. Светлые боги, силою которых возвращается лето и земля осеменяется дождем, представляются в колядках возделывающими нивы:
Ей в поле, поле, в чистейком поле —
Там же ми й оре золотый плужок,
А за тим плужком ходит Сам Господь;
Ему погонят та святый Петро;
Матенка Божя насенечько (семена) носит,
Насенья носит, пана Бога просит
«Зароди, Божейку, яру пшеничейку,
Яру пшеничейку и ярейке житце!
Буде там стебевце саме тростове[259],
Будут колосойки, як былинойки,
Будут копойки, як звездойки,
Будут стогойки, як горойки,
Зберутся возойки, як чорны хмаройки»,
т. е. будет копен так же много, как звезд, стоги станут словно горы, а возы приедут за хлебом тучами. По указанию других вариантов, плуг влекут волы златорогие[260]. У лужичан известно следующее предание: бедный крестьянин сеял ячмень при дороге; проходила мимо Пресв. Мария с Малюткою Христом и сказала: «Помогай тебе Бог, добрый человек! Как только посеешь, ступай за серпом и начинай жать». Только что скрылась Она за горою, а жиды уже гонят за Пречистою Девою. «Не проходила ль тут женщина с малым ребенком?» – спрашивают они у крестьянина. «Недавно прошла – в ту пору, как я ячмень сеял.» «Ох, ты глупый! Ведь этому будет двенадцать недель», – возразили жиды, видя, что ячмень уже поспел и мужик жнет его[261]. Малорусская колядка, передавая то же предание, дает Пречистой Деве вместо Младенца Христа птицу-сокола, что указывает на древнее представление новорожденного (восходящего) солнца птицею и на суеверное смешение богини Лады (Зóри) с Богородицею: пашет убогий селянин,
З'jeдного коньця оре, з’ другого сее,
Лежит ми там, лежит давно стежейка,
А стежейков иде Матенка Божя,
Несе ёна, несе на ручках сокола:
«Бог помогай вбогий седлячьку!»
– Бодай здорова, Матенька Божи!
«Будут ту ити жиды и жидовки,
Не поведай же ты, же я теперь ишла;
Поведай же ты, же я тоди ишла,
Коли тый орав, пшеничейку сеяв!»
Ище Мати Божя пречь гору не прейшла,
Стали ей, стали жидове вгоняти…
«Ци не ишла тоди така белоглава,
Ци не несла ёна на руках сокола?»
– Ишла ёна, ишла, коли я ту орав,
Коли я ту орав, пшеиичейку сеяв;
А теперь уж я пшеничейку зажав[262].
Жиды выслушали ответ и поворотили назад. Между памятниками апокрифической литературы имеется сказание о том, как св. Петр и другие апостолы увидели в поле «человека, орюща волы, и просиша хлеба; он же иде в град хлеба ради; апостоли же без него взоравше ниву и насеявше, и прииде с хлебы и обрете пшеницу зрелу»[263]. По свидетельству обрядовых причитаний, произносимых на Новый год при посыпании зерновым хлебом, Илья-пророк носит пугу житяную: где ею махнет – там жито растет. И апостол Петр, и пророк Илья являются в народных поверьях с чертами древнего громовника, бога – низводителя дождей, растителя злаков и творца урожаев[264]. Все, что растит земля, есть дар небесных богов (Святовита, Дажьбога, Перуна, Волоса, Лады), согревающих ее солнечными лучами и поящих леса, поля и нивы живительною влагою дождя. На Руси говорят о хлебе: «дар Божий» (пол. zboze – жито), «святой хлеб», «сноп святого жита»; хлеб-соль принимается за эмблему плодородия, богатства и счастья, служит необходимою принадлежностью всякого семейного и общественного торжества[265], предохраняет от колдовства и нечистой силы[266]; первая песнь, при святочных гаданиях, возглашается хлебу: «Мы хлебу песнь поем, хлебу честь воздаем!»[267] Принимаясь за новую ковригу хлеба, крестьяне произносят: «Господи, благослови!» «Сказать на хлеб худое слово» они считают за величайшее беззаконие; не следует ни сорить хлебом, ни катать из него шариков – не то Бог накажет неурожаем и голодом. Кто, вкушая хлеб, роняет крошки наземь, за тем подбирают нечистые духи, и если собранные ими крошки будут весить больше самого человека, то душа его по смерти достается дьяволу. Напротив, кто не брезгает хлебом, ест его черствый и цвелый (с плесенью), тот не будет бояться грома, не потонет в воде, доживет до преклонной старости и не изведает нищеты. Крестьяне тщательно собирают хлебные крошки и кормят ими домашнюю птицу, а черствые корки бросают в затопленную печь[268]. Все земледельческие работы (посев, жатва, молотьба и проч.) уже в глубочайшей древности получили священное значение; они обставлялись различными религиозными церемониями, жертвоприношениями и призыванием богов[269].
