Человек питается плодами их творческой деятельности, но не должен забирать всего; часть хлеба он обязан оставлять для житных духов, дабы они могли прозимовать без нужды и заботы. Следуя стародавнему обычаю, крестьяне оставляют на полях несколько несрезанных колосьев, в саду несколько несорванных яблок, а на току несколько пригоршней обмолоченного зерна и за все это ожидают на будущий год богатого урожая. Кто не исполняет этой обязанности, у того житные духи похищают хлеб из закромов[297]. Западные славяне рассказывают, что дедко всю зиму сидит заключенный в житнице и поедает сделанные запасы[298]. Как существа стихийные, являющиеся в бурных грозах и дождевых ливнях, житные духи смешиваются с духами дикой охоты и неистового воинства. Вместе с этим житный дед сближается с Одином, а житная баба, Kornmutter, с Frau Gode, Гольдою или Бертою. И Один, и Frau Gode чествуются, как податели земного плодородия; и тому, и другой поселяне оставляют на лугах и нивах часть нескошенной травы и несжатого хлеба; Frau Gode сидит в колосистом жите, и последний сноп называется Erntewôd; чтобы Гольда (Frau Holle) не поедала хлеба из житниц, для нее оставляют на ниве три несрезанных колоса. Согласно с двойственным представлением Гольды то светлою, благодетельною богинею, то злою, демоническою ведьмою, житная баба не всегда дарует урожаи; раздраженная на земледельца, она палит его нивы и пожирает его хлеб[299], славяне отождествляют ее с Бабой-ягою, а немцы с железною Бертою. Описанные нами обряды «водить колос», водить «Талаку» и носить наряженный в женские платья сноп знаменуют шествие богини земного плодородия. Что уборка хлеба обставлялась у славян различными религиозными церемониями, на это имеются положительные свидетельства. По словам ибн-Дасты[300], славяне в пору жатвы насыпали в ковш просяные зерна, подымали их к небу и молились: «Господи – Ты который даешь нам пищу! снабди теперь нас ею в полной мере». В Арконе жатвенный праздник сопровождался мольбою и жертвоприношениями Святовиту, гаданиями о будущем урожае и общественным пиршеством. Иногда кукла, приготовляемая из последнего снопа, представляется ребенком (Erntekind, Kornkind). В зрелом колосистом хлебе древний человек видел прекрасное дитя, порожденное плодовитою Землею, – дитя, которое в жатвенную пору отделяется от ее материнского лона. Это воззрение очевидно из польского обыкновения кричать тому, кто срезывает последние колосья: «Ты отрезал пуповину!» По народной примете, та жница, которая связывала последний сноп, должна непременно родить в продолжение года[301].
После представленных нами исследований мы вправе сказать, что духовная сторона человека, мир его убеждений и верований в глубокой древности не были вполне свободным делом, а неизбежно подчинялись материальным условиям, лежавшим столько же в природе окружающих его предметов и явлений, сколько и в звуках родного языка. Слово человеческое, по мнению нагих предков, наделено было властительною, чародейною и творческою силою; и предки были правы, признавая за ним такое могущество, хотя и не понимали, в чем именно проявляется эта сила. Слово, конечно, не может заставить светить солнце или падать дождь, как верили язычники; но если не внешнею природою, зато оно овладело внутренним миром человека и там заявило свое чарующее влияние, создавая небывалые отношения и образы и заставляя младенческие племена на них основывать свои нравственные и религиозные убеждения. Часто из одного метафорического выражения, как из зерна, возникает целый ряд примет, верований и обрядов, опутывающих жизнь человеческую тяжелыми цепями, и много-много нужно было усилий, смелости, энергии, чтобы разорвать эту невидимую сеть предрассудков и взглянуть на Божий мир светлыми очами!
IIIПредания о Сотворении мира и человека
Предание о Сотворении мира, живущее в устах русского народа, обставлено такими подробностями, которые, несомненно, принадлежат глубочайшей древности.
В книге Терещенко предание это записано в такой форме:
а) «В начале света благоволил Бог выдвинуть землю. Он позвал черта, велел ему нырнуть в бездну водяную, чтобы достать оттуда горсть земли и принесть ему.
– Ладно, думает Сатана, я сам сделаю такую же землю! Он нырнул, достал в руку земли и набил ею свой рот. Принес Богу и отдает, а сам не произносит ни слова…
Господь куда ни бросит землю – она вдруг является такая ровная-ровная, что на одном конце станешь – то все видно, что делается на земле. Сатана смотрит… хотел что-то сказать и поперхнулся. Бог спросил: чего он хочет? Черт закашлялся и побежал от испугу. Гром и молния поражали бегущего Сатану, и он где приляжет – там выдвигаются пригорки и горки, где кашлянет – там вырастет гора, где привскачет – там высунется поднебесная гора.
