Арахна шмыгнула носом, ткнулась синюшными губёшками в щеку.
— Ох и хороший ты, Даня… Пойду я, наверное, посплю. Ты только резко не вскрикивай, ладно? Не люблю этот звук. А вот постанывать можешь, — снисходительно разрешила Арахна. — От этого я не просыпаюсь. Наоборот, даже спится крепче.
Не дожидаясь моего ответа, она прошуршала лапками по мрамору, подползла к ближайшей колонне и взобралась по ней на самый верх. Потом протянула золотистые нити через все святилище и в считанные секунды сделала себе подобие гамака, в который и завернулась.
А я, стиснув зубы, с трудом перевел дыхание.
Положение мое было, прямо скажем, незавидное.
Что ж, Даня, хотел пройти коротким путем? Получай! Исполнено!
Теперь чего напек — то и кушай.
Или скушают тебя.
Наверное, логичней всего в такой ситуации было бы материть восьминогую богиню, каяться в грехах и готовиться к смерти.
Но, как ни странно, Арахну я ни в чем не винил.
Да и вообще. Она сказала, прямо здесь и сейчас я могу стать явным истинным грифом.
И тогда больше никто и никогда не назовет меня «обрезком». Я гордо подниму голову…
— А-аа! — вырвалось у меня из горла против воли.
Так, на чем я там остановился? Ах да. Короче, я подниму голову, расправлю плечи и гордо скажу им всем в лицо…
— Бл*ть!!! — выкрикнул я в ночную тишину вновь захлестнувшую меня боль, пугая ночных птиц.
Арахна проборомотала что-то себе под нос, шевельнула ногами и продолжила спать, как ни в чем не бывало.
Я шумно выдохнул и закрыл глаза.
Чего там говорила Майя?
Храм души. Надо найти, мать его, храм, моей, мать ее, души!
А в моей голове между тем продолжалось кино — десяток внутренних мониторов в режиме он-лайн транслировали жуткие волдыри, кровавые трещины на коже, белеющее мясо на ребрах…
Хрен с ним.
Пусть так. Допустим.
Допустим, моя душа — это кинотеатр. Ну или куча мониторов, где транслируется всякая жесть.
И где-то тут есть сокровищница.
Или что-то в этом духе.
Если я это «что-то» найду, я смогу усилить свое тело и, если повезет, в целом повлиять на его состояние.
И на ощущения — тоже.
Я смогу победить боль.
Я должен.
Для начала нужно выкинуть из головы это дурацкое кино. Потому что я не хочу смотреть на то, как кислота паутины разъедает мою кожу и мясо. Не хочу — и все!
Стиснув зубы, я сосредоточился на внутреннем зрении, стараясь не обращать внимания ни на что другое.
Это так же просто, как вслушиваться в слова звучащей с улицы песни, когда тебе на живот поставили горячий утюг.
Но вдруг жуткие картинки в моем мозгу отключились.
Я провалился в ватное полубредовое состояние, и в моей голове на ускоренной перемотке кто-то включил всю мою жизнь.
Со стороны я видел ковер на стене в детской, большую пожарную машину и руки деда, видел школу и поцелуй девочки Леры под новогодней елкой у метро.
А потом скорость перемотки стала еще быстрей. Множество одинаковых кадров. Вот мое студенчество, вот моя работа, машина, квартира — все тусклое какое-то, выцветшее…
Самолет…
Черная мгла в воздухе.
И тут поток кадров остановился.
На фоне черного нечто, надвигающегося на наш самолет, я отчетливо видел прозрачный профиль, как если бы с той стороны иллюминатора сидела стеклянная женщина, немного склонив голову.
Почему до сих пор я не вспоминал об этом видении?
Это ведь было потрясающее зрелище: прекрасное женское лицо и абсолютная катастрофа, которую я мог видеть сквозь него.
Призрак медленно повернулся ко мне, улыбнулся и потянулся ко мне сквозь стекло.
И тут на мгновение лицо потеряло прозрачность и стало живым.
Я видел темные волосы, большие голубые глаза, крупный рот с маленькой темной родинкой под нижней губой и серьги в форме дисков, усыпанные по кругу драгоценными камнями.
А потом улыбка призрака мягко коснулась моих губ, оставляя ощущение тепла…
От этого воспоминания я вздрогнул и будто очнулся ото сна.
Но на самом деле я вовсе не проснулся, а наоборот, погрузился на какой-то еще более глубинный уровень забытья. Или провалился в даркнет своего сознания.
Святилище Арахны, паутина, боль, шум ветра в листве — все это исчезло. Остались только коричневато-рыжие сумерки, будто я находился в пещере, освещенной факелом.
А у моих ног светился крошечный серебристый огонек размером со спичечную головку.
Я понял сразу: это и есть мой источник магической энергии.
От радости у меня аж в зобу дыханье сперло. Я присел рядом с ним, желая получше разглядеть, и тут меня охватило странное ощущение, будто сердце внутри меня стало увеличиваться.
В глазах помутилось. В груди стало тесно. Вдох мне никак не давался — внутри моего тела для воздуха не осталось места. Голова закружилась, и я не то закричал, не то зарычал, пытаясь совладать с ощущением, что меня вот-вот разорвет на куски…
И тут, наконец, я очнулся по-настоящему.
