— Я не смогу, — честно призналась Аделия. — Идет война, гибнут тысячи людей. Ваши солдаты распинают мою страну. Разве можно? Любовь к тебе — моё личное дело, но я ненавижу всё, что вокруг тебя.
Альфред был явно озадачен. В его черно-белом восприятии мира чувство долга превалировало надо всем остальным. Он мог простить Аделии её согласие шпионить за ним, но терпеть идеологического врага в своей постели не собирался.
— Так, давай поговорим, — запахнул полы халата и сел в кресло. — Через два, максимум три месяца война закончится. Россия станет колонией. С коммунизмом будет покончено. На всей территории восстановится новый порядок. Мы с тобой даже сможем съездить в Москву и постараться найти твоих родителей. Поэтому рассуждать о том, что лучше — национал-социализм или коммунизм — бессмысленно. Просто выбрось из головы. Той прошлой жизни ни у тебя, ни у вашей страны больше не будет.
— Почему считаешь, что война так быстро закончится? — с недоверием спросила Аделия.
— Потому что знаю, о чем говорю. Лично я для этого приложил все свои силы. Но это тебя не касается. Мои дела — табу. Мы встретились благодаря нашей любви, и ни о чем больше тебе думать не следует.
— Ты можешь хотя бы избавить меня от общения с этим сбродом.
Нельзя сказать, что самому Альфреду Лей, Бальдур, князь Орланский были симпатичны. Он знал, что они приспособленцы и тупые исполнители, погрязшие во всех пороках. Но ведь у власти других не бывает. Обсуждать их с Аделией он не собирался.
— Пойми, у Германии есть один великий человек — фюрер. Вера в него позволяет не реагировать на всякую ерунду. Поэтому не думай о них и держи язык за зубами. Дружбу с Ингой и Хенни придется поддерживать. Они от тебя не отстанут. Но пока идет война, так будет лучше. Не хочу, чтобы кто-то усомнился в твоем происхождении. Гестапо набило руку на выявлении шпионов. Когда человек на виду, вокруг рождаются сплетни. А когда он прячется ото всех, возникают подозрения.
Альфред встал с кресла, подсел на край кровати, взял Аделию за руку.
— И вот еще что. Надеюсь, ты не будешь применять свои ненормальные способности ко мне?
— Нет у меня никаких способностей. Сама толком не знаю, что могу и что из этого получится. Вчера бокалы взорвались от охватившей меня ненависти. Я и не собиралась их разбивать.
— Получилось эффектно. Я не боюсь твоих психоделических наклонностей. Моя воля в порядке…
Аделия прижалась к нему.
— Ни за что, любимый. Я действительно ничего не хочу вспоминать, буду жить только ради нашей любви. Большего мне не надо.
Их разговор прервал телефонный звонок. На проводе был Франц.
— Сегодня вечером, — сказал он.
— Где?
— На схеме место указано до сантиметра. Можете съездить и предварительно осмотреться.
— А вы?
— Я и так готов. Пусть Аделия возвращается в «Эден». Движение начнём в восемь вечера. Возьмите с собой свидетелей.
— Хорошо.
Франц, не прощаясь, повесил трубку.
Альфред посмотрел на Аделию. Представил её в разбитой машине и испугался.
— Вдруг что-то пойдет не так?
— Успокойся, я бы почувствовала.
— Почему должен верить?
— Будет очень глупо умереть в самом начале нашей любви.
Глава двадцать восьмая
Позвонил портье и сообщил, что к Францу пришел посетитель.
— Проводите его, — сказал он и на всякий случай достал из чемодана пистолет. Положил его на стол под газету.
В номер вошел тот самый оценщик.
— Гюнтер Краузе, — напомнил он о себе.
— Помню, помню, — Франц встал навстречу гостю, — что привело вас ко мне? Как нашли?
— Позвонил в вашу контору, там назвали адрес этой гостиницы.
— Прекрасно, чем могу служить? — Франц старался не замечать болезненной бледности лица оценщика, от которой даже его нос казался загорелым.
Герр Краузе достал из портфеля коробку и положил на стол.
— Вы меня обманули. Здесь не драгоценности, а дешевая бижутерия. Если вы не вернёте мне деньги, я иду в полицию.
— Погодите, кто вас обманул? Вдова Кенцель принесла нажитое годами!
— Не знаю, как у вас получилось, но вы отъявленный мошенник!
— Погодите, давайте разберемся. Присаживайтесь.
— Верните деньги. Иначе я иду в полиции.
— Успеете вы в полицию. Тут недалеко. Но поверьте, — я сам в недоумении. Вы же специалист?!
Оценщик печально сел за стол.
— На меня что-то нашло. Думаю, это гипноз. Вы меня загипнотизировали.
— Помилуйте! — воскликнул Франц. — Какой из меня гипнотизёр. Меня даже дети не слушают. Тут какая-то ошибка.
— Значит, она…
— Вдова Кенцель уважаемая женщина. В её коробке не могло быть подобного хлама.
При этом Франц демонстративно достал несколько цепочек, колье, покрутил в руках.
— Понятия не имею. Как по мне, так настоящие.
— Вы деньги будете возвращать?
— Откуда? Они у вдовы, вдова уже в Цюрихе…
— Что ж, тогда я в полицию, — оценщик встал и спрятал коробку в портфель.
— Почему в полицию? Идите сразу в гестапо.
Оценщик испуганно посмотрел на Франца.
— Чего время терять. У вас ведь есть договор с фрау Кенцель?
