— Ну зачем же так сразу? Благодарность, да еще от всей твоей души... — улыбнулся своими громадными зубами бог. — Лучше бы от всего твоего тела...
У меня сердце в пятки провалилось. Мама дорогая, роди меня обратно!
— Джас, ты чего? Парень — не телочка, и даже не некромант, он погибнет!.. — вступился за меня Лёха.
— Да будет вам! Я покалечу — я и вылечу...
От его тела отстегнулась пара рук. Оставшейся ручищей он выдрал из себя одну из трех ног, заливая пол кровью, и бросил вдогонку подтягивающимся на пальцах рукам.
И эта нога тут же превратилась в еще одну руку.
— Не бойся... — протянул Джасура.
— Спасибо, нам пора! — выпалил я и бросился со всех ног к двери.
Но там нас уже ожидала одна пара здоровенных рук.
— Не уйдешшшь! — многообещающе прошипел Джасура.
Не долго думая, я пнул сапогом двинувшиеся ко мне ручищи и вылетел из святилища.
Я с грохотом захлопнул двери и, крепко удерживая обе створки, заорал во всю глотку:
— Мужики, заприте дверь!!! Быстрее!!
Мне на помощь рванули все скопом. Двери тряслись у меня в руках, но я стиснул зубы и держал, как будто от этого зависела не просто судьба моей задницы, но и жизни на планете в целом!
— Ты получил благословения?.. — спросила стерва Майя.
— Да в задницу все, запирай двери!.. — прокричал я.
Наконец, засов опустили.
— Сбрось сапог! — крикнул мне Лёха. — Быстрей, быстрей!
Я скинул с ноги сапог, и на его подошве увидел прозрачный студенистый сгусток.
За дверью в этот момент что-то заколотилось, заухало, замычало.
—- Бежим отсюда! — проговорил я. — Бежим отсюда все!
— Он не сможет прорваться через эти двери, дай хоть задание сдам! — возразила Майя.
— Что хотите сдавайте, а я — на коня и за ворота! — выпалил я. — Нате ваши благословения, которые прямо при нас, в лучшем случае, выродили, а я валю отсюда!
Сунув Майе в руки обе бутылки, я в одном сапоге вылетел из хлева.
Нахрен, блин. Как теперь это все забыть? Как теперь, блин, отмыться и спать без кошмаров?
Покинув святилище, я, наконец, немного отдышался и пришел в себя.
— Ну, Лёха, — страшным голосом проговорил я. — Ну, Лёха!..
— Даниил, дружище...
— Не смей говорить со мной, как с этим озабоченным Франкенштейном! — рявкнул я.
— Подожди, нам бы объясниться...
— Объясниться? И что, интересно, ты собираешься мне объяснять?! Ты говорил, он нормальный парень, а тут блин вот такое!..
— Даниил, тише... — умоляюще прошептал Лёха. — У него прекрасный слух... И вообще, он вправду был славным парнем. Не без странностей, конечно, но...
— Лучше молчи. Не хочу говорить о нем, — жутким голосом оборвал я Лёху. — По крайней мере, сейчас.
Я засунул череп в мешок, и Лёха замолчал — обиженно или виновато, я не знал. Но спрашивать настроения не было.
Вскоре появились все остальные, и мы, наконец, тронулись в путь.
Мужики приставали с расспросами, но стоило пару раз хорошенько огрызнуться, как все расспросы прекратились.
Мёд для Ники я все-таки купил, потому что теперь абсолютно не сомневался, что пророчество Гермеса исполнится.
Так и случилось. Вернувшись на нашу кабацкую базу, я узнал, что моя бедная кошка совсем слегла.
Когда я пришел в ее каморку, то просто ужаснулся: Ника жила в самом настоящем чулане, без единого окна, и спала на узенькой лавке.
Я дебил. Она заботилась обо мне, как могла, а я ни разу даже не поинтересовался, где она спит и как живет!
— Ника!.. — окликнул я девушку, трогая рукой ее пылающий лоб. — Ника, кошечка...
Она с трудом разлепила глаза и со слабой улыбкой проговорила:
— Вернулся... Живой...
У меня аж все слова разом застряли в горле тугим комком.
Я наклонился, сгреб ее в охапку вместе с плохоньким одеялом и вытащил из этого проклятого чулана.
Впервые мне было глубоко насрать, кто и что по этому поводу подумает. Я вынес Нику из-под лестницы и поднялся наверх мимо онемевшего Берна, изумленно вылупившегося Криса и Яна, у которого брови поползли на лоб.
Пихнув дверь в свою комнату ногой, я занес девушку в свою комнату и положил на кровать.
— Подожди, я сейчас... Я тебе мед привез. Он помогает кошкам от простуды? — бормотал я, наскоро разбирая постель.
— Ты не должен... — проговорила Ника. — Ты — мой хозяин... Я должна служить тебе... Я должна... тебе... А не ты...
— Перестань, а то я рассержусь, — прицыкнул я на Нику.
Развернув мою больную, я стащил с нее юбку и рубашку, оставив только в тоненькой нижней сорочке, и уложил на подушку под одеяло.
— Скажи мне, что тебе принести? Чего ты хочешь?
— Мне стыдно... — прошептала Ника, пряча нос под одеяло. — Прости меня...
Я погладил ее по влажным волосам.
— Глупая, тебе не за что извиняться. А вот мне — стоило бы. Обещал защищать и заботиться, а сам... Так что тебе принести?
