— Эй, налейте-ка синенькой! — громко крикнул Ян человеку за барной стойкой.
И, сочувствующе поглядев на меня, добавил:
— Ну а что ты хотел? Она хоть и зовется Флорой, но отцом-то ее был Инуус. Так что весна и цветочки у нее того, со специфическим уклоном. Говорят, от ее поцелуя в лоб полумертвые старики потом месяцами из борделей не вылезали.
— Кто такой Инуус, даже спрашивать не буду, — сказал я, без раздумий вливая в себя шустро поднесенную в высокой рюмке синюю жидкость.
В первый момент мне показалось, что я выпил жидкий огонь.
Горло перехватило, но зато все остальное мгновенно отрезвело и расслабилось.
— Закуси, — сказал рыжий, подавая мне на острие ножа розовый кусок окорока.
Я послушно сунул мясо в рот, и наконец-то смог вздохнуть.
— Но, видимо, он очень хороший бог, — проговорил я.
— Да, только с фаллосом вместо головы, — отозвался Ян.
Я поднял на него недоумевающий взгляд.
— В смысле… фигурально?..
— Да если бы.
Видимо, выражение моего лица было настолько говорящим, что Ян расхохотался.
— Давайте-ка выдвигайтесь на передовую, я вас сейчас догоню…
Мы направились к выходу, и десятки любопытных глаз прожигали дыры нам в спинах.
Когда мы очутились снаружи, я спросил:
— Он это серьезно? Про Инууса?
— Шутит, — улыбнулся рыжий.
— Я так и подумал, — облегченно вздохнул я.
— Ну, то есть вообще такой древний бог и правда есть…
— Пожалуйста, дальше не продолжай, — перебил я его. — Это определенно не то, что я хочу знать в подробностях!..
Мы оба рассмеялись.
Янус вышел буквально через минуту, и мы вместе направились к остановке местного четвероногого транспорта.
На этот раз трястись в кибитке мне не пришлось — рыжий привел нам троим по лошади, и я возблагодарил небеса, что хотя бы в чем-то оказался подготовленным к местной жизни.
В седле я держался отлично. Спасибо деду, который когда-то настоял, чтобы меня отдали на верховую езду.
Усевшись верхом, мы поехали в школу боевого искусства, которой руководил Янус.
Она называлась «Парящий гриф».
Когда я спросил, почему вдруг гриф, и непременно парящий, а не летящий там или с вершины смотрящий, Ян ответил, что просто ему так захотелось.
Что-то в его голосе и взгляде мне подсказало, что не все так просто. Но переспрашивать я не стал.
До места мы ехали около часа. И наконец на холме среди полей возникли очертания школы.
Высокую ограду плотно обвивали кудрявые плети плюща, так что внутренняя территория была надежно укрыта от посторонних глаз. Над зеленой ширмой возвышалась только громоздкая башня и рыжая черепичная крыша. С постамента, установленного над тяжелыми черными воротами, на нас хищно поблескивала огромная бронзовая птица с крючковатым носом и голой шеей.
А слева от школы виднелось большое черное выжженное пятно, как лишай в густой зеленой шерсти.
— Ну ты погляди, а! — выругался Ян. — Опять сукины дети чужие посевы изгадили.
— Ну так не зря говорят: магистр за ворота — ученикам хлыста охота, — с усмешкой заметил рыжий.
— Щас я им устрою, — многообещающе отозвался Ян и, свистнув плетью, рванулся вперед.
— Добро пожаловать в нашу крепость, — улыбнулся рыжий. — И привыкай ничему не удивляться.
Ворота распахнулись сами.
Я увидел впереди большой двор и песчаную площадку для тренировок, где сейчас кружили в поединке двое парней. В глубине огороженной территории стояло здание самой школы — белое, двухэтажное, с двумя широкими лестницами и нелепой башней, выраставшей прямо из середины черепичной двускатной крыши.
Парни с мечами при виде Яна тут же остановились, подобрали животы и расправили плечи.
— Какой хрен опять поле подпалил?! — заорал тот на учеников.
Парни что-то ответили, но смысл сказанных ими слов ускользнул от моего сознания.
Потому что в этот момент слева от ворот, в зарослях малины, я увидел зеленого медведя.
Он был небольшой — всего метра полтора в высоту. Медведь сидел на пухлой меховой заднице, нелепо раскинув задние лапы, и с хрустом грыз толстый сочный стебель, похожий на шпинат или сельдерей — не помню точно, как называлась та мерзкая трава, из которой так любила делать салат Ленка.
И при этом его шерсть была почти такого же цвета, как этот стебель, и только на ушах и вокруг маленьких красных глазок она становилась совсем темной, почти черной, как у панды.
Увидев меня, медведь перестал жевать.
— Ну чё уставился-то? — пьяным голосом сказал панда и звучно икнул. — Проезжай себе…
У меня отвисла челюсть.
— А ты чего сюда-то приперся? — спросил рыжий у медведя.
— Тебя не спросил, — буркнул медведь. Поднявшись на задние лапы, он, тяжело переваливаясь, прошел несколько шагов вдоль ограды и рухнул на брюхо, с хрустом ломая кусты. И захрапел.
— Это кто? — шепотом спросил я, не в силах отвести взгляда от зеленого мохнатого созданья.
— Та`ки, — ответил рыжий, как будто это должно было все объяснить.
— В смысле — Таки?..
— Ну так его зовут.
