Бежать...
Бежать надо!..
— Напиться... Пить хочу, — сказал я, и, пошатываясь, поднялся с постели.
Но одна из Флор уже подавала мне со столика золоченую чашу с вином.
— Пей, мальчик, — нежным голоском сказала она. — Пей...
— Здесь очень душно, — попытался я придумать новую отговорку, но тут же оказался в плену очередных объятий сразу двух богинь.
— Ты не выйдешь отсюда, пока я не заберу свое, — прошептала мне одна из них, своим дыханием вызывая во мне новую волну неудержимого желания. — А ты никак не хочешь мне его отдать...
Где-то в отдаленном уголке моего сознания пронеслась мысль: ну а что? Умереть затраханным двумя богинями — не самая худшая смерть на свете. Уж мне, работавшему в Ямах, это было точно известно.
Я грубо подмял под себя первую оказавшуюся под рукой Флору...
И тут откуда-то снаружи раздался пронзительный крик людей и истошное мычание коров.
Мои Флоры мгновенно насторожились, позабыв об утехах.
— Не может быть... — проговорила одна из них.
— Кто посмел?! — с яростью в голосе отозвалась вторая.
Они обе подхватились с постели — и обе каким-то чудом уже оказались одетыми. Девушки обнялись — и через мгновение передо мной возникла одна раздобревшая Флора.
Она стремительно вышла из моей комнаты, и стоило только двери захлопнуться за ее спиной, как весь дурман выветрился из моей головы.
— А-ааа, — простонал я, обмякнув на постели.
Но лежать было не время.
Нужно бежать!
Я сгреб себя, как, наверное, бедняга Джас собирал себя по полу своего храма, уронился с кровати и ломанулся в запертую дверь.
Между руками и поверхностью двери вспыхнули золотисто-розовые искры, и меня отшвырнуло в сторону, прямо на маленький столик, Свечи рассыпались, угасая. Одна из свечек упала на кровать, и простыни вспыхнули огненными язычками. Твою мать!
Я осмотрелся в поисках моих вещей и негромко позвал:
— Лёха! Лёха, проснись! Помоги!
Вспыхнувшие глаза некроманта помогли мне быстрей найти штаны посреди сброшенных с постели покрывал.
— Лёха, нужно как-то высадить дверь... Очень нужно! — выпалил я, наскоро натягивая штаны.
— Что, наотдыхался, блудливый? — с укором проговорил Лёха.
— Ну давай теперь в качестве воспитательного момента сожжемся здесь заживо или еще как-нибудь помрем! — огрызнулся я.
— Ладно, в сторонку отойди...
Я прижался к стене. Глаза Лёхи стали синими. Огромная тяжелая кровать приподнялась в воздух, покачнулась — и, как таран, вонзилась в запертую дверь.
Фонтан из цветных искр обжег мне грудь и лицо. Вся кровать разлетелась в стороны в виде трухи и мелких щепок.
Я прикрыл глаза рукой, закашлялся и по-русски выругался на методы некроманта — но тем не менее способ сработал!
Запертая дверь стала дверью открытой!
— Ох и начертания у этой твоей пятигузки, — проговорил слабым голосом Лёха. — Столько силы за один раз сожрали!..
Я его не слушал. Увидев возможность отступления, я рванул из своего постельного затвора — как был, в одних штанах, с мечом и черепушкой на поясе, босиком и позабыв про усталость.
И тут увидел, как в святилище вбежала какая-то жрица.
— Жми сюда! — недевичьим голосом гаркнула барышня, тряхнув рыжими волосами.
— А девочка?.. — спросил я.
— Да вытащили мы девочку, теперь тебя вытаскиваем! — ответил мне Рыжий, швыряя в лицо серую накидку с белыми символами. — Одевайся в подарочек Азры и погнали!
Закутавшись в балахон, я рванул следом за Рыжим на улицу.
И только теперь понял, сколько же времени провел внутри. Я вошел в святилище солнечным утром, а теперь на дворе уже опускался вечер.
А на площади в полной красе развернулся тот самый позорный армагеддец, который Ян планировал в качестве ширмы для освобождения девочки. Но заводить, похоже, пришлось из-за меня.
Вокруг святилища с диким мычанием носилось очумелое стадо коров. Не меньше дюжины зверюг, роняя изо рта белую пену, на глазах покрывались жуткими язвами, теряли лохмотья отвалившейся шкуры, обдавали перепуганных людей смрадными фонтанами из-под хвостов и истошно орали, затаптывая в грязь торжественные букеты и волоча на копытах сорванные гирлянды.
А на крыльце стояла побелевшая и без пудры Флора.
— Джасура, ублюдок!!! — в ярости прокричала богиня в небо, сжимая кулаки. От привычной величавой Флоры не осталось и следа. — Откуда ты здесь? Что я тебе сделала?
Она вскинула руки, поспешно осыпая площадь своими лепестками.
— Пошли, пошли! — торопил меня Рыжий.
И мы бросились сквозь толпу прочь от святилища.
А через мгновение я услышал за спиной бешеный вопль:
— Янус!!! Так это ты, падаль вонючая!..
Рыжий хмыкнул.
— О, кажется пропажу заметила. Причем, двойную.
А яростный вопль Флоры продолжал громыхать за спиной, набирая громкость и мощь.
— Больше тебя ничто не спасет! Больше тебя ничто не спасет в этом городе!!! Я иду к тебе, Янус, и это будет наша последняя встреча!