— Есть.
— То есть вы официально взяли под залог драгоценности у еврейки? Очень мило… Вот там обрадуются. Думаю, назад вас уже не выпустят.
Только сейчас до оценщика дошло, что это конец. Он как-то весь обмяк и повалился на стул. Франц заботливо налил из графина воду, поднес ему стакан:
— Выпейте.
Герр Краузе сделал безвольный глоток. Уставился на него взглядом, полным ужаса:
— Вы меня погубили…
— Это вы хотите себя погубить. Не вешайте носа, старина!
— Если я вернусь в ломбард без денег, меня арестуют.
— А если в полицию, тем более. У вас ведь есть жена. Дети?
— Двое…
— Так не годится. Нужно вам помочь.
Из глаз оценщика текли слёзы. Он мысленно прощался с семьёй, с жизнью. Впереди маячила перспектива концлагеря. Но возле него крутился энергичный и неунывающий Франц.
— Значит, так! Вам надо немедленно исчезнуть. Возьмёте мои документы, переоденетесь, вот в этот костюм. Он немного на вас большой, но подумают, что похудели. Для солидности. Вот мой портсигар с монограммой…
Оценщик плохо понимал, чего от него хочет этот человек. Тогда Франц достал чемоданчик, открыл его и продемонстрировал содержимое. Это были швейцарские франки. Герр Краузе слегка пришел в себя.
— Поскольку вы — пострадавшая сторона, возьмете эти деньги, и я переправлю вас в Швейцарию по нелегальному коридору, по которому я вывез фрау Кенцель. Ясно?
— Вы кто? — выдавил из себя оценщик.
— Какая разница! В настоящее время ваш друг. Скоро вернётся моя жена, и мы поедем. А пока пошли, спустимся в ресторан и пообедаем.
Альфред поручил Ульриху отвезти Аделию в гостиницу и тут же по телефону пригласил к себе Бенко и Гофмана. Те мгновенно откликнулись, поскольку хотели обсудить вчерашний вечер.
Генрих появился с фотографиями, на которых умудрился запечатлеть, как лопнули бокалы в руках.
— Шедевр! — повторял он.
Бенко, приложившись к бутылке, спросил:
— Как же ты собираешься жить с такой ведьмой?
— Со мной она фокусы не проделывает.
— Какая в ней сила! Ничего подобного не видел. Каждый раз удивляет, — не успокаивался Бенко.
— Молодец, Альфред, — поддержал Гофман, — если уж жениться, так на такой женщине. А муж у неё просто идиот. Так нахамить моему зятю. Я, разумеется, попросил его забыть о происшествии, но лучше этому Францу о себе не напоминать.
— Пусть его отправят на Восточный фронт, — предложил Бенко.
— Друзья, забудем о нём, — примирительно отозвался Альфред, — сегодня я должен забрать у него Аделию навсегда.
Гофман и Бенко переглянулись.
— Рискованный ты парень, — заметил Бенко. — К чему такая спешка?
— Не видишь, он влюблён, — оценил Гофман.
Альфред скромно улыбнулся. Стрелка каминных часов показывала начало восьмого.
— Предлагаю прокатиться в одно очень заманчивое место.
— Будут дамы?
— Да! Устроим мальчишник, — соврал Альфред, зная, чем возбудить приятелей.
— Не трезвыми же туда ехать? — Бенко склонился над сервировочным столом, на котором стояли бутылки.
К концу обеда оценщик совершенно потерял ощущение реальности. Он то плакал, то взывал к совести Франца, то благодарил за поддержку. Просил разрешить взять с собой жену Эрну. Франц обещал при первой возможности переправить её и детей.
— Денег вам хватит, заживете отлично, — убеждал он.
— Что ж вы со мной наделали, — качал головой оценщик и пил шнапс.
В половине восьмого в ресторане появилась Аделия.
— А вот и моя жена. Всё, нам пора! — Франц встал из-за стола. — Знакомься, милая. Это герр Краузе. Он едет с нами.
Оценщик поклонился ей, при этом не признав в Аделии ту самую вдову.
— Что ты надумал? — спросила она.
— Не твое дело. Идем к машине.
Он подхватил оценщика и потащил его к выходу.
Альфред набрал скорость. Сейчас будет поворот, указанный на схеме. Навстречу должен выскочить автомобиль Франца.
— Куда так гонишь? — спросил Гофман.
— К девчонкам! К девчонкам! — радостно крикнул Бенко.
Приятели сидели сзади и не видели, как капельки пота покрыли лоб Альфреда. Он был испытанным летчиком, никаких столкновений в небе не боялся, но сейчас нужно было проявить чудеса вождения.
Вот из-за поворота появилась машина Франца. Пересекла сплошную и устремилась на Альфреда. Франц направил автомобиль левым боком на заднее колесо машины Альфреда. Удар пришелся в районе багажника. Машину развернуло. Гофман и Бенко ударились головами. Альфред с трудом удержал руль и дал по тормозам. Машина пошла юзом и съехала на обочину.
А Франц крикнул Аделии:
— Выпрыгивай!
Она вывалилась прямо на асфальт, после чего автомобиль вынесло с дороги и ударило правым боком о дерево. Ветка, попав в открытое окошко, пригвоздила оценщика к сиденью.
Франц с трудом перетащил его на место водителя, коротнул проводку, дождался, пока машина загорится, схватил чемоданчик с деньгами и, пользуясь дымовой завесой, исчез в кустах.