И обнаружил себя в святилище Арахны посреди обрывков окровавленной паутины, а над моей головой ослепительно сияло полуденное солнце.
Я был почти голый — от всей моей одежды остались только дырявые сапоги, уплотненный гульфик, ремень на поясе и горловина от ученической куртки. На коже вместо ожогов розовели свежие рубцы, но даже если бы я был покрыт волдырями и ранами, я бы вряд ли расстроился.
Потому что я больше не был обрезком.
Мир вокруг вдруг заиграл новыми красками!..
Я распахнул руки, готовый обнять весь этот новый мир и радостно засмеяться от переполняющего меня счастья, как вдруг за спиной услышал яростное шипение Арахны.
Обернувшись, я увидел на ступенях ощерившуюся паучиху — и Яна с обнаженным мечом в руке.
Глава 21. Гадости и сладости
Я посмотрел на Яна, потом — на разорванную паутину с белой дымкой. И снова на Яна…
— Твою ж мать! — громогласно выругался я, готовый разбить или сломать что-нибудь от досады.
Еще немного — и я мог бы преодолеть рубеж! И тогда под этим солнцем стоял бы уже не Даня-обрезок, а Даня-истинный гриф!
Столько муки, столько усилий — и все впустую? И только потому, что моему магистру пришло в голову спасти меня?
Ян и Арахна, услышав мой возглас, дружно повернули ко мне головы.
— Слава магии, очухался! — воскликнул Янус. — Собирайся, похищенная королевна. Домой пора. А то, понимаешь, повадился утреннюю тренировку прогуливать…
— Тебе это так просто с рук не сойдет, — угрожающе прошипела Яну Арахна.
— Чё ты там бормочешь? Скажи громче, не слышу! — потребовал Ян, делая шаг к Арахне.
Паучиха попятилась.
В происходящем было что-то очень неправильное. Как вообще смертный человек может угрожать богине?
Даже если он сильный маг.
И, что удивительней всего, Арахна его боялась.
Она поджала мохнатые лапы и вдруг резко метнулась ко мне.
И в то же мгновение Ян оттолкнулся от мраморного пола, будто от батута. Прыжок — и он оказался прямо передо мной, наставив на замершую Арахну острие меча.
— Если ты сделаешь еще хоть одно резкое движение, кроме змеиных шкур здесь будет вялиться еще и маленькая, жалкая паучья тушка, — сказал Ян. — Позорная смерть для богини, ты не находишь?
— Ян, да я сам попросил, чтобы она помогла мне как можно быстрее вырасти! — вступился я за Арахну.
— Насчет твоей дурости мы позже поговорим, — хмуро заявил мой магистр.
— Пожалуйста, опусти меч, — взмолился я, всерьез испугавшись за свою горе-подругу. — Она ни в чем не виновата!.. А вот ты испортил мне все превращение!
— Превращение во что? В питательное желе? В следующий раз лучше помолчи, когда взрослые разговаривают! — прикрикнул на меня Ян.
Несколько мгновений они с Арахной смотрели в упор друг на друга, пока паучиха медленно не отступила. Чудовищная личина сдулась, превращаясь обратно в привычный мне хрупкий облик.
Ян убрал меч.
Потом подтолкнул меня в плечо, и мы двинулись из святилища в лес.
Ян молчал, сердито похрустывая ветками под подошвами. Потом махнул рукой в заросли кустарника.
— Туда! — скомандовал он. — Там кони.
Я хмуро подчинился.
Усевшись верхом, мы двинулись в сторону портала.
— Злишься, что помешал? — с кривой усмешкой спросил, наконец, Ян.
— Есть такое, — честно ответил я.
— Ну и зря. Если бы не мое вмешательство, через пару часов твоя плоть уже не подлежала бы восстановлению. Совершить прорыв, как ты говоришь, может ты и успел бы. Но вот вдоволь порадоваться ему — это вряд ли.
— Да я уже в шаге был от него, когда ты все прервал! — проворчал я.
— А еще восстановил твои икры, бедра и мясо на ребрах, потому что когда я вскрыл кокон, они были уже полупрозрачными, — хмуро сообщил Ян.
— В смысле?..
— В смысле, практически готовыми к употреблению. Понимаешь, Даня, водить дружбу с богами нужно очень осторожно и никогда не забывать, кто они и кто ты. То, что для них — забавы, привычки и свойские потасовки, для человека может оказаться смертельным. Некоторые из из богов простым пьяным хлопком по плечу могут переломить тебе хребет. Потом они могут очень даже расстроиться из-за этого досадного обстоятельства, но тебе уже будет все равно. И что касается Арахны, похоже, она действительно не хотела тебе зла, иначе на паутине кроме кислоты был бы еще стекленеющий яд. Но даже так ничто не помешало бы тебе умереть в ее коконе. А к гибели смертных боги по большей части относятся, как ты — к осеннему увяданию листвы. То есть жалко, конечно, что лето кончилось, но таков порядок вещей. Потому что когда твоя жизнь насчитывает тысячи лет, даже крепкая дружба длиной в человеческую жизнь превращается в приятную мимолетную встречу. Ясно тебе?
— Ясно, — буркнул я.
На самом деле он говорил вполне справедливые и логичные вещи, но все равно мне было огорчительно их слышать.
— Вообще нам бы в школу побыстрей вернуться. Ты сможешь галопом-то без членовредительства?