— О… — молча, воскликнули округлившиеся глаза дамы.
— Да-да, сейчас освободим, — заверил Альфред, прикрывая спиной Аделию.
Они вышли из примерочной на суд восторженно-презрительных взглядов покупательниц.
— И ничего не купите? — кокетливо спросила молоденькая продавщица.
— Вот это платье, — ткнул пальцем Альфред в первый попавшийся манекен.
— Все платья по карточкам.
— Тогда отложите до завтра.
— Его и так никто не покупает, — призналась продавщица.
Аделия старалась ни на кого не смотреть. Не потому, что ей было стыдно, а потому что ни с кем не хотела делиться счастьем, расцветшим в её душе.
В холле гостиницы «Эден» Франц заметил несколько высокопоставленных чинов СС. Возле них крутились штатские с каменными лицами, наверняка сотрудники гестапо.
«Её арестовали…» — подумал он. И не решился подойти к портье. Взял на раскладке «Дас Рейх», опустился в кресло. Перелистывая еженедельник, стал прислушиваться. Эсэсовцы говорили почти шепотом и были крайне расстроены. Из обрывков фраз Франц понял, что ночью произошло нечто — не то убийство, не то случайная смерть. В этой истории замешана женщина. Сейчас она арестована и дает показания.
«Быстро они её взяли», — отметил про себя Франц.
Один из эсэсовцев предложил гестаповцам еще раз подняться на четвертый этаж и осмотреть номер. Именно на этом этаже жила Аделия. Но кого она могла убить? Ответ был очевиден — Альфреда! Очень романтично, совершенно в духе Шиллера.
Франц ясно представил, как в номере появился Альфред. Аделия бросилась к нему на шею, а он резко оттолкнул её, после чего ледяным тоном стал высказывать свои подозрения, требовал, чтобы она во всём призналась. Сначала Аделия пыталась свести всё к любви, но это уже не подействовало. После чего у неё случилась истерика. Альфред сменил гнев на милость. Уложил её в постель. Приласкал. Потом они долго предавались страсти. А ночью она призналась во всём. Альфред заявил, что, несмотря на чувства, должен заявить в гестапо. Аделия испугалась… И убила его. Как? Женщине это сделать не сложно, ведь мужчина не ожидает ничего такого от неё. Тем более Аделии.
Франц вспомнил, какой страшной силой обладает её взгляд. К тому же из уст эсэсовца вырвалось предположение — «Возможно инфаркт». Точно! Она заставила его сердце остановиться! Чепуха? Почему?
Франц подошел к портье.
— Слышал, у вас ночью кто-то умер от инфаркта?
— Да, — устало кивнул тот, — уважаемый человек, штандартенфюрер. Вас интересует?
— Нет-нет, — отмежевался Франц. Постучал ладонью по левой груди, — у самого сердце пошаливает. Боюсь, вот так вот, ночью…
— Лечитесь, — посоветовал портье и углубился в изучение списка постояльцев.
«Значит, она вызвала у него инфаркт», — заключил Франц и удивился тому, что это умозаключение не вызывает у него никаких сомнений. В таком случае, не всё потеряно. Единственный свидетель уничтожен. В гестапо Аделией вряд ли будут заниматься серьезно. А что потом? Операция провалена. Аделия больше не нужна. К Францу ни у кого никаких вопросов быть не может.
С этими мыслями он вышел из отеля. Франц не был мистиком, не верил в потусторонние силы, в существование Бога, впрочем, тоже. Был убежденным материалистом. К женщинам, как и к мужчинам, относился потребительски. Ценил в них покорность и ненавязчивость. Где-то в Сибири в эвакуации его ждала жена с десятилетним сыном Петькой. Но их существование было скорее вызвано требованиями анкеты. Никаких душевных мук от разлуки с ними он не испытывал. Раз положено, значит, должен быть коммунистом, мужем, отцом. Никаких привязанностей ни в личной жизни, ни на службе, ни в разведке у него нет. Франц понял главный принцип существования — выживает только тот, кто работает исключительно на себя. Исходя из этого, сейчас следовало думать не об Аделии, не о приказах из Центра, а о собственном будущем.
Судя по сводкам с фронтов, не сегодня завтра немцы возьмут Сталинград. Отрежут Москву от нефти и к зиме закончат войну. Дальше начнётся полный хаос. Завоевать Россию можно, удержать не получится. Даже Орде не удалось. А пресловутый германский порядок разобьется об отсутствие дорог, коммуникаций, о полное пренебрежение к любым законам. Придётся создавать марионеточное правительство. Белогвардейская эмиграция для этого не годится, она слишком патриотична. Будут набирать из тех, кто сейчас сидит в лагерях Гулага. Начнётся новая, уже внутренняя вражда. Каждый князек, как раньше бегали в Орду, будет обивать пороги ведомств в Берлине с кляузами на своих врагов. При такой ситуации страна превратится в лоскутное, сшитое немецкими нитками, одеяло. Служить немцам Франц не собирался ни в каком качестве. Он ненавидел фашизм, поскольку тот, как и коммунизм, апеллировал к массам. А Франц был по натуре законченный индивидуалист. Об этом догадывались на Лубянке и держали его в качестве тельца, обреченного на заклание.