— А что он такое?..
— Он — зеленый говорящий медведь, — проговорил вдруг панда, чуть повернув морду и приоткрыв один красный глаз. — А ты — тупица.
— Отдыхай! — прикрикнул на панду рыжий, и, тронув коня, пояснил:
— По закону у каждой школы боевых искусств должен быть бог-покровитель. Вот Ян где-то его и откопал. Говорят, он был божком пьяной рощи где-то на юге. С тех пор по школе бродит эта хрень, жрет свой горький дурман, который влетает «Грифу» в приличную сумму, но зато у нас есть официальный бог-покровитель. Такие дела.
— Курица или яйцо! — вдруг громко крикнул панда нам в спину. — Сила и магия! Вечно все путают… — его голос понизился до бормотания, и дальше уже ничего нельзя было разобрать.
Я обернулся.
— Да не обращай ты на него внимания, — махнул рукой рыжий. — Но обижать и насмехаться нельзя. У нас вот Бобер разок попробовал — Ян ему одним ударом четыре передних зуба выбил. Вставные пришлось делать. Вот только доктор размером ошибся, так что у него теперь даже когда рот закрыт, передние зубы меж губ выглядывают. Потому и Бобер.
— А чего он себе другие-то не сделает?..
— Так больно же.
— А, ну это да… — понимающе кивнул я.
Ян между тем уже отдал лошадь одному из тренировавшихся парней и широкими шагами направился к входу в особняк.
— А что с новичком-то делать? — крикнул ему вслед рыжий.
Ян остановился. Обернулся.
— А, да… Я и забыл совсем. Даня, а чем ты до этого занимался? Только не говори, что головы рубил.
Твою мать. Да какая тебе разница, чем я занимался в Ямах? Я ж сюда к тебе за новой жизнью приехал!
— Да я это…
— Чего? — Ян приложил ладонь к уху, намекая, что я мусолю что-то невнятное себе под нос и он ничего не слышит.
— По хозяйству я был! — нашел я наконец более-менее сносную формулировку.
— В крахмальном переднике койки застилал или нужники чистил? Ты конкретнее!
— Чистил пыточную и посуду для заключенных! — крикнул я в ответ, осознав, что очередное унижение неизбежно.
— А, понял! Тогда на кухню его определи, пусть Леандру помогает.
Махнув рукой на прощанье, Ян направился к белокаменной лестнице особняка.
Ну вот, Даня, ты и осуществил головокружительный прыжок от плошек к тарелкам. Браво, это было круто.
И что теперь, молча проглотишь очередную порцию говна, которое кинула в тебя жизнь?..
Я тихо выругался себе под нос — по-нашему, по татаро-монгольски.
— Ян, подожди минуту!..
Я соскочил с коня, сунул поводья в руки слегка опешившему рыжему, и поспешил за Яном, который и не думал останавливаться и семимильными шагами направлялся в особняк.
Двери за его спиной хлопнули аккурат перед моим носом.
Кого-нибудь, возможно, это бы задержало или привело в смущение.
Даже, возможно, меня — где-нибудь месяцок назад.
Но не сейчас.
— Ян, стой!! — крикнул я, с силой распахнув тяжелые двери.
И тут же оказался лицом к лицу со здоровенным громилой в кожаном нагруднике, и с мечом в руках, хотя судя по тому, как он ощерился, главным оружием здоровяка был вовсе не он, а кривые желтые зубы.
— Кто такой и куда? — крикнул он мне в лицо, аж плюясь слюной от сторожевого запала.
Но мне-то терять было нечего.
— Я к Яну! — не менее страшно гаркнул я ему в ответ.
— Пошел нахрен, здесь нет таких! Есть господин великий магистр школы боевых искусств «Парящий грифон» мастер Янус! — без запинки выпалил здоровяк. — И он тебя сюда не приглашал!
— Август, уймись! — раздался басистый голос Яна.
Глянув за плечо громиле, я увидел большой пустой холл с огромными окнами и белыми стенами — и своего нового начальника, который все-таки не выдержал и остановился на первых ступенях широкой лестницы на второй этаж, укрытой серым ковром.
Здоровяк выпучил глаза.
— Мастер, но он осмелился…
— Тебя не касается, — одернул его Ян. Потом перевел взгляд на меня и спросил: — Ну? Чего тебе?
Я подошел к Яну, пытаясь по пути сообразить, как и какими словами сказать ему то, что меня мучило. Так, чтобы не показаться неблагодарной сволочью, но чтобы он понял.
— Слушай, я вот что хотел… По поводу кухни…
— Что, работенку почище попросишь? — хищно улыбнулся тот, сверкнув зубами, как клыками. — Посуду мыть надоело?
— Да ну тебя, — разозлился я. — Я по-твоему что, очень на пугливого похож?! Или на брезгливого? И кашу мыл, и кровавую кашу мыл — и ничего, как-то не растаял!
— Тогда дело-то в чем? — уже с серьезным лицом спросил Ян, круто выгнув одну бровь.
— Да в том что я не против ишачить, но только ишаком опять становиться не хочу! Работать в качестве разнорабочего на кухне — это совершенно не то, о чем мечтаешь, попадая в школу боевых искусств.
— Ну так и ты — не объект мечтаний для магистра школы.
— И тем не менее я поступил сюда в качестве ученика!
— Допустим, — хмыкнул Ян. — Только ведь и я тебя не на улицу вышвырнул.