И так, бегая по всей земле, он изрыл ее: наделал пригорков, горок, гор и превысоких гор»[302]. Такое творение земли народ на своем эпическом языке называет сеянием: «Взял Бог песчиночку и насеял всю землю с травами, лесами и всякими угодьями»[303]. Приведем различные варианты;
б) «Ото, як Господь сотворити свит (рассказывают в Малороссии), той говорит до найстаршего ангела Сатанаила: а що, каже, архангеле мий! ходим творити свит. – Да видимо, Боже! – каже Сатанаил. От вони и пишли на море, а море таке темнее – сказано: безодня. От Бог и каже до Сатанаила: бачишь оттую безодню? – Боже! – Иди ж, каже, у тую безодню на самее дно, та дистань мени жменю песку: та гляди – як будешь брати, то скажи про себе: беру тебе, земле, на имя Господне. – Добре, Боже! И впернув (нырнул) Сатанаил у самую безодню на самий песок, такой зазлистно ему стало: ни, каже, Боже! и свое имя; нехай буде и твое, и мое. И бере вин такой каже: беру тебе, земле, на имя Господне и свое! Сказал; прийшлося виносити, а вода ему той песок так и измивае. Той так затискает жменю, але де вже Бога ошукати! Затим зигулькнув из моря, так того писку як не було – геть вода смила. Не хитри, Сатанаиле, каже Господь; иди знова, та не притсчуй своего имя! Пишов знову Сатанаил, примовля: беру тебе, земле, на имя Господне и свое! – и знову песку не стало. Аж за третим разом сказав уже Сатанан беру тебе земле, на имя Господне! – и ото уже несе тай не стискае жмени, так и не. На долони, щоб то вода легла. Але дарма: як, набрав повну руку, то так и вынес до Бога.
И узяв Господь той песок, ходить по мори тай рассивае, а Сатанаил давай облизовати руку: хочь трохи, думае, сховаю для себе, а потим и землю збудую. А Господь россияв: а що, каже, Сатанаиле, нема билыце песку? – А нема, Боже! – То треба благословити, каже Господь, такой, благословив землю на вси чотири части як поблагословив, так тая земля и почала рости.
Ото росте земля, а тая що у роти соби росте; дали так разрослася, що й губу росперае. Бог и каже: плюнь, Сатанан. Той, зачав плювати да харкати, и де вин плював – то там виростали гори, а де харкав – то там скали».
По другому преданию, от этого произошли болота, пустыни и бесплодные места.
«От через що у нас и земля не ривна. Воно ще кажуть, що набито тискали та гори Бог знае доки б росли, а то Петро да Павло як закляли их. Вони вжей не ростут.
А то вже Господь и каже до Сатанаила: теперь, каже, тилько посвятити землю, але нехай вона соби росте, а ми видпочиньмо. – А добре, Боже каже Сатанаил. И лягли вони спочивати. Господь почивая, а Сатанаил и думае, шоби землю забрати; и ото пидняв его та й бижить (чтобы кинуть в воду), а моря нема; вдарився на пивнич – и там не видати. Побивався на вси чотири части свит; нигде нема моря… Бачить вин, що ничого не вдие, несе Бога на то саме мисце то сам коло него лягае. Полежав трохи тай будить Бога: вставай, Боже, землю святити. А Бог ему и каже: не журись, Сатанаиле, земля моя свячена; освятив и ночи на вси чотири боки»[304];
в) в Галиции рассказывают, что в начале веков было только небо да море; по морю плавал Бог в лодке и встретил большую, густую пену, в которой лежал черт. «Кто ты?» – спросил его Господь. «Возьми меня к себе в лодку, тогда скажу». «Ну, ступай!» – сказал Господь, и вслед за тем послышался ответ: «Я черт!»
Молча поплыли они дальше. Черт начал говорить: «Хорошо, если бы была твердая земля и было бы, где отдохнуть нам». «Будет! отвечал Бог, спустись на дно морское, набери там во имя мое горсть песку и принеси; я из него сделаю землю». Черт опустился, набрал песку в обе горсти и примолвил: «Беру тебя на имя мое!» Но когда вышел на поверхность воды – в горстях не осталось ни зернышка. Он погрузился снова, набрал песку во имя Божее, и когда воротился – песку у него осталось только за ногтями.
Бог взял этот песок, посыпал по воде и сотворил землю ни больше, ни меньше, как сколько нужно было, чтобы им обоим улечься. Они легли рядом – Бог к востоку, а черт к западу. Когда черту показалось, что Бог заснул, нечистый стал толкать его, чтобы он упал в море и потонул; но земля тотчас же далеко расширилась к востоку.
Увидя это, дьявол начал толкать Бога к западу, а потом к югу и к северу: во все эти стороны земля раздавалась широко и далеко. Потом Бог встал и пошел на небо, а черт по пятам за ним; услышал, что ангелы славили Бога в песнях, и захотел создать себе столько же подчиненных духом: для этого обмыл свое лицо и руки водою, брызнул ею назад от себя – и сотворив столько чертей, что ангелам недоставало уже места на небесах. Бог приказал Илье-громовнику напустить на них гром и молнию. Илья гремел и стрелял молниями, сорок дней и ночей лил дождь, и вместе с великим дождем попадались с неба и все черти; еще до сего дня многие из них блуждают по поднебесью светлыми огоньками и только теперь достигают до земли