С приходом весны приступают к удобрению и вспахиванию полей и засеву яровых хлебов. Перед началом этих работ, а равно и после – перед покосом и жнитвою, совершается крестный ход на поля, причем церковные хоругви и образа бывают увиты свежею зеленью и цветами; священник благословляет нивы и кропит их святою водою. На Сретенье каждый хозяин освящает для себя восковую свечу; эту свечу он заботливо хранит в амбаре, а при посеве и зажинках выносит ее на собственное поле, как эмблему того небесного огня, который возжигается богинею Ладою и действием которого земля получает силу плодородия. На Благовещенье и в Чистый четверг поселяне освящают просвиры и потом привязывают их к сеялкам: в некоторых же деревнях просвиры эти высушиваются, стираются в порошок и смешиваются с хлебными зернами, предназначенными для посева[270]; в Черниговской губ. принято освящать в церквах самые семена[271]. Засевальщики, выступая в поле, молятся на три стороны: восточную, южную и западную, в каждую бросают по горсти зерен с низкими поклонами и затем уже принимаются за посев[272].
Во Владимирской губ. уцелел любопытный обряд водить колосок. Около Троицына дня, когда озимая рожь начинает колоситься, бывает обрядовое шествие на засеянные ею поля. Молодые женщины, девушки и юноши, собираясь на окраине селения, схватываются попарно руками[273] и установляются в два ряда, обращенные друг к другу лицами; по их соединенным рукам, словно по мосту, идет маленькая девочка, убранная разноцветными лентами. Каждая пара, которую она прошла, спешит забежать вперед и стать в конце ряда; таким образом процессия подвигается до самой нивы. Здесь девочку спускают нáземь; она срывает несколько колосьев, бежит с ними в село и бросает их возле церкви. Во время шествия поют следующую песню:
Или:
Ходит колос по яри,
По белой пшенице;
Где царица шла —
Там рожь густа:
Из колосу осьмина,
Из зерна коврига,
Из полузерна пирог.
Родися, родися
Рожь с овсом;
Живите богато
Сын с отцом![275]
Когда рожь, ячмень и пшеница поспеют, хозяйка с хлебом-солью и громнитною[276] свечою в руках отправляется зажинать ниву. Первый нажатый ею сноп называется именинником; хозяйка приносит его в избу и ставит в переднем углу у божницы. Впоследствии сноп этот обмолачивают отдельно; собранные от него зерна носят для освящения в церковь и частью мешают с семенами, оставляемыми для засева полей, частью же берегут как целебное снадобье – на случай различных недугов. Соломою от этого снопа кормят больную скотину. В старину, для того чтобы умолот был изобильнее и лучше, первый (зажиночный) сноп относили в овин или на гумно и оставляли там до молотьбы. По обычаю, принятому в некоторых малорусских уездах, зажин делается священником. По окончании жатвы жницы обходят ниву, собирают случайно не срезанные серпом колосья и вьют из них золотистый венок[277], переплетая его васильками и другими полевыми цветами; венок этот надевают на самую красивую девушку и затем отправляются на хозяйский или господский двор с песнями. Впереди идет мальчик и несет украшенный цветами сноп. Подходя к воротам, поют:
Одомкни, пане, новы ворота,
Несем вяночек з’щираго злота;
Ой выйдзи, пане, хоць на ганечек[278],
Ой выкупь-выкупь злоты вяночек,
Бо то вяночек з’злота увитый.
Хозяин или помещик выходит на крыльцо, встречает жниц с хлебом-солью и угощает их обедом и горилкою. Венок, свитый из последних колосьев, и сноп, принесенный мальчиком, передаются хозяину со словами: «Дай Боже, щоб и на той год уродывся хлиб!» – и до 6 августа должны оставаться в переднем углу под образами; в этот же праздничный день носят их в церковь и освящают вместе с разными первинками, а именно: вместе с хлебом, приготовленным из нового жита, сотами, только что вырезанными из улья, новыми яблоками и грушами. Зерна от этих освященных колосьев сохраняются для будущего посева. Чтобы узнать, какой посев будет урожайнее: ранний, средний или поздний, отрывают от венка три колоса и закапывают их в землю; один колос знаменует ранний посев, другой – средний, третий – поздний, и, смотря по тому, какой из трех колосьев скорее и лучше пустит ростки, заключают о сроке, наиболее выгодном для осеменения полей