Закончить свой философский монолог Самеди не успел, потому что угасший парень в желтой жилетке вдруг подхватился, вытаращил белые глаза и прокричал:
— Уезжайте в Москву немедленно! Прямо сейчас! Ситуация изменилась!
И опять отключился.
Меня аж пот пробрал.
— С этим Оракулом, блин, заикой станешь… — проговорил я.
И мы без всяких заездов в тайную берлогу полетели прочь из Петербурга.
Наша машина шла впереди, указывая всем направление. Время от времени бедный жрец подскакивал на месте, чтобы проорать очередную телефонограмму, и поскольку это всегда случалось неожиданно, привыкнуть к таким его попыткам инсультировать окружающих не было никакой возможности.
Медленно опускалась ночь, и машина почти летела над дорогой, едва касаясь колесами дорожного полотна. Наслаждаясь спокойной дорогой, я задумался о том, что, если бы Оракул не был такой странной сранью себе на уме, мы могли бы куда меньшей кровью отыскать Сета с Фортуной.
Но божество преспокойно наблюдало, как я корчился в застенках ордена, и вмешалось в течение событий только сейчас.
Почему?
Что изменилось с тех пор?
И единственным ответом, который приходил мне в голову, было имя Азатота.
Неужели я должен был пройти через все это для того, чтобы во мне проснулась личность великого хаоса?..
После полуночи мы закупились колой и всякой сухомяткой, чтобы на подступах к Москве с голодухи копыта не протянуть. Вернее, я сидел в машине, а Демка с водителем бегали в магазин.
До икоты наевшись, я благополучно уснул, воспользовавшись тем, что трансляции Оракула прекратились.
А проснулся я от ласкового, но при этом тревожного похлопывания по колену.
— Даня, милый, мне жаль тебя будить, но тут происходит какая-то жесть, — негромко проговорила Деметра, с хмурым лицом глядя вперед промеж передних сидений.
В ответ я пробубнил что-то невнятное, пытаясь собрать свое сознание в кучу.
Машина плавно сбавила ход и остановилась. Демка принялась нетерпеливо трясти меня за плечо.
— Даня, просыпайся!
Окончательно продрав глаза, я осознал, что за окном уже рассвело. Посветлевшее небо пылало золотисто-розовыми облаками на востоке. С левой стороны от нас тянулись железные кресты какого-то кладбища, с которого в сторону дороги медленно приближалась темно-серая масса слившихся воедино стражей. Справа чернел густой лиственный лес, из которого один за другим выходили люди в темной одежде, вооруженные до зубов.
А на перекрестке прямо перед нами стояло пять мощных внедорожников с хищными мордами, за которыми плотной стеной на высоту стандартной пятиэтажки поднималась почти непрозрачная серая стена, похожая на локализованный грозовой фронт. Она то вытягивалась выше вверх, то немного опадала, будто дышала, время от времени вспыхивая голубоватым свечением. Трава под ней даже не трепетала, а прижалась к земле гладким ковром. Напряженный гул, шорох и шепот, доносившиеся снаружи, напоминали белый шум.
Остатки сна мгновенно выветрились из моей головы. Рука потянулась к мечу.
— Похоже, мы в очередной раз попали в неприятности, — проговорил Самеди.
Капитан Очевидность, блин.
Как вообще мы докатились до жизни такой с Оракулом-то в качестве проводника? Разве он не должен был уберечь нас от каждой выбоины на дороге⁈
Или он опять затеял какую-то свою игру?
Вот ведь чертовы боги.
Я оглянулся назад. Все остальные наши машины также остановились, и со всех сторон их обступила серая стена.
Ничего себе нас закольцевали.
Когда я опять посмотрел вперед, у крайнего правого внедорожника открылись двери, и на дорогу неторопливо вышли два крепких мужика в бронежилетах и с оружием в руках.
А следом за ними с заднего пассажирского места выбрался еще один — на вид лет тридцати, среднего роста, подтянутый и прямой, как струна.
Одет он был в серую футболку и джинсы. Никакой брони или оружия, как у других, я при нем не увидел.
И все это могло означать только одно: что на самом деле именно этот человек был самым опасным и значимым из всех.
— Сиди внутри, — хмуро сказал я Демке, перетаскивая ее через себя. И, поправив плед на плечах, толкнул дверь и вышел наружу.
За мной последовал Самеди. Из соседних машин повыбирались Янус, Петр, еще один парень в желтой жилетке и Фемида с Бельским на руках. К груди малыш прижимал слишком тяжелого для младенческих ручек Лёху.
Последней появилась Деметра, наплевав на мою просьбу оставаться внутри. Впрочем, это было ожидаемо.
И как только наша бравая команда полностью выгрузились, из всех внедорожников разом начали выходить люди. Понятия не имею, как эти здоровяки умудрились поместиться всего в четырех машинах! А они между тем все лезли и лезли, как из бездонных бочек, пока, наконец, целая маленькая армия не выстроилась рядом с парнем в футболке.
Мы стояли и смотрели друг на друга, как две стаи перед схваткой.
Они — крепкие, хмурые, в камуфляже.
И мы. В пледах и распашонках, с женщинами и детьми. И с мечами.
Красота!
Противостояние века, блин.
Если чужой во мне опять не проснется — звездец нам всем. Я даже рыпнуться и призвать ничего не успею.
