Насте приходилось сдерживаться. Тамара Васильевна продержала Сашу на контроле до конца октября. Кажется, это было назло Игорю Павловичу, который, в свою очередь, назло ей не отставал и заставлял Сашу заниматься после занятий каждый учебный день, в конце тренировки давая невыполнимое задание. Невыполнение которого и было поводом для новой отработки. Окончание срока «детоксикации» закончится сегодня, и Саша решил не провоцировать ситуации, после которых его снова придётся собирать по кусочкам. Ребята его поддерживали на протяжении всего этого времени, но темпы роста замедлились, несмотря на все старания. Физические показатели пока с отрывом шли впереди магических, по большей части благодаря подполковнику, так что Саша с благодарностью принимал его тумаки.
Света также внесла свою немалую лепту в его развитие. Она пичкала его книгами, наравне с Фёдором Остаповичем старалась поддерживать сколько-нибудь приемлемый уровень в заклинаниях и, что самое главное, тренировала его противостоять телепатическим атакам. В любой момент нахождения в убежище, Саша ожидал, что в его голову залезут и начнут творить всякое с его разумом. Поначалу он не мог выявлять это, за что наказывался разного рода шутками. Света могла запутать его мысли, наслать иллюзии, вызвать жгучую жажду или желание облегчиться посреди тренировки с другими ребятами. Она часто подшучивала над ним, ставя в неловкую ситуацию. Понимал он это только тогда, когда обнаруживал себя разговаривающим с воздухом или отвечающим на звонок по собственной ладони.
С точки зрения теоретических и вспомогательных навыков, всё это было чрезвычайно полезно, но скоро его ждали первые занятия на полигоне, когда Палыч сможет пуститься во все тяжкие, и это немного пугало.
Снова Саша задумывался, как бы ему перестроить свой график. Стоит ли ему продолжать факультатив у Фёдора Остаповича? Стоит ли штудировать учебники в таких количествах? Всё это, несомненно, давало эффект, но по сравнению с практикой, настоящей и жестокой, было слишком медленным путём развития. Также Саша закончил читать «Автобиографию», и она не вылезала из его головы. Он совершенно не понимал, почему ему посоветовали прочитать именно эту книгу, но интуиция подсказывала, что смысл в этом был. Что-то скрывалось между строк этой работы Лисневского, и Саша уже не один раз перечитывал её в поисках этого чего-то.
****
Владимир вошёл в здание, где собирался Совет. Пётр Павлович, давний друг и верный соратник вот уже не один десяток лет, озарился приветливой, почти счастливой улыбкой. Он прервал беседу с одним из мелких дворян, рода явно неприметного, потому что фамилия его вертелась на языке, но в голову ничего конкретного не приходило.
– Здравствуй, Владимир Ильич! Я рад, что ты всё-таки решили прийти.
– Здравствуй, дружище! Как же я мог не проигнорировать подобное? Решается судьба многих родов, в том числе и моего.
– Да, здесь ты точно подметил. Великое перемирие! Три крупнейших Сообщества в кои-то веки соизволили сесть за стол переговоров.
– А все остальные пришли урвать свой кусок выгоды.
– А что ещё им остаётся делать?
Они шли сквозь залу. Попутно Владимир приветствовал своих знакомых, приятелей, друзей и врагов. Вот, к примеру, князь Белов – глава рода, умудрённый годами опытный маг, бывший член Тверского Сообщества Магов, к которому принадлежал и род Штоцких. Но что более важно – расчётливый и хитрый политик и интриган. Одним из первых начал сбивать авторитет Владимира двадцать лет назад, а теперь занимал высокое положение в Сообществе Московской Губернии. Учтиво кланяется и приветливо улыбается.
Пётр Павлович, зная неприязнь Владимира к этому человеку и совершенную неспособность держать себя в руках в подобных ситуациях, спешно повёл его к дверям в зал собраний.
– Слышал о новых реформах? – спросил Пётр Павлович.
– Конечно. Кто ж о них не слышал?
– И что ты о них думаешь? Я считаю, что давно пора. Хватит эксплуатировать народ! Так и до второго Пугачёва недалеко будет.
– А ты хоть подробности читал? Такие резкие изменения и так запоздало… а я ещё себя плохим организатором считал…
– Не стоит на себя наговаривать. Скромность никогда тебе не была к лицу. Особенно при твоих-то достижениях
– А, пустое, – отмахнулся Владимир. – Я и половины былого величия роду не вернул. И не надо меня утешать! – прервал он попытку друга, уже открывшего было рот. – А вон такие, как этот, – он посмотрел в сторону Краевского, хорошего управленца с задатками еврейского торгаша, но довольно посредственного воина, – такие и в беде выгоду найдут и себе в плюс используют. Мне такое не дано.
– Да, иногда думается: не на то жизнь положил… ну так к реформам – неужто ты против?
Они уже почти пошли к дверям.
– Нет, конечно, нет. Как я уже говорил – управляющий из меня никудышный и я, быть может, не способен видеть всю картину, но крестьяне от такой свободы загнутся пуще прежнего. Им же такие аренды взвинтят, такие отступные, что всю жизнь горбатиться останутся и, дай Боже, чтобы их внуки настоящую эту свободу увидели.
– Ну, так ведь и нашему брату всего за раз лишаться не можно. Не отдавать же последнюю рубашку!