Я обернулся.
— Твою ж мать!.. — вырвалось у меня из груди.
Потому что та, с кем я только что был в одной постели, начала стремительно преображаться.
Глава 15. Это дождь из боссов - аллилуйя!
На глазах всего народа Флора увеличивалась в размерах. Она росла, как обожравшаяся грибов Алиса в стране Чудес, и при этом набирала ужасающую мышечную массу. Шелковое платье лопнуло на ней, повиснув на одном плече, с хрустом расползлось вверх по бедрам чуть не до пояса.
Но грехи ж мои тяжкие, какая это была грудь! Какие это были бедра! Передо мной была такая женщина, что я даже больше не был уверен, что она — не мужчина.
Это как если бы экранного Геркулеса накололи стероидами и переодели в платье.
— Янус, трепещи!!! — взревела Флора (или грхмм Флор?) и, встряхивая землю своей поступью, двинулась от святилища в сторону нашего кабака.
Она уже не обращала внимания ни на срущих коров, ни на перепуганных верующих. Ее глаза горели алым огнем, вокруг массивного тела и головы, как в насмешку, виднелся нежно-розовый нимб, в свечении которого все еще кружили дурацкие лепестки.
— Вот это жесть... — прошептал я.
Рыжий схватил меня за локоть.
— Живей, живей давай!
И мы побежали.
— Слушай, а что нам теперь делать-то? Когда оно к нам придет?.. — спросил я старшего товарища, который теперь уже преобразился в свое привычное мужское обличие и стал в некотором смысле антиподом Флоры — худым мужиком в женском платье.
— Не ссать, Даня! Все идет по плану!
— По плану все должно было пройти тихо! — возразил я не бегу.
— А у нас новый план имеется, громкий! — уверенно заявил Рыжий.
— Ну тогда все путем...
Но тут рыжий уже чуть менее уверенно добавил.
— Правда, на такое мы все равно не рассчитывали... Но придумаем что-нибудь! Наверное.
Я тихо выругался.
Лучше бы вместо такого утешения Рыжий просто промолчал, чесслово.
Мы вбежали в кабак, как ужаленные, и почти столкнулись в дверях с обеспокоенным Яном.
— Что там за ересь творится? — спросил нас магистр.
За его спиной столпились наши собраться, и у каждого на лице был написан тот же вопрос — что же вообще происходит?
— Там не ересь, там жопа, — выдохнул я, переводя дыхание и показывая руками как рыбак показывает лучшего язя в своей жизни, добавил, — Там такая Флорища!..
— И она идет к нам, — добавил Рыжий.
— Вашу ж мать, — пробормотал Янус. — Что, сильно злая?..
— Да бешеная! И здоровенная!.. — сообщил я.
— Что же за день сегодня такой!.. — воскликнул Ян. — То кружку любимую разбил, то коров нигде не достать, а теперь еще вот это...
Между тем с улицы уже отчетливо доносились грохот шагов приближавшейся богини. От него начали позвякивать окна в харчевне. Где-то наверху вдруг заплакал ребенок.
— Камилла, унеси ее в винный погреб! — громко крикнул Янус. — И чтоб ни звука!
— Боюсь, это нам вряд ли поможет, — заметил Азра.
— Надо выйти и встретить тварь, как надо! — гаркнул Крис.
— А ну стоять! — сердито прицыкнул на него Янус. — Побоище решил устроить? Горожан поубивать и самому убиться?
— Ян, да если мы все вместе выйдем... — попытался возразить Крис.
— Если вы все вместе выйдете, то все вместе и сдохнете! — взорвался Янус. — Совсем крыша поехала? Подмастерье решил перед разъяренной богиней Флорой силушкой похвастаться? Вы ей не чета!!!
От его возгласа задребезжали кружки на барной стойке. Или это от звуков шагов Годзилы в платье?..
— Хорош орать, — раздался из-за спин учеников голос Та’ки. — Дорогу дайте?..
Мы все изумленно обернулись на нашего пухлого покровителя. Маленькая панда, пыхтя и продирая лапами со сна свои глазки-пуговки, протолкнулся промеж крепких учеников к выходу. Потом почесал пузо и обернулся на нас.
— Слушаем внимательно и запоминаем, — неожиданно серьезно и хмуро для своей мохнатой версии заявил Та’ки. — Никаких агрессивных действий с вашей стороны быть не должно. И чтобы там не происходило, ни один придурок не должен выходить дальше двора нашего кабака. Ясно? Даже если этот придурок — магистр.
Он расправил плечи, выпрямился — и сразу стал больше и выше, чем любой из нас. Распахнув двери задней лапой, он впустил в кабак гомон и грохот улицы вместе с прохладным осенним ветром.
И вышел во двор.
Задрав зеленую морду, вдруг взревел, как дикий лесной хищник.
От этого рыка у меня мороз прошел по коже.
Берн тихо выругался.
— Идишь ты, он чего, с ней драться надумал?..
Мы, подталкивая друг друга, заторопились следом за Та’ки. И как раз в этот момент из-за трехэтажного дома с башенками, расположенного по другую сторону нашей небольшой площади, на дорогу вышла Флора во всей своей некрасе.
Та’ки взревел еще раз — долго, протяжно, увеличиваясь в размерах метров до трех и раздаваясь вширь.
А потом звериная туша растаяла, выпуская на свет трехметрового человекообразного Та’ки.