Несколько минут я просто дышал, прислушиваясь к невнятным и едва различимым отзвукам за спиной.
А потом насильно запретил себе это делать.
Судя по всему, убивать Яна прямо сейчас никто не будет. Да и в любом случае, как я могу ему помочь, находясь в таком положении?
А значит, нужно сосредоточиться на более продуктивных задачах, чем мучительное сопереживание.
Например, довести свою ярость до предела и попытаться тем самым спровоцировать спящего чужого.
Я напрягся, нахмурился, стараясь вызвать эту странную тварь наружу, но все безуспешно. Она не реагировала на призывы и упреки. Все, что я мог — это сжимать кулаки от разочарования.
Что ж, ладно. Чужой — не единственный козырь у меня в рукаве, есть еще кое-какая возможность. И если ею воспользоваться как надо, все должно получиться!
А для этого надо остановить все эмоции и мысли. Сосредоточиться на внутренних ощущениях. Пусть у меня связаны руки, но кто сказал, что символ конструкта непременно должен быть написан всей рукой, а не, скажем, одним только пальцем?
Я закрыл глаза и попытался почувствовать свой источник энергии. Глухо. То ли меня каким-то образом уже хорошенько выкачали, то ли, наоборот, чем-то накачали, потому что какая-то неприятная сонливая ватность потекла по телу, проникая в сознание и не давая собраться.
От досады я хорошенько прикусил себе опухшую губу. Соленая жидкость плеснула мне в рот, и от боли в голове наступило легкое прояснение.
Ну давай же, Даня! Хотя бы что-то простое. Нож, например, чтобы освободить себе руки и ноги.
Оружие. Сталь. Острый. Гладкое блестящее лезвие, как бритва. Удобная рукоять.
Символ вспыхнул в сознании с такой четкостью, что я от радости чуть не выматерился вслух.
И медленно, с особой тщательностью повторил сложившийся в голове символ указательным пальцем, пытаясь так изогнуть кисть, чтобы призванный предмет упал ко мне на каталку.
И я неплохо рассчитал угол наклона, потому что он действительно появился прямо надо мной!
Вот только это был не нож, а зависший острием вниз хороший такой полуторный меч! И, блин, да, выглядел он очень даже острым!
Я дернулся всем телом в сторону — но это было совершенно напрасно.
Задержавшись на мгновение в воздухе, меч рухнул вниз. Он вошел в каталку легко, будто в именинный торт. Вжих — и утонул до половины в моей лежанке.
Аккурат между моих раздвинутых коленей.
Я медленно выдохнул.
Холодные капельки пота сползли с моего виска.
Хорошо, что он не воткнулся чуть выше. А то петь бы тебе, Даня, тенором!
Если вообще петь.
Опасливо покосившись в сторону двери я на мгновение аж дыхание затаил, прислушиваясь.
Но, судя по всему, местные инквизиторы были слишком заняты Яном, а охрана то ли ничего не слышала, то ли ей без особого разрешения было запрещено сюда заходить.
Вот только это ненадолго. Так что теперь мне терять было нечего!
Крепко зажмурившись, я стал придумывать самого жуткого монстра, какого только мог придумать. Здоровенного, мощного, страшного!
Главное — чтобы он меня слушался, как собака. Но понимал все, как человек, иначе как я с ним командами объясняться буду? На уровне Бельского, «дай» и «кака»? А еще моему монстру нужны руки, как у обезьяны, и, конечно же, острые зубы и когти! А еще лучше — две головы. Да, сразу две головы, и пасть такая, чтобы если укусил — то как в «Челюстях». Хрясь — и нет половины противника, только кишки по полу стелятся!
Я смело набрасывал целую кучу вводных, прекрасно понимая, что стопроцентного попадания у меня почти не случается, но, если соединить в одном конструкте несколько синонимичных понятий, шансов заполучить хоть один из этих признаков становится куда больше.
Несмотря на множество элементов, символ в моем сознании понемногу склеивался, пока, наконец, не обрел цельность.
Ну, давай, Даня.
Погнали!
И я принялся сосредоточенно и тщательно выводить пальцем загогулины конструкта. К сожалению, визуально я толком не мог проследить, все ли правильно рисуется. Но выбора не было, и действовать приходилось на ощупь.
Пространство слева поплыло, будто от сильного жара, и даже будто бы подернулось легкой дымкой.
А потом из пустоты на каменный пол шлепнулось мое чудовище, вынырнувшее из глубин небытия.
В том, что оно действительно когда-то плавало, не могло быть никаких сомнений, поскольку у зверюги имелись жабры, плавники и золотистая чешуя. Еще у нее наличествовали четыре руколапы, как у мартышки, и две акульи головы, по одной с каждой стороны туловища. Оно дернулось одновременно в разные стороны и странно, по-мышиному пискнуло.
Что же мне с рыбами-то так не везет?..
Не будь все остальное вокруг так плохо, я бы, наверное, заржал.
Но прямо сейчас мне смеяться не хотелось от слова совсем.
Рыба обиженно моргнула и тоненьким голосом пропищала:
— Ну и что за херню ты сделал?..
— Эмм… Не могу не согласиться, — пробормотал я.
Тут краем уха я услышал за спиной какой-то стук.
— Атакуй врагов, всех, каких только видишь! — крикнул я своей херне, выворачиваясь на каталке полубоком, чтобы увидеть хоть что-нибудь.
