Штабай, опустив голову, бормотала заклинания, но они не действовали.
– Твои уловки со мной не сработают, – сказал Хун-Каме, даже не посмотрев на женщину.
– Почти сработали, – возразила Штабай; теперь ее голос напоминал шипение кобры. Она прижимала к себе руку, на которой красовался отпечаток зубов Кассиопеи.
– Верни мою собственность, – холодно приказал Хун-Каме.
– Это ничего не изменит, не надейся.
И все же она подошла к шкафчику и вытащила черную шкатулку с двумя зелеными нефритовыми линиями по бокам. Открыла и протянула Хун-Каме, встав перед ним на колени.
– Для Владыки Хун-Каме, – сказала Штабай, откидывая крышку, – от скромной слуги. – Кассиопея решила, что это насмешка.
На мягком черном бархате покоился палец, совершенно целый, как будто его отрубили несколько минут назад. Хун-Каме прижал палец к своей руке, и он соединился с плотью. Потом он жестом повелел Штабай встать.
– У кого следующая часть головоломки? – спросил он.
– Думаешь, я знаю?
– Мой брат собирается короновать тебя, Штабай. Полагаю, он бы сказал тебе.
– Ты не заставишь меня ответить.
– Не забывай, я развеял твои чары.
– Не ты, тщеславный и наивный полубог, а девчонка. Ты потерял только один глаз или ослеп полностью? – ядовито сказала Штабай. – Ты ничего не сделал.
Правда, он ничего не сделал. Это голос Кассиопеи снял заклятие и помог справиться.
– Тогда ответь мне, – вступила Кассиопея; она испытывала усталость, в голове начала пульсировать боль. Ей хотелось побыстрее с этим закончить.
– Развеяла одно заклятие и думаешь, что можешь приказывать мне? – фыркнула женщина.
– Подозреваю, так все и работает. А если нет, то я начну крушить твои растения, пока ты не станешь вежливее. Тебе это понравится?
– Ты не посмеешь.
– Очень даже посмею, – заверила девушка.
– Она дикарка, – повернулась Штабай к богу.
– Леди Тун – весьма своеобразная личность, но дикарка – это уже чересчур, – сказал Хун-Каме. – И она хорошо подметила: хочешь, чтобы мы кое-что подпортили в твоем доме?
– Конечно нет, господин, – Штабай опустила голову и сжала пораненную руку. – В Эль-Пасо есть Уай… Уай Чиво. Он служит твоему брату.
Хун-Каме повернулся, собираясь уходить, но Штабай снова заговорила, напряженно глядя на них. Она казалась такой же красивой, как и в первый момент встречи.
– Тебе стоит оставить все как есть, Хун-Каме, – голос звучал опустошенно. – Забудь о троне и исчезни. Вукуб-Каме убьет тебя.
– Боги не умирают.
– Да, – кивнула Штабай. – Боги не умирают. Но посмотри на свое отражение в зеркале.
Хун-Каме схватил Кассиопею за руку и вывел из комнаты. В лифте было зеркало, и он взглянул на себя. Ничего в темных контурах лица не заставило его насторожиться. Но будь здесь чуть светлее, он бы понял, о чем говорила Штабай. Его глаз раньше не отражал ничего, поскольку не был человеческим. А теперь в нем была юная спутница.
Да, снятие заклятия частично произошло благодаря тому, что внутри Кассиопеи была его частица. Но не только. В нем тоже была ее частица. Когда она заговорила, он повернул голову, и все остальное исчезло.
Хун-Каме? Он родился многие века назад. И все же, выходя из дома в Ла Кондеса, он чувствовал себя как юноша. Конечно, Кассиопея не могла этого заметить. Но он стал юным, словно кто-то снял темную грубую кору с дерева, открывая взору бледную сердцевину.
Глава 16
Вскоре после катастрофической встречи с кузиной Мартин, спохватившись, снова отправился в отель «Мансера». Он попытался разузнать номер ее комнаты у клерка за стойкой, но тот смотрел сквозь него. Мартин угрожал, пробовал подкупить, однако вышколенный клерк никак не реагировал – он дорожил своим местом. Ожидание в лобби тоже ничего не дало: кузина не спускалась и не заходила.
Потеряв терпение, Мартин поспешил на улицу. Ему захотелось курить, и он зашел в лавку за сигаретами. Раньше сигареты покупала для него Кассиопея, и мысль об этом окончательно выбила его из колеи. Чертова девчонка!
В городе было полно заведений, продающих спиртное. Хотя у него были деньги, Мартин выбрал дешевую пулькерию, мексиканскую таверну с фреской вулканов-близнецов Мехико на стене. Вообще-то поблизости находились заведения и получше, включая «Оперу», где революционер Панчо Вилья однажды вечером палил в потолок, но Мартину было наплевать на качество поглощаемого напитка. Каждый стакан пульке на вкус был ядренее предыдущего, вот и ладно. Он барабанил пальцами по столу в такт своим мыслям. Рядом останавливались нарумяненные красотки, надеясь заработать пару-другую песо на мрачном мужчине в хорошей одежде, но он презрительно отмахивался. Все началось с Евы и закончилось Кассиопеей. Гадюка, вот кем она была.
Наконец на город опустилась ночь, и Мартин на заплетающихся ногах поплелся в свою гостиницу, бормоча под нос проклятия Кассиопее:
– Шлюха и стерва!
Конечно, это в ее крови. Папаша был индейцем, так чего же ожидать. К несчастью, гены Лейва не сработали.