— Даниил Кораблев? — с полувопросительной интонацией сказал парень в футболке, глядя прямо на меня.
Ага, значит, знает меня в лицо.
— Допустим, — ответил я. — А ты кто такой?
— Я — четырнадцатый пророк Эреба, Владлен Зорин. Преемник этого ссыкуна в подгузнике, — заявил тот, кивнув в сторону Бельского. — Хочу с тобой поговорить.
Я усмехнулся. Смерил его взглядом.
В Бельском и без официального представления чувствовался статус. Одежда, манера держаться и говорить наглядно доказывали, что он не простой пенсионер.
Но в этом мужике ничего подобного не ощущалось.
— Как-то ты больно молод для главы ордена.
Тот усмехнулся.
— Это не я слишком молод, а твой приятель слишком любит нафталин и не умеет пользоваться имеющимися ресурсами, как следует, — ответил он. — И я не глава ордена, а руководитель русского филиала, если можно так выразиться.
Я не стал развивать эту тему и спросил:
— Что тебе нужно?
— Я же сказал — поговорить. Только без богов и предателей. Пусть пока в машине посидят.
— Тогда уж и без вооруженной группы поддержки с твоей стороны.
Зорин хмыкнул. Кивнул.
— Резонно. — И, повернувшись к своим, громко скомандовал: — Всем отойти на двадцать шагов, стволы опустить!
Мужики в камуфляже послушно опустили оружие и начали отступать шаг за шагом.
— Кака, кака! — встревоженно завопил младенец Бельский.
— Вернитесь пока в машины? — попросил я своих.
— А если этот хрен палить прикажет? — хмуро спросил Янус. — Что вообще ему нужно от тебя?
— Самому интересно. Поэтому сядьте пока внутрь и подождите немного.
— Ладно, — нехотя отозвался он.
Покосившись на Зорина, вся моя команда нехотя вернулась в машины.
Глядя друг другу в глаза, мы с нынешним главой ордена двинулись друг другу навстречу.
— Я слышал, ты куришь, — сказал Зорин и вытащил из кармана пачку сигарет. — Может, по одной?
— Спасибо, но мне в этом вашем подземелье уже достаточно дали прикурить, — хмыкнул я.
Зорин улыбнулся. И на удивление улыбка у него была хорошая, искренняя, ничуть не похожая на хищный оскал.
— Это еще вопрос, кто там кому прикурить дал, — сказал он. — Раскатал ты моих дураков хорошо. Брызги придется смывать даже с потолка.
— Хочешь, чтобы я возместил клининговые издержки? — саркастично поинтересовался я, тем не менее угощаясь настойчиво предлагаемой мне сигаретой.
— Даже если бы ты говорил всерьез, я вряд ли бы взял твои деньги, учитывая ограниченное количество мест, где ты мог бы их хранить, — сказал Зорин, щелкнув старинной бензиновой зажигалкой.
Я не сдержал улыбки. Прикурил. Шумно выдохнул дым в сторону.
— Так о чем разговаривать будем? По доброй воле я не сдамся, даже не надейся.
— Ну, это само собой, — отозвался Зорин, зажав сигарету губами и следом за мной потянувшись к огоньку зажигалки. — Я — человек разумный, о невозможном не мечтаю. И, к слову, того же хотел бы и от тебя.
— Я слушаю.
Лицо Зорина стало абсолютно серьезным, даже хмурым.
— Понимаю, что прямо сейчас ты, наверное, просто кипишь от ненависти к нам.
— Причем совершенно без повода, верно? — хмыкнул я.
— Видишь ли… — его губы дрогнули в легкой улыбке. — Нельзя быть хорошим для всех. Можно лишь для кого-то.
Сигарета замерла у меня в руке. Внутри все похолодело.
Черт возьми, он же сейчас говорит моими же собственными словами!
— Ты… копался в моей голове?
— Может быть, — все с той же раздражающей полуулыбочкой отозвался он.
— Нет, это совершенно определенно и точно. И это… — Тут меня осенило. И я мгновенно догадался, почему мы оказались в ловушке. — Это была не единственная голова, в которой ты копался. Я понял. Ты хакнул жреца.
Зорин удовлетворенно кивнул головой.
— Неплохо. И терминология такая… жизнерадостная. Современная. Да, я воспользовался восприимчивостью его расшатанного сознания к внушению. И попутно подслушал тебя. Мне понравилась эта твоя мысль, и я ее запомнил. Ты, говорят, по рождению наш, местный? Так вот подумай и ответь мне честно, хотел бы ты чтобы здесь, в твоем родном мире воцарились живые боги? Такие, как там?
Я внимательно смотрел на Зорина, все еще недопонимая, что он хочет этим сказать.
— Можешь не отвечать. Потому что я знаю, что нет. Хочешь, я тебе скажу, откуда это знаю?
— Ну уж окажи любезность.
— А все просто, Даниил. Ты способен к состраданию. Ты не добил доктора, не бросился обыскивать все комнаты, чтобы отомстить скрывавшимся там ученым, среди которых были женщины. И наверняка тебе было очень жаль беременную богиню и покрытого ранами старого знакомого. Не так ли? А боги, Даниил… У них сострадания нет. Редкие симпатии — возможно. Свои интересы — всегда. И неограниченная, жестокая власть, которой почти нереально противостоять. Чем тебе не мой орден? По большому счету, разница лишь одна — у нас нет сострадания к богам