— Есть! — отозвалась моя акула и с громким заливистым лаем бросилась куда-то за горизонт моего обзора.
— Мортус! — последовал громкий возглас, и в тот же миг я услышал пронзительный собачий визг.
— Да что же это такое!.. — не выдержав, выругался я. — Ну давай, малышка, сожри их всех!!!
Ко мне неторопливой усталой походкой подошел лысый.
Выглядел он так, будто постарел лет на десять, или неделю не спал.
— Она не может, — сказал лысый и повернул меня лицом к центру комнаты.
И я увидел, как несколько стражей, облепив мою бедную рыбину со всех сторон, в буквальном смысле слова жрут ее живьем!
— Откуда… — прошептал я, не в силах отвести взгляда от развернувшейся картины. — Их же здесь не было…
— Да, — кивнул лысый. — Они содержатся там, — сказал он, указав рукой на стеклянный куб, где черные силуэты мелькали и плясали вдоль прозрачных стен, как черное пламя. Иногда в промежутках их непрозрачных тел я мог видеть Януса, растянутого на деревянном ложе, как на дыбе. — Совершенно необходимый элемент при осуществлении жертвы — утилизируют неконтролируемые вспышки энергии и прочие… непредсказуемости.
Злобная улыбка скривила мне губы.
— Какие же вы… — дальше я с наслаждением выговорил красивое едкое слово, сочетающее в себе сразу несколько матерных корней и крепкий эмоциональный посыл в нужном направлении.
Лысый между тем внимательным взглядом окинул меч и, не обращая ни малейшего внимания на душераздирающий вой и визг несчастной акулы, вытащил из кармана эластичный бинт. Пару раз обернул его вокруг моего правого запястья и начал приматывать к поручню всю мою ладонь разом.
— Да подожди ты, дай хоть созданье свое развоплощу! — запротестовал я.
— Не волнуйтесь, стражи скоро сами справятся с этой задачей, — невозмутимо сказал лысый.
И в самом деле, мой двухголовый монстр вскоре перестал визжать. Он рухнул на пол, зияя белыми костями в прогрыженых боках, и безжизненно раскинул руки.
Я отвел от него взгляд.
Прости, золотая рыбка. Твой старик облажался по-крупному.
Лысый между тем закрепил мою правую руку и занялся левой.
— Однако, это действительно поразительно, — пробормотал он, то и дело поглядывая на меч в каталке. — Беспрецедентная сила. И при этом совершенно безумная.
— Да пошел ты, — сказал я, как выплюнул.
Лысый ничего не ответил. Просто сделал мне еще один укол, с третьей попытки вытащил тяжелый меч из каталки и ушел.
А у меня в голове все поплыло. Хотелось просто закрыть глаза и утонуть в нахлынувшей ватности.
Но что бы эти сволочи не задумали делать дальше, я хотел осознавать происходящее, а не валяться в отключке.
Поэтому я запел. Настолько громко, как только мог! И этот простой способ, как ни странно, действительно помогал мне. Хрипловатым ломаным голосом я озвучивал одну песню за другой, время от времени проваливаясь в полусон и опять просыпаясь.
Сколько прошло времени, я уже не понимал. Но когда в очередной раз я вытащил свое сознание из дремоты и заорал в сотый раз «Ой, мороз, мороз, не морозь меня», в нашей палате вдруг обнаружилось довольно много людей.
Перед опустевшим стеклянным кубом в рядок были выставлены стулья, на которых сидели мужчины и женщины в белых халатах, небрежно наброшенных на плечи поверх деловых костюмов. Они возбужденно переговаривались между собой, то и дело бросая в мою сторону заинтересованные взгляды.
Рядом со мной вместо лысого стоял пожилой пузатый дядька в толстых круглых очках — он считал мой пульс, прижимая пальцы к артерии на шее. Игнорируя недовольство доктора, я покрутил головой, пытаясь найти Януса, и обнаружил его у дверей, рядом со спящей Фортуной. Он был накрыт до самого подбородка белой простыней. Но самое главное — он дышал.
Мои губы дрогнули в кривой усмешке.
Давай, дядя. Отвяжи меня. Я тебе устрою!
— Отвязывать его нельзя, — словно подслушав мои мысли, заявил очкастый, обернувшись к большому собранию. — Его тело все еще в тонусе, так что он вполне в состоянии управлять им.
— Так сделайте еще инъекцию! — ответил ему со своего стула один из костюмчатых мужиков.
— Я бы не рекомендовал, — неуверенно проговорил очкастый. — Похоже, сердце работает на пределе.
— Может, попробуем схему ослабления? — подала голос тетка с серым пучком и красными губами. — Не откладывать же процедуру, раз уж мы все здесь собрались. Как, по-вашему, он выдержит?
— Да, это как раз можно, — кивнул очкастый. Он прикрепил к моей груди какой-то датчик, еще один — к виску, и покатил к стеклянной комнате.
Очутившись внутри, я сразу услышал уже знакомый шелест и перешептывание теней, хоть и не видел ни одной из них. Расположив меня рядом с перепачканным кровью деревянным ложем, очкастый, опасливо озираясь, торопливо зафиксировал каталку специальными скобами на полу и вышел за дверь. Прикрыв ее до половины, быстро шепнул: