Во многих мацури главной составляющей до сих пор остается ритуал, который с течением времени мог утратить связь со святилищем. Любой ритуал имеет свою сакральную модель. Вообще в жизни японцев очень много разного рода ритуалов, которые инкорпорировались в мацури, сделав их важным социальным фактором.
Мацури первоначально означали ритуалы, общие для всех святилищ, а затем уже появились так называемые специальные церемонии и ритуалы (токусю синдзи), которые отражали специфику того или иного святилища (дзиндзя). Во всех местных святилищах испокон века отправлялся строгий религиозный обряд, посвященный родовым (общинным) божествам удзигами, для ежегодного почитания которого устанавливался определенный день (аналог православного престольного праздника). Праздник основания святилища или мацури, связанный с божеством, почитаемым в нем, называется рэйсай. В древности он именовался «великим праздником» или носил название святилища.
Однако с VII в. по мере проникновения буддизма в Японию это понятие приобрело более широкое значение. Постепенно началось взаимопроникновение мацури и буддийских церемоний. Буддийские храмы устанавливают собственные мацури, добавляя синтоистские ритуалы в свою литургическую практику. Например, хибуцу (скрытые будды), их появление и представление во время церемоний является примером того, как синтоистские понятия появления и представления божества были усвоено ритуалом и праздниками японского буддизма. Еще отчетливее это проявилось в традиции школы сюгэндо и, соответственно, в практике ямабуси (монахи-отшельники). Например, в ямабуси кагура танцоры представляют божества гор яма-но ками или местных божеств гонгэн, которые инкорпорированы в синто-буддийский пантеон.
Трансформация мацури в секуляризированный праздник произошла в конце XVI в., когда он стал выходить за рамки святилищ и храмов на городские улицы, превратившись, по определению выдающегося этнографа Янагида Кунио, из мацури в сайрэй[64]. Сайрэй, так же как и мацури, переводится на русский язык как «празднество», «религиозная церемония». Однако японский ученый вкладывает в слово сайрэй иное содержание, трактуя его скорее как светский праздник и даже развлечение, в отличие от мацури, в котором он подчеркивает религиозный аспект.
Именно превращение мацури в сайрэй Янагида расценивает как важнейшую трансформацию в японских календарных праздниках. Он связывает ее с тем, что с развитием городской культуры в мацури стало принимать участие большее число людей, для которых он превратился просто в красочное зрелище, а ритуальная сторона отошла на второй план. Действительно, «в широком историческом аспекте распространение праздника сочеталось в прошлом с изменением характера основных занятий населения, с переходом от кочевого образа жизни к оседлому, от охоты и пастушества к земледелию, наконец, с переходом от деревенской жизни к городской»[65].
В настоящее время все большее распространение получает уже упоминавшийся термин сюкусай, которым часто переводят понятие «праздник» в его европейском варианте — festival. Оно ассоциируется с безудержным весельем, карнавалом и отнюдь не идентично понятию мацури. По сути, это определенный ритуал, который мобилизует большое число людей, соединяя в себе церемониальный и развлекательный аспекты.
В мацури же, особенно с добавлением гонорифического префикса «о», выражающего высшую степень почтительности, наиболее значим ритуал, ибо в нем всегда важное место занимает «общение» с божествами в разных формах. Это «общение» есть своего рода представление, создание сакрального пространства для божества, в котором и осуществляются «божественные забавы» (каннигиваи) [66]. По мнению японского ученого Дж. Китагава, в это время божество выражает свою волю человеку, а он в свою очередь обращается с мольбой к ками и делает это как бы по его воле. Другими словами, опять происходит единение человека и божества. Поэтому мацури можно рассматривать как общий ритуал человека и ками, который проводится по обоюдному желанию. Г. Плющов дает еще более лаконичную характеристику: «Мацури во всех своих проявлениях выражают волю обоих (ками и человека — Э.М.)»[67].
В Японии и сейчас отмечается великое множество мацури, которые отличаются друг от друга в зависимости от традиций и местных условий. Но абсолютное большинство их — регулярные, совершаемые раз или два в год по определенным дням уже упоминавшиеся рэйсай. Обычно они соответствуют весеннему празднику мольбы о хорошем урожае или осеннему благодарения за него, а также посвящены божеству (божествам) и важнейшим событиям, связанным с его историей.
Этнографы самыми древними считают праздники, связанные с культом животных. Они уходят корнями в те времена, когда складывались тотемические представления и вера в то, что магическими действиями человек может воздействовать на окружающие природные и сверхъестественные силы, которые он считал полновластными хозяевами своей судьбы. К наиболее древним принадлежат и сезонные обряды, прежде всего связанные с земледельческим трудом. Они возникли еще в глубокой древности, когда результаты труда земледельца находились в полной зависимости от погодных условий и различных случайностей. Возможно поэтому некоторые японские ученые, например Иэнага Сабуро, рассматривают сложившуюся еще в первобытном обществе систему земледельческих обрядов и празднеств как национальную религию[68].
Около III до н. э. протояпонцы постепенно переходят к производящему типу хозяйствования, начинают возделывать рис. Поэтому мацури, прежде всего связанные с сельскохозяйственным циклом, повторяют или возобновляют ежегодный процесс возделывания той или иной культуры. Большинство древних мацури имеют отношение к выращиванию риса. Они приходятся на время обработки земли, высадки рассады, сбора урожая и т. п. и идут от того времени, когда существовал обычай молиться богам или благодарить их[69]. Ритмически сменяющие друг друга циклы выращивания и сбора урожая риса породили весенние и осенние сельские праздники — ритуал моления об урожае (тосигои) и ритуал приношения богам риса нового урожая (ниинамэ). В различных деревенских мацури отражено обращение ко множеству ками, связанных с природой как источником всего сущего, т. е. видна непосредственная связь с сельским хозяйством и сельскохозяйственным календарем.
Поводом для возникновения обрядов и ритуалов служили также избавление от стихийных бедствий: наводнений, засух, тайфунов, изгнание птиц и вредных насекомых с полей, спасение людей от болезней с помощью магического предмета (сжигание или бросание в реку фигурок, изображающих человека), «общение» с предками. Таким образом, в основе календарных обычаев и обрядов японцев лежат три главных момента — земледельческие работы, поклонение обожествленным силам природы, культ предков. Однако все многообразие обрядов в основе своей нацелено на получение щедрого урожая. Что же касается «общения» с предками, то и оно направлено на умилостивление их душ, чтобы они помогли получить и сберечь урожай.
Во многих случаях сейчас уже точно не известно событие, которое легло в основу того или иного праздника. Но в любом случае происходит как бы возобновление первоначально установленного порядка, как правило, закрепленного в мифологии. Большинство мацури основано именно на восстановлении или воспроизведении какого-либо события, которое и послужило началом празднования. М. Элиаде писал: «Мы всегда современники какого-либо мифа, когда его рассказываем и когда имитируем жесты или поступки мифических персонажей»[70], т. е. совершаем ритуал мистерийного типа, элементы которого неизменно присутствуют в мацури. Это высказывание перекликается со словами японского философа-традиционалиста первой половины XVIII в. Када Адзумамаро, одного из основателей «школы национальных наук» (кокугаку): «Когда мы преуспеваем в выражении древних слов и чувств, мы переносимся в древность, даже если живем в более позднюю эпоху»[71]. Конечно, эти слова относятся, прежде всего, к литургической практике, но с полным правом можно применить и к мацури. Например, к Новому году, который «возрождает время», т. е. повторяет космогонический акт. По словам М. Элиаде, «человек лишь повторяет акт творения, а его религиозный календарь отмечает на протяжении одного года все космогонические фазы, которые имели место от основания»[72]. Вероятно, отсюда берет начало традиция совершать что-то впервые (котохадзимэ), особенно ярко проявляющаяся во время празднования Нового года: первое посещение святилища (хацумодэ), отправка на продажу первых товаров (хацуни), начало торговли (хацуури), первая покупка (хацубай), первая работа в году (сигото хадзимэ), первая уборка в доме (хакидзомэ).
Безусловно, понятие восстановления традиционного порядка имеет достаточно абстрактный характер. Главный смысл его в том, чтобы почтить память и возродить, возобновить тот порядок, который был присущ событиям далекого прошлого. В ходе праздника, совершения ритуала, будничное (профанное) время меняется на сакральное, отсчет которого начинается с момента установления первоначального порядка. Поэтому для понимания сути