Он снова поднял на меня пристальный взгляд.
Я откинулся на спинку кресла, невольно копируя позу Нергала и чувствуя, как у меня на губах играет неконтролируемая улыбка.
— Мне кажется, этот вопрос уже неактуален. Потому что, — если я, конечно, не ошибаюсь, — тут уже мне впору спрашивать, что тебе нужно. И для чего ты хотел привести меня сюда.
Губы Нергала дрогнули. Он улыбнулся — причем не только ртом, но и неестественно яркими синими глазами.
— Да, ты и правда не настолько кретин, как можешь показаться на первый взгляд. Но мне любопытно, с чего вдруг ты сделал такие выводы?
— Четыре твои опытные жрицы вдруг попались в руки правосудия в нашем городке — это раз. Второе — следом за ними пришел божественный пес, и моя кошка, твоя бывшая воспитанница, была вынуждена вмешаться и открыть свое прошлое. Третье — мутное и таинственное приглашение через ребенка. И, наконец, ты знаешь, что я курю — а значит, по какой-то причине я оказался удостоен твоего внимания до моего появления в этом святилище. Как-то так.
Нергал кивнул.
— Все верно. Кроме третьего. Я не любитель мутных и таинственных откровений через третьи лица. Так что кто бы тебе не передал послание — его автором был кто-то другой.
Я озадаченно нахмурился.
— Но... кто же тогда?
Рыжая кошка, до сих пор обиженно вылизывавшая свою заднюю лапу возле камина, деловитой походкой направилась к своему хозяину, решительно подобралась пружинкой и запрыгнула Нергалу за колени. Тот коснулся кончиками пальцев ее спинки, и киса довольно заурчала.
— Могу предположить, что это был оракул.
— Оракул? — повторил я, пытаясь припомнить, слышал ли я хоть раз это имя от кого-нибудь из богов. — Кто это?..
— Тот, кто все видит и слышит, но сам остается невидим для взгляда богов и почти никогда не вмешивается в ход вещей.
Я нахмурился еще сильней.
Нужно будет потом обязательно разузнать об этом оракуле Яна и остальных...
—— ... Только я бы не советовал расспрашивать кого-нибудь об этом, — словно подслушал мои мысли собеседник. — Душа нараспашку — это только звучит прекрасно. На самом же деле дом, где нет ни замков, ни занавесок, обычно внутри оказывается убогим и нищим. Потому что все ценное оттуда уже давно вынесли, если таковое когда-нибудь имелось...
Я вздохнул.
— Как человек, проработавший какое-то время в тюрьме, могу возразить, что количество запоров и замков тоже не всегда обещают что-то ценное и прекрасное. Иной раз там можно отыскать отрубленные руки душителя и уродливую голову в ведре. А в открытой всем ветрам и взглядам клетке посреди площади могут ютиться четыре красивые и несчастные девчонки с кошачьими ушами, которые того и гляди околеют от холода и побоев. Я понимаю, что ты — бог смерти. И понимаю, что они, по большому счету, убийцы, и если посмотреть чуть глубже, наверное, заслуживают своей участи. Но они молоды, красивы и самое главное — этот мир не оставил им выбора. Или стать безвольной рабыней, или убивать по приказу божества...
— Нет, Даниил. Мои жрицы — это не просто какие-то там убийцы, — холодно возразил Нергал. — Да и я — вовсе не слепая безрассудная смерть, а возмездие. И мы не убиваем, а караем тех, кто этого заслужил!
Он выдохнул густое облако, и оно нехотя поднялось вверх, оставляя густой аромат.
Я озадаченно приподнял бровь.
— Вот как?.. Могу я тогда спросить, за что получил свой приговор тот аристократ, которого должна была убить Ника?..
— Можешь. Этот человек убил собственного сына, и о возмездии взмолилась его жена.
— А... почему же тогда Ника об этом не знала?..
— Потому что она должна была продемонстрировать безоглядную верность и доверие. Это единственное безусловное требование, которое я предъявляю к своим жрицам. Она не справилась.
— Но те четверо в клетке — они ведь служили тебе именно так, как ты хотел. Отчего же ты оставил их без своего заступничества?..
— Оставил, говоришь?
Нергал мягко взял рыжую кошку за шкирку и приподнял ей голову.
— Познакомься. Это — Антония. Рыжеволосая бестия со вздорным характером, которая едва пережила инициацию и погибла при исполнении первой же самостоятельной миссии, — сказал он. И, отпустив кошку, указал рукой на спинку своего кресла. — А там — Элина и Рю. Опытные, верные жрицы. Одна из них погибла от руки палача, а другая — от кошачьего кашля. Я не оставляю своих жриц, Даниил. Все они возрождаются в моих святилищах — очищенные от человеческой составляющей, прекрасные, невинные как дети и свободные. Законы людей для них уже не имеют значения, закон жизни и смерти над возрожденными тоже не властен. Они живут ровно столько, сколько сами того пожелают. И там, где им будет угодно. Это — часть нашего договора.
Я усмехнулся.
— Ты так говоришь об очищении от человеческой составляющей, будто от какой-то болезни.
— А так и есть, — отозвался Нергал. — Человечество — это болезнь на теле вселенной. По крайней мере, на данный момент.
