Беги, Даня, беги!
Хрен с ним, с коленом, надо бежать!..
Прихрамывая, я потрусил дальше, пытаясь забыть о боли. Ну же!.. Где это гребаное озеро?!!
И в это мгновение из-за храма выползла еще одна паукообразная тварь и улыбнувшись (или мне так показалось?) помчала мне наперерез.
У меня округлились глаза.
Вот и пришел твой бесславный финал, дорогой друг.
И тут Лёха внезапно и оглушительно грянул:
— Го-осподи поми-иилуй, Господи, прости! По-омогай мне, Бо-оже на моем пути!
Если бы он пел это с какой-нибудь монастырской стены, весь город точно бы упал на колени в ожидании второго пришествия.
Впрочем, истина была бы где-то рядом, потому что земля вдруг зашевелилась, гранитные плиты подернулись синеватой дымкой и задвигались. А из-под них, как в фильме ужасов, начали вылезать скелеты.
Паучина впереди опешила, замедляя шаг. Мохноногий мужик за моей спиной тоже поубавил прыти. А группа скелетонов, подергивая руками и ногами, как наглядное пособие по Паркинсону, приплясывая и теряя запчасти разделилась на два отряда и направились к отпрыскам великой богини.
— Ты глазами-то на хлопай, это ненадолго, — предупредил Лёха. — Сейчас, конечно, костяные займут восьмилапых на пару минут, но кости-то не заговоренные, хрупкие...
Дальнейшие объяснения я уже не слушал. Вливая в ноги уже даже не тепло, а обжигающий жар, весь подобрался и ка-аак стартанул параллельно дороге, подальше от них от всех.
С такой скоростью я еще никогда в жизни не бегал. Ветер засвистел у меня в ушах, будто я рванул вперед не на своих двоих, а на на байке. Перескакивая гранитные могилки как заправский бегун с препятствиями, я ошалело мотал головой, в поисках спасительного озера.
— Осторожней, а то когда силы кончатся — нам полный ептыть будет! — предупредил Лёха
— А если осторожней, то ептыть нам будет прямо сейчас! О! Не дрейфь, дружище, лучше приглядись! — радостно воскликнул я. — Там деревья с листьями!
Впереди и правда маячила небольшая группа кряжистых древесных силуэтов с покоричневевшими лоскутками на ветвях. Похоже, на самом деле белая дорога вела прямиком к озеру!
Лёха опять заголосил свое «Господи помилуй, Господи прости».
Я, грязно ругаясь, мчал вдоль дороги. А следом за нами, поднимая облака пыли, урча и покрякивая ползли пауки и громыхал каменными сапогами местный охранник.
Отличный эпизод для трешового хоррора, блин.
Сердце в груди гулко и больно билось. Ну давай же, озеро, покажись!..
Тут дорога стремительно пошла вниз, и я, наконец, увидел свое спасение. Оно оказалось небольшим и болотистым, но черт возьми это было самое настоящее озеро.
Победа! Она уже близка!
Я так увлекся этой мыслью, что забыл смотреть под ноги.
Куда уж я там наступил, не знаю. Но мои штаны и хвост плаща полыхнули знатно.
И вот такой жар-птицей я помчал гигантскими прыжками к воде под непрекращающееся взывание некроманта Лёхи к Господу.
Наконец я с разбегу плюхнулся в холодное осеннее озеро.
Какой же это был кайф! Круче, чем когда очень приспичит, и ты наконец-то добрался до туалета.
Но расслабляться еще было слишком рано.
Взбесившиеся детишки богини Арахны, капая слюной в придорожную пыль, уже вползали на берег, прищелкивая языками в предвкушении вкусного обеда.
Ну уж нет, обойдетесь!
Я поспешно полез во внутренний карман, чтобы достать амулет. Мокрые петли на одежде, в которой мне уже стало холодно, никак не хотели расстегиваться. Нетерпеливо рванув застежки, я выдрал пуговицы вместе с клочками ткани и, наконец, добрался до амулета.
Надеюсь, Арахна все-таки сделала его правильно.
И вдруг вода вокруг меня забулькала, будто одержимое джакузи.
— Господи, помилуй... — невольно в тон Лёхиному песнопению выдохнул я. — Это что еще за хрень?
А ведь день так хорошо начинался...
— Бросай амулет и вылезай прочь из озера! — крикнул мне Лёха. — Живее!
Вылезай?
Прямо в паучьи лапы, что ли?
Я швырнул намокшее мочало с бусинками подальше от берега и, вытащив меч из ножен, двинулся прочь из воды.
Прости, Арахна.
Но в случае чего я просто так сожрать себя не дам.
Глава 21. В поисках утраченного
Озеро забурлило еще сильней, наполняясь золотистым сиянием. Из воды в разные стороны протянулись длинные лучи, похожие на нити великой богини.
И со всех сторон к озеру устремились ползучие силуэты полупауков, будто в ускоренной перемотке.
Те же, что стояли на берегу, наоборот замерли, как бандерлоги перед Каа.
Готовый ко всему, я медленно вышел на берег, сжимая покрепче холодную и мокрую от воды рукоять меча.
И что теперь будет?
Бросок на счет «три»?
Отпрыски Арахны встряхнулись, поубирали высунутые языки...
Я расставил ноги пошире и занес меч над головой, готовясь к нападению.
