— Сначала позавтракаем.
— Сперва налей.
Альфред исполнил просьбу. Сделав несколько глотков виски, Виллигут взглянул мимо Альфреда и присвистнул, не то от неожиданности, не то от восхищения. Альфред обернулся. По лестнице спускалась Аделия.
Как она успела так преобразиться? На ней было легкое приталенное шифоновое платье синего цвета в белый горошек, отлично облегающее её стройную фигуру с маленькими точеными ногами. Каштановые волосы, заплетенные в две косы, были уложены так, что создавали ощущение короны. Горделиво приподнятый нос придавал лицу торжественно-повелительное выражение. При этом на губах играла смущенная улыбка. Но главное, глаза — они светились счастьем. Осторожно спускаясь по ступенькам в туфлях на высоких каблуках, она словно снисходила к ним из царства света.
— Богиня! — прошептал Виллигут.
Альфред не удержался, поспешил к лестнице, чтобы помочь преодолеть последнюю ступеньку. Она коснулась его руки, и у Альфреда от волнения защемило сердце.
— Позвольте познакомить — Аделия Шранц, внучка известного венского архитектора.
— Виллигут, Карл Мария — кивнул, очарованный её красотой старик.
— Мой учитель, — представил его Альфред.
Аделия подошла к Виллигуту и грациозно протянула ему руку для поцелуя. Старик не преминул с жаром приложиться к ней своими влажными губами.
— Сейчас Ульрих накроет завтрак. Пойду, распоряжусь, — Альфред покинул гостиную, стараясь не смотреть на Аделию и не встречаться с ней взглядами. Её красота, уверенность в себе, одухотворенность всего облика излучали такую мощную энергетику, которой невозможно было противостоять. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы рухнул выстроенный план расставания. Но разум Альфреда упорно апеллировал к его воле. Он обязан сделать это!
— Прошу за компанию со стариком, — Виллигут кивнул на столик с бутылками.
— С удовольствием, немного мозельского.
Виллигут, с неожиданной резвостью откупорил бутылку, наполнил фужер, себе подлил виски. Встал и произнёс:
— Не знаю, откуда вы возникли, но не понимаю, почему такую красоту столько лет скрывали в дремучих лесах.
«Альфред проболтался!» — испугалась Аделия, однако не подала вида, что застигнута этим замечанием врасплох.
— Мы с мужем приехали в Берлин несколько дней назад.
— Никакой он вам не муж, — скривил физиономию Виллигут, да так, что груша носа полностью перекрыла стриженые усики.
Аделия посмотрела на него с недоумением.
— А чего о нём говорить? В вашей жизни он — ноль… — небрежно пояснил Виллигут, протягивая бокал — выпьем за ваше появление. Оно предвещает многое…
Аделия предпочла промолчать. Ей действительно захотелось выпить. Виллигут одобрительно наблюдал за тем, как она быстро осушила пузатый бокал синего стекла. После чего, причмокнув, выпил сам.
Аделия присела на табурет, обтянутый кожей.
— Вы очень проницательны, — польстила она старику.
— Я — Виллигут. Люди для меня не представляют загадку. Вот в вас чувствую большое мистическое начало. Вы способны подавлять волю мужчин. И не только красотой. У вас хорошая основа. Предки передали вам магическую силу всего рода.
— Надо же! Никак не ощущаю этого.
— Достаточно того, что я ощущаю. Муж никакого отношения к вам не имеет. Скорее всего, выполняет какую-то служебную функцию. А за Альфреда становится страшно… — старик прищурил один глаз, а вторым старался рассмотреть в облике Аделии нечто невидимое.
— Вы меня пугаете, я не очень понимаю… — начала было она.
— Понимаю я. Вы любите Альфреда. Любите давно. Существует какая-то тайна. Ваши чувства страшны для обоих. Он обязан служить Германии, а не вам.
— Читаете мысли?
— Мысли? Нет. Чепуха! Какие мысли? Суть человека выражается набором простых действий. Вы вошли, он ушел, уж я-то знаю, как тяжко вам будет расставаться.
— Действительно, сложная ситуация, — призналась Аделия. В другое время прозрения старика не на шутку испугали бы её, но не сейчас, когда она решила бороться за свою любовь до конца. Всё остальное не могло взволновать её душу.
Виллигут наполнил вином бокал. Закурил любимый «Житан».
— Можно и мне? — спросила Аделия.
— Осторожно, крепкие.
— Всё равно.
Аделия закурила. Ничего тяжелого не почувствовала, особенно после лагерной махорки. В Германии она курила «Спорт».
— По-вашему, я не вправе любить Альфреда?
— Любовь мужчину расслабляет и отвлекает. Ваша красота должна служить нации. Рожайте от него детей. Возьмите дом в свои руки. Украсьте собой общество его друзей.
— Думаете, у меня получится?
— Мне поздно думать.
— Значит, видите меня здесь?
Виллигут снова сощурил левый глаз. Правым оглядел гостиную, словно ища в её атмосфере какие-то подтверждения.
— Вижу!
Аделия не сдержалась. Встала, подошла к старику. Поцеловала его в щеку.
— Спасибо. За это стоит выпить.
Второй бокал Аделия выпила столь же легко, как и первый.
— Вы не умеете пить, но это вас не портит, — заметил Виллигут. Сам он пил мелкими глотками, закусывая затяжкой сигареты.
— Мне надо многому научиться — согласилась Аделия.
— Прежде всего, избавиться от мужа. Чем скорее, тем лучше.
— Как?
— Глупый вопрос. Его роль в вашей судьбе закончена. Так не всё ли равно как? Можете отравить. Можете сдать в гестапо.
— При чём тут гестапо?
— Я ему не верю. А если не верю я, значит, не поверят и там.
— А мне верите?
— Верить женщине? Не в моих правилах. Женщина представляет собой стечение обстоятельств.
— А мужчина?
— Волю. Если он мужчина.
— Все-таки гестапо вряд ли заинтересуется Францем, — Аделия окончательно уверовала в то, что Альфред рассказал о своих подозрениях старику.
В гостиную вошел Альфред, одетый в военную форму. Весь он был напряженно-подтянутым.
— Прошу прощения, меня срочно вызывают на службу. Ульрих после завтрака отвезет вас в отель, — произнес он глухо, не глядя в сторону Аделии.
— А я? — расстроился старик.
— Вы, старина, отдыхайте в своей комнате. Дом к вашим услугам.
— Спасибо за гостеприимство, — выдавила из себя обескураженная Аделия.
— Не стоит. Мне было приятно провести время с вашей четой.
После этих слов Альфред кивнул на прощание, надел фуражку и вышел из залы. Аделия, едва сдерживая слёзы, рванулась вверх по лестнице в свою комнату.
Войдя в неё, рухнула на кровать и зашлась в рыданиях. Тут же вслед за ней вошел Франц.
— Я всё слышал. Это провал.
Аделия не отреагировала.
— Собирайся!
— Куда?
— Он первым делом отправится в гестапо. В гостиницу возвращаться нельзя. Там точно арестуют.
— У меня там вещи остались…
Франц презрительно хмыкнул. Нашла о чём сожалеть.
— Вставай, каждая минута дорога.
В подтверждение слов схватил её чемодан и стал бросать в него разложенные на кресле платья. Аделия вытерла слёзы, встала, почувствовала, что не способна ни к каким самостоятельным действиям. Мысль о потере Альфреда парализовала её. Зачем куда-то ехать, чего-то бояться, от кого-то прятаться, если её любовь оказалась не нужна. Более того, воспринята, как коварная попытка сыграть на его чувствах, чтобы втянуть в чужую безжалостную игру.
— Остолбенела, что ли? — прикрикнул на неё Франц.
Аделия не ответила. Слишком больших усилий стоило ей обрести уверенность в борьбе за свою любовь. И всё рассыпалось прахом. Осталось плыть по течению. Хоть в петлю, хоть к стенке.
Франц закрыл чемодан, подхватил его, второй рукой подтолкнул Аделию к выходу.
— Пошли, пошли…
Она повиновалась. Внизу в гостиной никого, кроме Ульриха, не было. На его лице сияла всё та же радушная улыбка.
— Хозяин приказал отвезти вас в отель.
— Да-да, спасибо за заботу, — отозвался Франц.
Ульрих взял из его рук чемодан, и все трое вышли из дома.
До самого Берлина Аделия не проронила ни слова. Франц был тоже не разговорчив. Лишь Ульрих трещал не переставая, рассказывал о скакунах, которых они до войны выставляли на скачки.
На берлинских улицах Франц стал высматривать свободное такси.
— Останови здесь.
— Зачем?
— Дальше мы поедем на такси, — и ничего не объясняя, вылез из автомобиля.
Аделия молча последовала за ним. Пыхтя от удивления, Ульрих достал чемодан из багажника и потащил его к стоявшему такси.
— А что сказать хозяину?
— Что у нас изменились планы. А в остальном очень ему благодарны.
Франц буквально втолкнул Аделию в салон такси. Подождал, пока таксист уложит чемодан и на вопрос:
— Куда едем?
Громко, чтобы слышал Ульрих, объявил:
— В Груневальд!
— Так я бы вас отвёз, — спохватился тот.
— Спасибо, дорогой Ульрих, вы и так оказали нам большую услугу, — и потрепал его по плечу.
Уже в машине Франц объяснил водителю, что сначала нужно заехать в отель «Эден» на Будапестерштрассе.
— Как скажете, — пожал плечами таксист.
— Зачем туда? — шепнула Аделия.
— Подальше от глаз Ульриха.
Франц несколько раз оборачивался, чтобы убедиться, что бежевый опель «Олимпия» не сел им на хвост.
Таксист остановился возле входа в «Эден». Франц предупредил водителя:
— Подождите, я устрою даму, и поедем дальше.
Когда вылезли из машины, Аделия спросила:
— Что я буду здесь делать?
— Сидеть в номере и не высовывать нос. На этаже есть буфет, с голода не умрешь. Вот, возьми пятьсот марок, тебе хватит.
Аделия спрятала деньги в сумочку. Известие о том, что Франц оставляет её одну, не только не испугало, но даже обрадовало.
— Долго мне здесь скрываться?
— Пока не объявлюсь.
— А ты куда?
— Есть места, — уклончиво ответил Франц.
Швейцар открыл перед ними массивную дверь отеля.
Глава одиннадцатая
Единственное окно комнаты выходило во двор-колодец. Всего в нескольких метрах напротив настежь было открыто окно чужого номера. Несмотря на солнечный день, здесь царил полумрак. Аделия сидела в кресле, курила и безучастно смотрела на чемодан, раскрытый у её ног. Нужно было развесить в шкаф платья. Но на это не было ни сил, ни желания. Да и какая разница, если за ней скоро придут? Кто конкретно, она не знала. Либо Альфред заявит в гестапо, либо сбежавший Франц доложит в Центр, что агент Литораль провалилась и её нужно уничтожить. Впрочем, о себе думать не хотелось. Внезапное решение Альфреда отправить её назад в Берлин явилось для Аделии полной катастрофой. Хотя на что она могла рассчитывать после своего признания? Но сейчас её заботило совсем другое. Она мучительно переживала разочарование, постигшее их обоих в постели. Секс, который был естественным выражением обоюдной любви, превратился в настоящее препятствие всплеску их чувств. В глубине души Аделия была уверена, что именно это, а не её признание вынудило Альфреда расстаться с ней. Она испытывала к нему безумную жалость. И нежность. Как же она не успела объяснить ему, что это не главное? Без секса она научилась жить. А вот любовь ни на секунду не выпускала из своего сердца. Даже Лиде Померанец полновластно завладевшей её телом, не удалось вытравить это чувство. А уж как она старалась! Ревновала, словно Альфред был где-то рядом. Не могла смириться с тем, что Аделия отказывалась полностью принадлежать ей. Между ними происходила изматывающая внутренняя борьба. Лида давила на психику методично, безжалостно, безапелляционно. Аделия сопротивлялась молча. Выяснилось, что она стала достойной ученицей своей подруги. За внешней хрупкой оболочкой фо