Он оперся рукой о подлокотник и, задумчиво уставившись на огонь в камине, проговорил:
— Знаешь, почему я не люблю людей? Потому что большинство из вас — моральные уроды. Хилые, слабые и трусливые скоты, готовые подмять под себя любого, кто попадется под ноги, лишь бы самим себе показаться хоть немного выше и сильней, чем есть на самом деле. Ваша жизнь так коротка, но вы умудряетесь за это время по три раза поменять страну, религию, жену, веру, а заодно — систему ценностей, честь и совесть. Вы гадите там, где только что ели. Пожираете тех, кто только что кормил вас с руки. Вы убиваете собственных детей — а жалеете при этом себя!
— В самом деле? — прервал я отповедь Нергала.
Я потушил сигару, с чувством влепешивая ее в стеклянный цветок пепельницы, и она расползлась в стороны неопрятной бахромой.
Табак горчил на языке.
— Ты считаешь, что это люди — моральные уроды? — проговорил я, глядя в упор на своего собеседника. — Но кто же тогда боги?!
Я знал, что сейчас откровенно нарываюсь, но удержаться просто не мог. Ишь ты, люди у него уроды! А боги, значит, все такие в белом пальто и с крыльями, блин, на дебильных шапочках!
Я был готов к тому, что сейчас какая-нибудь великая сила долбанет меня по башке и громогласный возглас наречет меня зарвавшимся смертным...
Но тут произошло что-то странное.
Нергал широко улыбнулся.
— Вот! Теперь мы, наконец, перешли к главному. Ты хочешь знать, кто, по моему мнению, боги? Я тебе отвечу: по большей части они — бессмысленная, развращенная властью шваль.
Он с таким брезгливым удовольствием выговаривал каждое слово, что я понял — это определение он придумал уже давно, и теперь с наслаждением им делился со мной.
Наверное, мое лицо удивленно вытянулось, потому что Нергал вдруг рассмеялся — смех его был хорошим, живым и совсем человеческим.
— Что, не ожидал? Думал, я с пеной у рта начну доказывать божественную непогрешимость?
— Вообще-то да, — признался я.
— Вот еще, делать мне нечего. Паства всегда достойна своего пастыря. И вожака. А вожаки у баранов, как известно...
— Тоже бараны, — закончил я фразу.
— Нет, хуже. Обычно они — козлы.
Я на мгновение замер, пытаясь переосмыслить фразу Нергала, а потом рассмеялся, поскольку как ни крути — все равно получалось смешно.
— Почему сразу козлы-то?
— Ну, потому что бараны слишком тупые, чтобы кого-то куда-то вести, — с усмешкой ответил Нергал. — Поэтому обычно к ним приставляют... — он поднял руку, складывая из пальцев почти рокерскую распальцовку — ... козла!
— Отлично, но если все боги — швали, а люди — уроды, то мы с тобой тогда кто? — с интересом спросил я.
Нергал покачал головой.
— Не подписывай меня под словами, которые я не говорил. Я сказал — большинство, и по большей части, а не все подряд. Я вообще не люблю категоричных утверждений и черно-белых тонов.
— То есть мы — не такие, — сказал я, чувствуя, что против воли опять улыбаюсь.
— Ну разумеется, — отозвался тот. — Мы с тобой — исключение.
— Главное, чтобы не вожаки, — заметил я.
— Да ну, какие из нас вожаки, — махнул рукой Нергал. — Я — одиночка, а ты вообще хрен поймешь, что за птица... Кстати, ты голоден? Мы можем что-нибудь поесть, если желаешь.
— Да, не отказался бы от ужина, — не стал я отпираться.
Во-первых, потому что в желудке и правда было пусто. А во-вторых, за едой вопросы решаются обычно как-то проще и легче.
Нергал поднялся с кресла и звонко щелкнул пальцами. Над длинным большим столом полыхнули символы сразу нескольких конструктов. И через мгновение он весь оказался заставлен блюдами, как в сказке. Какие-то хитрые фазаны, лебедь, рыба, фрукты, торты и закуски запарились нежнейшими ароматами.
— Обалдеть, — только и смог я проговорить.
— Выбирай, что хочешь! — махнул рукой на яства хлебосольный хозяин. — Приятного аппетита.
— А за съеденного фазана мне не придется обещать тебе отдать душу, или что-то такое?.. — пробормотал я.
Бог фыркнул.
— Ешь хоть все — мне не жалко. Можешь поблагодарить за еду перед уходом, но и это необязательно.
Я сел за стол. Окинул взглядом все эти царственные яства — мать моя женщина, а как вообще это все едят?..
— Не стесняйся, — сказал мне Нергал, усаживаясь напротив. Дотянувшись до кувшина, он налил себе в бокал золотистого вина.
— Послушай, а разве... У вас нет каких-то ограничений в плане запасов и всякого такого?.. Я вот знаю одну богиню, которая пиво-то видит по праздникам, если ей подношение соответствующее сделают.
— Это ее проблемы, — отозвался Нергал. — Если ты, человек, освоив демиургику можешь создавать какие-то вещи, то почему я, бог, не могу этого сделать?
— Я думал, ограничения зашиты в свойствах магии каждого из богов, — проговорил я.
— Чушь. Ограничения зашиты в головах. Просто однажды кто-то решил, что божества должны разделиться на элиту и отребье. Элита делает, что ей вздумается, а чернь ожидает подачек и дозволений. Я вне этой системы.