Я в последний раз этой романтической чушью занимался на первом курсе. Ждал под Пушкиным Светку Ермолаеву, которая, кстати, в тот раз так и не пришла. Но не потому, что не хотела меня видеть, как я узнал позже. А потому что загремела с какой-то жуткой ангиной и температурой сорок в больницу. И я таскал ей передачки — шоколад и мандарины. Целых два месяца я ходил не по земле, а по облакам. Хмельной и глупый. А потом наступил март, и все облака превратились в грязь и растаяли, не оставив и следа.
Забавно — я ведь совсем забыл об этой истории! А теперь вдруг почему-то вспомнил. К чему бы это?..
— Даня! Даня, смотри! — окликнул меня Лёха.
Я вывалился из своих воспоминаний — и увидел, что прямо напротив ворот засветилось фиолетовое пятно портала. Из свечения сначала выкатился мой пушистый наставник, а следом вышел человек в черном балахоне. Его лицо скрывал капюшон, в руке был кованый железный посох с набалдашником в виде лошадиного черепа.
Само собой, это был Эреб собственной персоной.
Я поспешно загасил сигарету и, спрыгнув на землю, приблизился к наставникам.
— Приветствую! — как можно почтительней сказал я Эребу. Все-таки бог, блин. И теперь я поступаю под его начало.
— И да примет бог Эреб Даниила, звезду нашей школы, дабы звездил он отныне под его кровом!.. — отчаянно пьяным голосом заявил Та’ки.
Я нахмурился.
— Да будет тебе...
Эреб приблизился ко мне. И я почувствовал, что от его фигуры исходит холод, как от ледника.
— Прежде чем позволить тебе ступить в чертоги школы, которой я покровительствую, мне нужно услышать твое согласие неукоснительно соблюдать некоторые правила, — проговорил он. Отодвинув край капюшона, он чуть приоткрыл лицо, так что теперь я мог видеть его тяжелый взгляд, устремленный даже не на меня, а словно внутрь, в самую мою совесть.
От такого сканирования мне стало не по себе. Впрочем, как и при нашей первой встрече.
— И какие же это правила? — спросил я.
Мой мохнатый наставник икнул.
— Эреб, ну я тебя умоляю! Какие правила? Перед тобой — любимец Фортуны! Так что это... Умерь аппетиты.
Эреб покосился на Та’ки.
— В школе начертаний дисциплина — одно из самых главных требований к ученикам. И к Даниилу будут предъявляться абсолютно те же требования, как и к остальным.
— Ага, дожидайся, — пробормотал медведь.
— Итак, юноша, запомни главные правила, — игнорируя высказывание Та’ки проговорил Эреб. — Первое — никто не должен знать, что ты — из «Парящего грифа».
— Это еще почему? — насторожился медведь.
Эреб покосился на Та’ки.
— Потому что это скверно скажется на репутации школы, которая до сих пор была безупречной!
Мой наставник хрипло забулькал пьяным смехом.
— Ну, это — дело поправимое...
— Второе правило — абсолютное послушание. Наставники пользуются непререкаемым авторитетом среди учеников, и только это обеспечивает полную безопасность учебного процесса. Третье правило — не бравировать личным знакомством со мной. Помалкивать об этом. И четвертое правило — во время обучения не пить вина и не есть дурманных стеблей, если вдруг ты пристрастился к этой пагубной привычке через своего прежнего наставника.
— Я понял, — отозвался я. — Ладно, вина не пить... А пиво-то можно?
— Нет, — строго отозвался Эреб.
— Печально, — вздохнул я, на всякий случай решив не спрашивать про ром или виски. Пока что-то не запрещено — оно автоматически как бы частично разрешено. — Ну, хорошо. Я готов исполнять правила школы!
— Но на посошок надо бы дерябнуть, — заметил Та’ки. — Тем более, Ян велел дождаться Эрика — он все-таки решил, что лучше вас одновременно, так сказать, вживить в тело ничего не подозревающей начертательной школы.
— Чего налить? — спросил я.
— Слышал я, ты каким-то зеленым пузырящимся напитком самого Гермеса до беспамятства напоил, — почти поворковал наш панда, — Хочу попробовать.
— Это запросто, — улыбнулся я. И тут же обернулся к Эребу. — Если ты не против, конечно.
— Здесь он еще не заправляет, так что пусть попридержит свой командный тон! — вмешался Та’ки.
Спорить я с ним не стал, и провозгласил бухалово.
Себе я сделал вискаря, а для панды создал абсент-бум.
Разглядывая бокал с пузырящимся коктейлем, медведь сначала шумно понюхал его, а потом одним движением вылил напиток в пасть.
Потом он крякнул, прищелкнул языком, рыгнул — и потребовал еще.
— Какая странная, но вкусная дрянь!.. — задумчиво проговорил он, на удивление ловко удерживая бокал в своей лапе.
— Настолько странная и вкусная, что даже я пришел на запах, — услышали мы за спиной голос Гермеса.
Обернувшись, я увидел ветхого старика в каком-то рваном тулупе и мятой соломенной шляпе.
— Приветствую тебя, славный бог дорог! — улыбнулся я. — Рад видеть!
— И я тебя тоже, смертный! — сверкнул молодыми белыми зубами старикан.
— Как-то у тебя головной убор не по сезону, — заметил Та’ки.