– Тоже верно… вот и думается, что с реформой запоздали. Начали бы раньше, плавно, – глядишь сейчас всем и жилось лучше. А теперь на это времени уже нет. Край! Вот до чего довели.
– Ты бы потише, друг… недругов у тебя хватает, а стены здесь с ушами, – посоветовал Пётр Павлович.
– Я уже так устал от всех этих игр, что… впрочем, всему своё время. Давай уже займём свои места. Совет скоро начнётся.
Они пошли в просторное помещение, обитое дорогими коврами. На стенах висели картины известных художников, по большей части русских, хотя и западные творцы иногда попадались. Высокие окна частью скрывались за искусно шитыми шторами, пропуская ровно столько света, чтобы не приходилось зажигать светильники. Виктор Александрович Строганов, хозяин поместья, в котором сегодня собрались все самые значимые маги России, встал напротив толпы перед портретом своего отца в полный рост. Сходство бросалось в глаза – тот же большой нос с горбинкой, широкий подбородок, густые брови, придающие пущую серьёзность, когда он хмурился. Как, например, сейчас. Строганов поднял руку в знак просьбы о тишине, и гул в зале утих.
– Господа, – начал он, – объявляю первое заседание Совета Объединённых Сообществ открытым.
Среди присутствующих волной побежал шёпот. «А не спешит ли князь с выводами?», «Неужели всё уже решено?», «Да Виктор Александрович у нас оптимист, извольте заметить». Кто-то и вовсе не сумел сдержать краткое фырканье или смешок. Хозяин дома сделал вид, что ничего не услышал. Оно и верно. Затевать разборки в собственном доме, да ещё и при главах Трёх Сообществ, значило лишь усугублять и без того напряжённую обстановку. Поэтому Виктор Александрович продолжил.
– На повестке дня – обсуждение условий союза. Сначала выступят представители Сообщества Московской губернии, Сообщества Санкт-Петербурга и Сообщества Сибири. После выступят представители других Сообществ и главы отдельных родов, – он сделал небольшую паузу, как бы убеждаясь, что все всё уяснили. – Согласно жребию, первым начинает представитель Сибирского Сообщества, Аленин Ратмир Изяславович.
Вперёд выдвинулся огромный атаман. Рука его лежала на рукояти шашки, а за поясом угрожающе торчал пистолет. Но не это наводило ужас на всех, кому довелось повстречать этого исполина. Потомок того самого Ермака Тимофеевича, он имел абсолютный авторитет среди своих и чужих. Оборотень-берендей, человек со стальным характером, знаменитый своей жестокостью. Лицо его, покрытое щетиной, которая прерывалась в местах многочисленных шрамов, могло иметь одинаковое выражение и при убийстве, и на обеде, и на светском вечере у какого-нибудь дворянина. Говорят, какие-либо эмоции он выражал лишь посреди битвы, если та смогла ему показаться достаточно интересной. Кто-то же пустил слух, что видел его улыбающимся только единственный раз, когда атаман играл со своей дочкой. Сыновья его, кстати, до сего времени держались поблизости. Статью они пошли в своего отца и характером, судя по всему, тоже. Это был один из тех магов, с которыми даже сам Владимир не желал бы встретиться в битве в качестве врагов.
Ратмир Изяславович обвёл взглядом присутствующих, стуча пальцами по ножнам. Потом, на удивление чистым и вполне ораторским голосом, изрёк:
– Сибирь согласна объединиться. Нам хватает того, чем мы владеем. Но наш представитель должен иметь решающий голос в Совете, а земли – остаться неприкосновенны!
Вновь поднялся гул. Пока дело шло к тому, что три крупнейших Сообщества снова начнут тянуть на себя общее одеяло. Каждый представитель заявит о суверенности своих земель и внутренних дел и о том, что его Сообщество обязано стать во главе Совета. Остальным, более мелким Сообществам и родам, перспектива остаться ни с чем абсолютно не радовала. Какое может быть единство, если каждый снова заявит о независимости?
– Господа! Господа! – воскликнул Виктор Александрович, – каждому из вас будет предоставлено слово. Прошу, дайте всем представителям высказать свою позицию!
– Я всё сказал, – заключил Ратмир. – Сибирь подчиняться никому не собирается. Или так, или без нас.
Он отошёл к своим сыновьям, хищно осматривавшим среди толпы особо бесстрашных, что рискнут допустить неосторожность по отношению к их отцу. Таковых, конечно же, не нашлось.
Когда гул утих, Виктор Александрович вызвал второго представителя. Добронравов Фёдор Владиславович, мужчина средних лет, отличившийся на службе в царской армии и знаменитый дуэлянт. Причём дуэли он любил и магические, и обычные, и всегда выходил из них победителем. Мастерство ли позволяло ему играть со своей жизнью или удача, неизвестно. Но многие назвали его никак иначе как Счастливчик. Он не занимал пост главы санкт-петербургского Сообщества, но считался в нём вторым человеком по важности. Алексей Никитич Раужский, глава Сообщества, сейчас находился за океаном и присутствовать сегодня не смог, но Фёдор Владиславович не уступал остальным представителям ни в своём авторитете, ни в знатности рода. А назначение его на высший пост все и так считали лишь вопросом времени.