— Молока... — робко проговорила девушка. — Теплого... с медом...
— Хорошо.
Я вышел из комнаты и почти столкнулся с Яном.
— Это что еще за представление? — хмуро спросил он.
Я совершенно спокойно посмотрел ему в глаза и ответил:
— Ника больна, и ближайшее время жить она будет у меня. Я не оставлю ее в той каморке, где дышать нечем.
— А с чего ты, собственно, взял, что имеешь право решать за нее такие вещи?
— С того, что я — ее хозяин, — прямо ответил я.
Лицо Яна изумленно вытянулось.
— В смысле... Как? Официально?
— С печатью на ее груди — это считается официально?
Янус присвистнул.
— Более чем. Ну ты, Даня... Такой геморрой себе завел, я тебе скажу!..
— Знаю, — буркнул я.
— Боюсь, что еще нет, — вздохнул Ян, почесывая себе затылок. — Хотя, с другой стороны, если у Ники теперь объявился хозяин, ей в общем-то можно больше особо и не скрываться. И у меня на одну проблему меньше...
— Я хотел сходить на кухню за молоком с медом для нее, — сказал я.
— А, ну это дело хорошее, — проговорил Янус, отступая в сторону и давая мне дорогу. — Если что, завтра Кассандра с Азрой и Тенью уже должны вернуться, она немножко подлатает ее. По крайней мере, ее человеческую половину.
— Это было бы отлично.
— Ладно, там видно будет... Но ты, признаться, меня прям огорошил. Чтобы она выбрала себе хозяина!.. — покачал головой Янус.
— Я и сам немного обалдел, когда она пришла ко мне с этим предложением. Но теперь уже что сделано, то сделано.
— Да уж... Ладно, иди за молоком. А потом придешь расскажешь, как все у вас прошло.
— Оно прошло — и это единственное, что я готов рассказать, потому что все остальное я бы с удовольствием выкинул из памяти и помылся, — честно признался я. — Слушай, я все понимаю, конечно... Но что тут у вас за хрень с богами-то происходит? Кого ни возьми — все какие-то звезданутые! Один от депрессии в лесном озере прячется с кукурузным початком в руках, другая задницей виляет и детей ворует, третий вон вообще!..
Я умолк, возмущенный до глубины души...
Блин. Черт. Черт, я больше никогда не буду использовать это выражение, потому что тут же вспоминаю трехголового похотливого урода!
Ян помрачнел, усмехнулся.
— Да, это ты верно подметил. Понимаешь, какая штука... — он на мгновение умолк, потер пальцами лоб. — То, что ты видишь, Даня — это последствия... Как же тебе объяснить, чтобы ты понял... Местные боги переполнены силой, которую не могут использовать. Каждый из них будто втиснут в какую-то уродливую форму, и им приходится как-то вмещаться в ней, искажая себя. Они заперты в мире, где больше не имеют возможности быть теми, кем должны быть. Но и не быть тем, что они есть, боги не могут. Я тебя совсем запутал, да? В общем, им всем хреново здесь, Даня. И они пытаются выживать, всякий по-своему. И при этом изнывают от того могущества и той силы, что приходится им подавлять каждое мгновение их жизни. Кто-то старается забыться с помощью дурмана, кто-то начинает заигрывать с людьми, кто-то утопает в разврате. А некоторые просто сходят с ума в буквальном смысле этого слова. Думаешь, Тлалок очень рад пожирать головы кроликов и по мольбе жрецов включать дождь? Да еще пару веков назад он бы смыл морской волной все это стадо в балахонах! Или Арахна очень счастлива лепешкам, брошенным ей в храме, как безмозглой твари?
Я слушал каждое его слово, как зачарованный.
Мне будто приоткрылась потайная дверь, в которой скрывалась суть всего мира.
— Но... Что им мешает оставаться теми, кто они есть?..
— Младшие боги подчиняются своим законам, — хмуро ответил Ян.— И эти законы для них устанавливаются Великим Пантеоном первородных богов. Которым направить изменчивые потоки энергий этого мира таким образом, чтобы хорошо было им, а не сосланным сюда и отверженным от Чаши Созидания божествам. Весь этот мир, его боги и безумные божки — все это на самом деле очень хрупко, Даня. Ну да ладно. Давай, лечи сейчас свою кошку, но слишком-то не растекайся. Потому что, возвращаясь к нашим насущным баранам, через четыре дня нас ждет большая движуха. Это будет день урожая, и мы со старшим отрядом планируем массовое выступление. И ты — одно из главных действующих лиц.
— Я??? — удивился я.
— Ты, — подтвердил Ян. — Так что будь готов.
— А что мне там делать-то?..
— Потом расскажу. Сегодня уже отдыхай.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я магистра и отправился в кухню.
С теплым молоком я вернулся в свою комнату и принялся поить Нику с ложки. Вылакав таким образом всю чашку, она заснула.
Полночи я караулил Нику и ее жар, вооружившись мокрым полотенцем. И когда щеки девушки стали совсем нестерпимо горячими, я уже собрался было пойти к Яну и попросить или потребовать обратное благословение Джасуры, но тут вдруг болезнь отпустила.
Ника лежала вся сырая и прохладная, и у мне сразу стало как-то спокойно и уютно.
Я лег рядом с ней и мгновенно отключился.
На утро вся школа уже знала, что Ника — кошкодевочка, и я, чтобы оказать ей прикрытие после расформирования школы, стал ее хозяином и теперь забочусь, как могу. Видимо, Ян постарался.