— Да уж что под руку подвернулось — то и надел, — вздохнул Гермес. Театрально сняв шляпу, он шутливо поклонился моим наставникам. — Хорошо стоите, товарищи боги! Воздухом дышите, выпиваете. Аж завидно. Вот я и подумал — а не присоединиться ли мне к вашей чудной вакханалии?
— Здесь нет никакой вакханалии, — заметил Эреб с некоторым раздражением в голосе.
— Ну, то, что ее пока еще нет, еще не означает, что ее и не будет, — заметил Гермес. И, обернувшись ко мне, сказал. — А не создашь ли ты и для меня этого чудного напитка!
— Что, действительно так чуден? — как-то нехотя и недовольно спросил Эреб.
— Знал бы ты, как плохо мне потом после него было! — с таким искренним восторгом воскликнул Гермес, что я рассмеялся.
— Ты так говоришь, как будто это лучшая характеристика, — сказал я и призвал еще один бокал коктейля.
— Для меня это очень хорошая характеристика, смертный, — заметил Гермес. — Поскольку я пил, и снова пил — и мне не надоедало!
— Просто это был новый для тебя напиток, — предположил я. — Но ведь существует еще множество всяких других, которые ты еще не пробовал!
Эреб сначала с интересом покосился на опустевший бокал в руках у шумного Гермеса. Потом — на Та’ки, который уже принюхивался к моему вискарю.
— Учитель, может быть, и для тебя создать что-нибудь? — осторожно предложил я.
— Это вряд ли, — уже как-то не очень уверенно отозвался Эреб.
— Само собой — у вас же никакой закуски нету! — фыркнул Гермес. — Да и присесть негде. Сейчас я все организую!
Он тут же пропал, оставляя на собой световой след. И не успел это след растаять, как перед нами появился круглый столик с дымящимся мясом и вазой с фруктами, четыре стула и улыбающийся помолодевший Гермес.
И то ли от вискаря на голодный желудок, то ли от чего-то еще мне вдруг стало весело.
Знала бы Стефания, в какой компании я бухаю! Боже правый...
Или, вернее — боги правые!
— Ты забыл — мне стул не нужен, — заметил Та’ки, усаживаясь прямо на землю.
— А он и не для тебя, — сказал бог, и в это мгновение рядом с ним возникло еще одно световое пятно, зеленое, из которого вышла прекрасная Морриган в зеленом платье и черной меховой накидкой.
— Здравствуйте, мальчики! — с обворожительной улыбкой сказала она. — Я тут поймала по пути нашего шустрого друга...
— Ну и отлично, присоединяйся! — отозвался Та’ки, благосклонно кивая своей мохнатой головой.
— Вот и я решил, что без дам тут как-то пресно! — сказал Гермес.
Морриган с улыбкой подошла ко мне.
— Ну, привет, создатель интересных зверей.
— Здравствуй, — сказал я.
— Боги, у вас тут мальчик совсем замерз! — с упреком крикнула остальным Морриган. И, сбросив с крепкого плеча накидку, вручила ее мне. — На, укутайся.
— Да что ты, мне не нужно! — запротестовал я.
— Не глупи, тут только тебе одному может быть холодно, — резонно заметила она и величественно уселась на один из стульев. — Так что вы здесь такое странное пьете?
— А что хочешь, то и налью, — сказал я. — Опиши, какой вкус тебе нравится?
— Хочется сладкого.
— Ну тогда давай попробуем вот это, — я провозгласил бухалово и подал богине бокал мартини. — Если не понравится, сделаю что-то другое.
— А чего вы здесь в такой тишине? Ни танцовщиц, ни музыки, — протянула Морриган. — Гермес, может, метнешься за Грациями? Я только валькирий могу пригласить, но они не очень компанейские девушки.
— Сейчас организуем! — блеснул зубами Гермес и снова растаял.
Тут я почувствовал, как кто-то коснулся моего локтя.
Обернувшись, я увидел Эреба. Его лицо под капюшоном выглядело почти страдающим.
— Знаешь... Сделай мне чего-нибудь покрепче?.. — негромко проговорил он.
Я лучезарно улыбнулся.
— С удовольствием, учитель!
Так я начал разложение дисциплины школы начертаний, еще даже не переступив ее порог.
Глава 17. Орел или решка
В школу начертаний мы явились уже ночью.
Вернее, не явились, а вывалились из кривого портала, который кое-как с третьей попытки создал наш славный новый учитель. Световое пятно возникло примерно в метре от пола, так что, сделав из него шаг, мы с грохотом выстелились на каменном полу, роняя всю свою ношу — мешки с барахлом, труп мародера, мои доски и самого Эреба, который после пары бокалов коньяку превратился в малоподъемную недвижимость.
— Твою мать! — выругался я, потирая ушибленный зад. — Графыч, живой?
— Кажется, — простонал тот в ответ — и первым делом бросился поднимать многоуважаемого учителя. В отличие от нас, старика жесткое приземление ничуть не смутило: широко раскинув руки, он заулыбался, как невинный младенец, и принялся громогласно храпеть.
Везет же богам!
Я почти не пил, опасаясь неприлично расплескаться после перехода по полу новой школы. А этим — и мороз — не мороз, и портал — как дверь в соседнюю комнату.
Кстати, о комнатах.
Я осмотрелся.
Увы, нас занесло вовсе не в святилище Эреба в школе начертаний. А в какой-то широкий коридор, едва освещенный тусклыми масляными лампами, закрепленными под потолком на расстоянии примерно пяти