Аделия была последней спасительной картой в этой игре… Чем дальше Франц удалялся от гостиницы, тем отчётливее понимал поспешность своих подозрений. Никого Алелия не убивала. Альфред в самый ответственный момент перенапрягся и умер, с мужчинами такое бывает. Тем более, он списан по ранению в голову… Значит, её отпустят. Самым правильным сейчас будет позвонить в отель и справиться о фрау Шранц.
Франц остановился возле ресторана «Хорхер». Пожалуй, это самое удобное место, откуда можно сделать звонок. К тому же он почувствовал острую необходимость выпить пару рюмок шнапса.
Привычка осматривать зал, прежде чем в него войти, не подвела Франца. Возле эстрады, стильно украшенной цветами, за маленьким столиком сидели Аделия и Альфред. Оба были настолько увлечены друг другом, что не могли заметить в широко раскрытых дверях вытянувшуюся физиономию Франца.
Глава четырнадцатая
В этот ресторан они забрели точно так же случайно, как и Франц. После свершившегося в примерочной Аделия пришла в себя только тогда, когда увидела знакомую машину и улыбающегося в пышные усы Ульриха.
— Мы куда? — спросила она Альфреда.
— Ко мне.
— Погоди, а вещи? А Франц?
— Он уехал?
— Уехал.
— Так в чём дело?
О том, что Франц уехал, Альфреду сообщил Ульрих, в свою очередь, выведав эту информацию у таксиста.
Аделия испуганно взглянула на Альфреда. Не хватало еще, чтобы он начал ревновать.
— Мне всё равно. Надеюсь, он вообще больше не появится.
— Отлично! Заедем за вещами — и ко мне.
Аделия вспомнила о смерти эсэсовца в номере напротив. От этого ей стало снова не по себе.
— Давай сначала где-нибудь перекусим.
— Поехали, — согласился Альфред.
Нужно отметить, что в июле 1942 года приличных ресторанов в Берлине почти не осталось. В большинстве ввели карточки и рыбные дни. Меню было очень скудным, состояло в основном из красной капусты в мясном соусе, трески и картофельных котлет. Поэтому заехали в «Хорхер», где знать не хотели ни о каких карточках и держали довоенную марку.
— Как ты меня нашел? — спросила Аделия после того, как официант наполнил их бокалы рейнским вином и отправился выполнять заказ.
— Ты же меня смогла найти, — с улыбкой напомнил Альфред.
— Странно… я настолько растерялась, когда ты отправил нас в Берлин, что подумала — решил избавиться навсегда.
Альфред поднял бокал с вином.
— Поверила?
— Потеряла последнюю ниточку, связывавшую с жизнью… — грустно и искренне ответила Аделия. Глаза её наполнились слезами.
— Не надо. Я рядом. Выпьем за нас!
Они выпили, глядя в глаза друг другу.
В этот-то момент и возник в дверях Франц. Мгновенно оценил ситуацию и сделал шаг за портьеру. Что произошло? Альфред жив? Тогда кто умер? И кого забрали в гестапо?
Франц резко направился к кабинке с телефоном. Набрал номер отеля «Эден».
— Мне нужно связаться с фрау Шранц. Аделия Шранц.
— Одну минутку. Извините, её в номере нет.
— Что-нибудь случилось?
— Почему?
— А когда она ушла?
— Извините…
— Я её муж!
— А… ушла утром. Ключи сдала.
— Говорят, у вас в отеле кто-то умер?
Вопрос прозвучал навязчиво. Портье, очевидно, уставший комментировать это происшествие, ответил с язвительной интонацией:
— Ваша супруга никакого отношения к этому не имеет.
— Простите, — извинился Франц и положил трубку. «Я — полный идиот! — подумал он. — Как можно было так легко поверить в свой вымысел? А ведь это Аделия довела его! Ну! И что теперь делать? Нарушить их идиллию? Ни в коем случае. Нужно набраться терпения и дождаться, чем закончится это рандеву».
Франц поспешил к выходу и чуть не споткнулся о вытянутые ноги Ульриха. К счастью, толстяк мирно посапывал в кресле просторного холла.
— Как много нам нужно понять, — вздохнула Аделия, чувствуя, какая огромная стена возведена между ними. Можно лишь на мгновение взлететь над нею, но разрушить её невозможно.
— Ты о чём? — Альфред не собирался мучить её вопросами и принуждать к откровению.
— Сам знаешь. Прежде чем поехать к тебе, хочу прояснить ситуацию. Потому что, если ты еще раз выбросишь меня, как котёнка, я просто не выдержу…
— Перестань! Всю ночь думал о нас. И понял! Мой долг спасти тебя. Раз ты добралась до меня, я ответственен за каждый твой волосок, за каждый шаг и каждое движение.
— Спасибо, — слабо улыбнулась Аделия. На этот раз она действительно ощутила, что находится под его защитой. Потому что там, в примерочной, он снова стал тем самым мужчиной, которого она любила, и не могла выбросить из головы. О таком она столько лет грезила, обливаясь слезами.
— Можешь ни о чем не рассказывать, — продолжал Альфред. — Я окружу тебя любовью и заботой. Будешь наслаждаться покоем в моем доме. До окончания войны внешний мир перестанет для тебя существовать.
— Как ты объяснишь мое появление?
— Скажу, что украл тебя у мужа.
— Это не так просто… — Аделия понимала, что её в покое не оставят.
— Он же уехал. Оставил тебя одну. Если правда, что он советский шпион, значит, не рискнёт возвращаться. Тем более искать тебя у меня.