И тут восьминогая девица вдруг улыбнулась.
— Добро пожаловать в нашу обитель, странник! — звонким детским голоском поприветствовала она меня.
Немая сцена.
Я — с мечом. Паучиха — с доброжелательной улыбкой на осознанном лице. Посмотреть со стороны — так и не сразу скажешь, кто тут кого сожрать пытался пять минут назад!
На меня устремились осуждающие взгляды других крупногабаритных детишек, в ускоренном режиме подползающих к озеру.
— И вам не хворать, — хрипло проговорил я в ответ, чуть отступая назад.
— Третья, мне кажется, он напуган, — негромко предположил мохнатый чувак.
— Не говори глупостей, Седьмой. С чего бы это ему нас бояться? — зыркнула на него девица.
Третья и Седьмой? Мне не послышалось?
Да уж, Арахна явно не запаривалась, нарекая им имена.
Но на ловушку происходящее все-таки не походило, так что меч я опустил.
— Вы ранены? — охнула девица с кудрявыми светлыми космами. — Позвольте вам помочь!
— Было бы замечательно, — проговорил я.
Похоже, амулет Арахны все-таки подействовал. Но я все равно сохранял максимальную концентрацию, а то мало ли. Вдруг их всех опять перенакроет.
— От него пахнет матушкой, — проговорил мохнатый Седьмой.
— Это неделикатно, — с недовольным видом прошипела на него Третья.
И, повернувшись ко мне, с широкой улыбкой спросила:
— А вы наш новый отчим?..
У меня аж в зобу дыханье сперло.
— Нет!.. — выпалил я.
— Жалко, — вздохнула Третья.
— Тогда почему от тебя так пахнет Матушкой? — подозрительно спросил еще один мохнатый паукомужик, численный эквивалент которого я еще не знал.
— Понятия не имею, — отозвался я.
— Отстань от нашего гостя, — строго приказала Третья. — Ему нужно обсохнуть и обогреться. Сделайте, наконец, костер.
Пум! Пум! Пум!
Шаги голема прозвучали уже совсем близко, и я невольно дернулся, обернувшись на звук.
— О, не обращайте на него внимания, — заверила меня паучиха, по-свойски хватая под руку. — Пойдемте. Он побродит немного и вернется на свое место. К озеру душ его не пустит матушкина магия...
Вскоре на берегу уже ярко горел костер, растянутая на палках одежда медленно высыхала, и мои ноги, замотанные плотной розоватой паутиной, уже почти не болели. Голему надоело бродить вдоль невидимой границы, установленной Арахной, и он вернулся на свое место.
А я сидел на обгорелых останках плаща и пересказывал слегка подкорректированную историю Питера Паркера восьми увлеченным слушателям. Или даже девяти, если считать Лёху.
Как оно так обернулось, я и сам не понял.
Даня Андерсен, блин.
Или лучше Даня Нетфликс?
Завершив историю фееричным спасением придуманной мной паукодевочки, я поднялся и принялся ощупывать одежду. Она пропахла костром и была уже почти совсем сухой.
— Ну вот и портки мои поспели, — сказал я, начиная одеваться.
— Может, еще одну историю? — предложил молчаливый Восьмой.
Ох уж эти мне числительные. Они хоть и выглядели как вполне зрелые особи, эмоционально скорее походили на подростков или даже ребят еще помладше.
И вообще я с удивлением сам для себя обнаружил, что дети — не такая уж сложная субстанция. Когда они не пытаются тебя сожрать, конечно.
Я вздохнул.
— Нет, сначала мне нужно кое-какие дела решить.
— А какие дела? — спросила самая деловитая Третья. — Может, мы поможем?..
— Я должен сделать это сам.
— Если вам нужно что-то из старого города, ищите в Доме юношей — там кое-что пооставалось от прежних жильцов, — посоветовала мне самая мелкая из всех и самая стеснительная — даром что Первая.
— Это такая длинная хибара с проваленной крышей? — уточнил я.
— Да, — кивнула паучиха.
— Супер. Спасибо за совет, — улыбнулся я.
Блин, вот ведь страхолюдины страхолюдинами, а все-таки есть в них что-то человеческое. И из-за этого человеческого я даже почти забыл, как шипела ядовитая слюна в пыли и клыки клацали.
Одевшись, я махнул детишкам на прощанье и направился...
Сначала я и в самом деле собирался посетить длинный дом, но потом ноги как-то сами понесли меня в сторону храма.
Все-таки этот город был посвящен какому-то божеству. И мне почему-то припекло узнать, какому именно. Будто это имело какое-то принципиальное значение.
Я спустился от широкой дороги вправо, прошел через кладбище и очутился прямо перед развалинами святилища.
Створом бывших ворот я воспользоваться не мог из-за начертаний: световая стена до самого верха перекрывала проход желтой дымкой.
Но со стороны образовавшегося пролома никто не оставил никаких заградительных знаков, и я беспрепятственно вошел внутрь.
Есть что-то невероятно притягательное и грустное в разрушенных и заброшенных храмах. Стены, слышавшие столько воззваний и молитв, с шелестом осыпаются, росписи стираются, и вместе с ними уходит в небытие и та вера, которую они символизировали.
Я разглядывал розоватые рисунки на потемневшем, занесенном песком полу, приближаясь к возвышающейся на постаменте в середине святилища каменной женской фигуре без головы.